Солнце умирало. Близился конец года, что не предвещало Маркусу ничего хорошего. Он уже был наслышан об обычае дикарей-галлов умерщвлять пленников, принося их в жертву своим непонятным духам. Маркус слышал, как за стенами хижины ревёт скот и громко разговаривают эти люди, чьих имён и языка он так и не сумел выучить. Скрученные ремнём из сыромятной кожи руки уже потеряли чувствительность. Голова раскалывалась от боли. Правый глаз заплыл и почти ничего не видел. А ведь с самого начала битвы ничто, казалось, не предвещало такого исхода...

 

Для Маркуса служба в землях галлов была единственной возможностью избежать бесчестия. Его, проигравшего в кости казённое имущество, ожидала неминуемая гибель от рук ликтора или своих же товарищей, но во время децимации жребий выпал на другого солдата из десятка. Его же после наказания отправили сюда на пополнение. Служба была не в тягость, изредка приходилось отражать набеги здешних дикарей, но сложенные из камня стены гарнизона служили хорошим укрытием для солдат Рима, тогда как не носившие доспехов и плохо вооружённые дикари оказывались прекрасной мишенью для лучников. И так было до недавних пор.

 

Весной что-то изменилось и в повадках этих людей, и в их тактике. Да и вооружаться они стали иначе. Неизвестно откуда появились у них стальные мечи, обитые медью щиты, а некоторые даже обнаглели до того, что шли в бой в панцирях и шлемах, снятых с убитых римлян. Они перебрасывали через стены крепости огненные снаряды и разрубленные на части тела легионеров. Крепость стояла. Но дух её защитников уже был ослаблен. Один солдат сошёл с ума, трое пытались убить себя, а двое даже затеяли бунт против центуриона, которому была вверена крепость. Мятежников казнили, но боевой дух в остальных это не смогло поднять.

 

Видимо, это и стало одной из причин поражения в последней битве. Когда лучники сделали три залпа по передним рядам нападавших, ворота крепости открылись и солдаты, вооружённые одними мечами, выдвинулись на поле боя, чтобы добить уцелевших. И вот тут противник применил ход, которого никто не мог ожидать. Оглушительно взревели карниксы, и из рощи, росшей неподалёку, вылетела конница, пронзая солдат короткими пиками, сбивая их с ног и топча подковами упавших. Видимо, Маркуса намеренно ударили так, чтобы не убить, а лишь лишить сознания. Так он и оказался в этом селении три дня назад.

 

Солнце умирало. Вот-вот должна была наступить главная ночь Самайна. Конец года. Ночь, когда духи выходят к живым и празднуют вместе с ними. Об этом Маркусу рассказывал толмач из римлян, который допрашивал пойманных живыми галлов перед казнью. Он изучал и записывал обычаи и верования дикарей. Всё же остальное из рассказанного им было для Маркуса полной ерундой, запоминать которую было ему не под силу. И вот теперь ему предстояло умереть от рук презренных галлов.

 

Заскрипела дверь, сплетённая из ивовых прутьев, и в хижину вошёл человек в чёрных одеждах. Волосы его были длинны и спутаны, на морщинистом тонкогубом лице, обезображенном шрамами, выделялись одни глаза. Они словно горели изнутри голубым огнём. На поясе его висел кинжал, запястья украшали тяжёлые золотые браслеты. Маркус понял, что перед ним друид. Двое других, облачённые в белые одеяния, стояли снаружи. В их руках были охапки омелы, в заплетённых волосах виднелись цветные ленты.

 

Вошедший подтолкнул Маркуса в спину и что-то сказал. Видя, что Маркус его не понимает, он показал жестом на выход из хижины. Маркусу оставалось только подчиниться, он понимал, что если будет нужно, его потащат волоком. Такого позора допустить было нельзя. Выйдя из дома, он осмотрелся с внезапно проснувшимся любопытством. Вокруг стояли такие же дома, привычной для галлов круглой формы, построенные из досок, ветвей и тростника. Под большим деревом, возвышавшимся посередине селения, пылали костры, на которых что-то варили в больших котлах люди, больше похожие на сказочных существ. Два других костра, куда больших по размеру, были сложены чуть поодаль. Очевидно, их полагалось зажечь позже. Друиды вели Маркуса прямо к ним.

