От чего отказался Есенин-10
ОТ ЧЕГО ОТКАЗАЛСЯ ЕСЕНИН
(Продолжение)
4.
Мы уже говорили, что с годами Сергея Есенина всё больше тянуло к творческому опыту Пушкина, к поэтической манере русского гения, к его чистоте, ясности, высокой духовности, глубине мысли и переживаний, к той свободе и простоте, которые ничего общего не имеют с анархией, отрицанием гармонии и подчинены только совести. Вот несколько документальных подтверждений этого литературно-нравственного ПЕРЕХОДА из одного качества в другое. По словам самого поэта — ПРОРЫВА(!).
«БЫТ И ИСКУССТВО
Собратьям моим (по имажинизму. – Б.Е.) , кажется, что искусство существует только как искусство. Вне всяких влияний жизни и её уклада.
Собратья мои увлеклись зрительной фигуральностью словесной фразы, им кажется, что слова и образ уже всё.
…такой подход к искусству слишком несерьёзный, так можно говорить об искусстве поверхностных впечатлений, об искусстве декоративном, но отнюдь не о том настоящем, строгом искусстве, которое есть значное служение выявления внутренних потребностей разума.
Понимая искусство во всём его размахе, я хочу указать моим собратьям на то, насколько искусство неотделимо от быта и насколько они заблуждаются, увязая нарочито в утверждениях его независимости.
Слова – это образы всей предметности и всех явлений вокруг человека… Нет слова беспредметного и бестелесного, и оно так же неотъемлемо от быта, как и всё многорукое и многоглазое хозяйство искусства.
У собратьев моих нет чувства родины (высокой русской нравственности. — Б.Е.) во всём широком смысле этого слова, поэтому у них так и несогласовано всё. Поэтому они так и любят тот диссонанс, который впитали в себя с удушливыми парами шутовского кривляния ради самого кривляния.
Но жизнь требует только то, что ей нужно, и так как искусство только её оружие, то всякая ненужность отрицается так же, как и несогласованность.
1921 г.»
Куда как прямо и ясно сказано о неестественности и гибельной вредности культового обожествления поэтической образности и вырывания её из живого организма всех литературных средств! И всё же приведём (для особо упёртых последователей искусства для искусства) ещё несколько есенинских откровений.
«ИЗ АВТОБИОГРАФИЙ
… поэт не может держаться определённой какой-нибудь школы. Это его связывает по рукам и ногам. Только свободный художник может принести свободное слово.
Прежде всего я люблю выявление органического. Искусство для меня не затейливость узоров, а самое необходимое слово того языка, которым я хочу себя выразить.
(1924 г., 20 июня)
В 1919 году я с рядом товарищей опубликовал манифест имажизма. Имажинизм был формальной школой, которую мы хотели утвердить. Но эта школа не имела под собой почвы и умерла сама собой, оставив правду за органическим образом. (К сожалению, на общую беду, не умерла, а пустила обильные уродливые ростки и ветви, откликнувшись на потребности нашего несуразного, безбожного, постмодернистского, толерантного, то бишь всё пожирающего время. — Б.Е.)
В смысле формального развития теперь меня тянет всё больше к Пушкину».
И вот — за год до ухода в вечность:
«Из письма Галине БЕНИСЛАВСКОЙ
(Батум, 20 декабря 1924 г.)
Я не разделяю ничьей литературной политики. Она у меня своя собственная — я сам.
Только одно во мне сейчас живёт. Я чувствую себя просветлённым, не надо мне этой глупой шумливой славы, не надо построчного успеха. Я понял, что такое поэзия.
Не говорите мне необдуманных слов, что я перестал отделывать стихи. Вовсе нет. Наоборот, я сейчас к форме стал ещё более требователен. Только я пришёл к простоте и спокойно говорю: «К чему? Скажите; уж и так мы голы. Отныне в рифмы буду брать глаголы» (Ошибка в цитате устранена. — Б.Е.) Путь мой, конечно, сейчас очень извилист. Но это прорыв…
(Октябрь 1925 г.)»
Итак, к концу 1924 года Сергей Есенин уже прочно стоял на пушкинских позициях. Как свидетельствует поэт, это был прорыв, то есть решительный, осознанный уход от прежних убеждений, от сложившихся тогда представлений о поэзии. Попробуем понять, почему тянуло его к нашему лучшему гению, что это такое — пушкинская поэтическая школа письма, из каких составляющих она складывается и случайным или закономерным был есенинский прорыв, то есть отказ от назойливой, избыточной, излишней образности.
(Продолжение следует)