 

Люди были повсюду. Их было чересчур много для такого селения. Созревшая было в голове Маркуса мысль о побеге увяла сама собой. Было ясно: от этих не сбежишь. Его подвели к одному из больших костров, в середине которого был вкопан невысокий столб, и привязали крепкой верёвкой так, чтобы руки от самых запястий были лишены подвижности. Лишь после этого друид в чёрном разрезал ремень. В пальцах больно закололо от прихлынувшей крови. После этого жрецы ушли, оставив Маркуса в одиночестве.

 

Ещё не до конца стемнело, и Маркус видел по правую руку от себя сложенный из камней алтарь, на который было возложено глиняное блюдо с зерном - очевидно, подношение богам или духам. И вдруг в гуще кустов, окружавших жертвенник, что-то шевельнулось. Маркус вгляделся в тени пристальней. Ему показалось, что он видит некую неясную черную фигуру. Больше всего, насколько можно было разглядеть в сумерках, существо походило на человека, голову которого увенчивали ветвистые рога. Существо вперило в Маркуса взгляд. Глаза его были жёлтыми, как огонь, и отчётливо выделялись на тёмном лице. Взгляд этих глаз пугал - и в то же время странно манил к себе. Так в страшном сне притягательнее всего то, чего боишься и от чего не можешь спастись. Взгляд словно говорил: теперь ты мой, нет дороги назад.

 

У Маркуса, который насмотрелся за годы службы, походов и битв, встали дыбом волосы. Он попытался отвести взгляд от жутких глаз, но странная сила не давала ему этого сделать. И чем дольше они смотрели друг на друга, тем сильнее холодела кровь у Маркуса в жилах. Жёлтые глаза, казалось, проникали прямо мозг, выискивая в дебрях сознания самые потаённые страхи. В голове Маркуса возобновилось болезненное пульсирование, но теперь его словно сопровождали какие-то размеренные звуки. Он вдруг понял, что вокруг собрались друиды, громким шёпотом произносящие одно и то же слово, что-то вроде "кернунн, кернунн". Очевидно, это было имя существа.

 

Краем глаза он видел, как люди забивают скот, потрошат, разделывают туши на части, как похожие на фурий женщины с распущенными волосами творят у котлов с варевом какой-то обряд, но всё происходящее вокруг словно отодвинулось на второй план, главным оставался тяжёлый взор немигающих огненных глаз. В ушах звенело, голова была готова расколоться, словно перезревшая тыква. Маркус силился закричать от ужаса, но ни единый звук не мог сорваться с его губ. Голоса друидов, шум ветра, треск огня - всё слилось в нечленораздельный гул. Маркуса словно кружило в вихре невиданной силы, повелительный голос в мозгу становился всё яростнее, всё призывнее, нарастал, терпеть его было выше человеческих сил. И здравый смысл окончательно покинул Маркуса, погружая его угасающее сознание в беспросветную пучину боли и отчаяния.

 

Он уже не чувствовал взметнувшихся из-под его ног языков пламени, не видел, как галлы разбегаются и прыгают через пожирающий его тело костёр, не слышал пения друидов. Сиды выходили из раскрывшихся холмов и шли к людям, сильные, статные, прекрасные, величественные. Злые духи разносили по земле беду и смерть, изнуряя души людей и множа скорбь. Восходила над деревней багрово-жёлтая полная луна. Умирало солнце. Заканчивался год. Последний в жизни Маркуса.

 

Примечания.

 

Кернунн - кельтское божество, отождествляемое с силами природы, лесом и дикими животными, также считается богом изобилия.

 

Карникс - духовой инструмент, род медной трубы с раструбом в виде головы животного. Использовался в сражениях для подавления боевого духа противника.