Предыдущая глава: https://poembook.ru/poem/2166362-glava-24

________________________________________________________________________________

 

Дорога от дальних ворот, у которых я попросила остановить машину, до крыльца жилой половины дома показалась мне невероятно, невозможно длинной, в сотню вёрст, наверное: по крайней мере, я всё шла и шла, а ноги никак не хотели меня нести, то и дело становясь ватными и подкашиваясь. Мне было страшно… Просто страшно и всё.

 

Боялась ли я Стаса — ну, предположим, он в самом деле маньяк или вроде того? Пожалуй, что нет… Точно нет. Я боялась правды — боялась так же сильно, как хотела её узнать. И боялась ещё сильнее от того, что понимала: такие ориентировки просто так не появляются и на всеобщее обозрение не вывешиваются! К тому же, появление это самое прекрасно отвечало на вопрос, почему и от кого мой белорусский гость прятался, на целый месяц засев на моём дворе.

 

Однако, никакое расстояние нельзя растянуть на вечность, любое заканчивается рано или поздно, и вот уже я поднялась по ступеням родного крыльца, толкнула от себя дверь, скинула балетки, просеменила через маленький зал и… увидела его, наконец.

 

Стас сидел ко мне спиной, в кресле, вытянув свои длинные ноги и положив их на стоящую рядом табуретку, и со скучающим видом поглядывал в телевизор, периодически перещёлкивая каналы. То ли от скуки, то ли из-за достаточно громкого звука, он даже не заметил меня, стоящую в дверном проёме и обернулся только тогда, когда я окликнула его. Едва услышав мой голос, Стас обернулся, радостно улыбаясь, поднялся, пошёл мне навстречу, и моё бедное сердце чуть не разорвалось от горя. Ну почему у меня всегда так: недолгое счастье — и снова море слёз? Так хочется обнять этого человека, ну просто до дрожи хочется! Обхватить руками, прильнуть всем телом, прижаться изо всех сил, сделать вид, что ничего не видела и не знаю, продлить своё счастье хотя бы до утра…

 

Но нет! Слишком уж серьёзно то, что я узнала о нём, и потому… лучше уж сразу покончить со всем этим и не мучиться.

 

Решительно, не давая ему приблизиться, но и шагу с места не делая, я выставила вперёд руку с развёрнутой ориентировкой.

 

— Что это? — не понял Стас, но тем не менее остановился, раньше, чем собирался, забрал листок из вытянутой руки.

 

— Я вот тоже думаю: что это?.. Быть может, объяснишь мне? — нахмурившись, произнесла я. Сохранить до конца фразы ровную интонацию голоса мне почти удалось, но конечно, к глазам подступили предательские слёзы… С трудом, но я сумела собраться и не пустить их наружу: не та ситуация, чтобы выть! Надо держать себя в руках. Кто мне этот человек, я не знала и не знаю, просто позволила себе ненадолго раскиснуть, но это ровным счётом ничего не значит. Кроме одного: пока не выясню всё это, нюни распускать точно не стоит.

 

Тем временем, подавив вздох и забрав у меня проклятую бумажку, мой незваный и уже почти чужой, поднёс её к глазам… Улыбка медленно покинула его лицо, и мне на миг показалось, что я вижу этого человека впервые — так сильно и внезапно он изменился. Однако оглядев меня с некоторым сомнением, похожим на то, что пришлось наблюдать на его лице в день, когда вошёл он в мой дом, Стас попытался совладать с собой и почти сумел это. Только жилка на шее всё сильнее пульсировала, выдавая истинное состояние, и я, засмотревшись на эту пульсацию, даже сумела рассмотреть то, чего не замечала раньше: ещё один шрам на шее, в отличие от того, на подбородке — старый-престарый, десяти-пятнадцатилетней давности, некогда принятый мной за особенность строения и пигментации кожи. Этот был длинный и едва ли не пересекающий горло, словно постояльца моего когда-то хотели убить чем-то длинным, колюще-режущем, но не хватило мастерства — лезвие соскользнуло вправо…

 

— В детстве, лет до тринадцати, фехтованием занимался, — поймав мой взгляд и одновременно огладив себя по горлу, вдруг проговорил Стас. — А это… с товарищем игрались, пока тренер отвлёкся, без защиты на мечах, — силой мерились вроде как. А потом поединок слишком далеко зашёл, разозлились оба, вот и вышло такое: я ему плечо проколол и мочку уха отсёк, он мне чуть горло не перерезал, — Стас опустил глаза. — Выгнали обоих в конце концов из сборной. А жаль: мне это дело и нравилось, и получалось хорошо…

 

— Не заговаривай мне зубы! — едва сдерживая помноженный на ужас гнев, шипела я, чувствуя, как в висках стучит кровь, отбивая ритм моей идиотской жизни. — Отвечай сейчас же: во что меня втянул? — Говорят, нормальные женщины вот от такого же состояния, что напало на меня, в обморок валятся! А я лишь голос повысила: — Правда это всё или нет? И не смей врать, иначе…

 

— Это правда, — не дав закончить угрозу, перебил меня Стас. Говорил он до ужаса спокойно, и вот тогда я действительно чуть замертво не рухнула прямо там, где стояла. — И неправда тоже, — выдохнув, и намного живее добавил он.

 

— Как это? — просипела я. — Такого же быть не может!

 

— Может.

 

Повисла тишина. Мы просто стояли и смотрели друг на друга, я — растерянно, он — выжидающе, словно повар возле котелка с кипящим варевом, которое, чтобы довести да нужного вкуса, нельзя снять с огня ни раньше, ни позже, только вовремя, только именно тогда, когда положено… А в моей голове действительно кипело некое колдовское варево: правда — и неправда тоже? Это как? Для чего сказано? Что вообще за странная реакция?

 

— Не странная, — услышала я, наконец, — не хотелось пугать тебя.

 

— При чём здесь — пугать? Мне просто теперь… в шею тебя гнать придётся, не смотря ни на какие новые условия, — присев в кресло и почти безуспешно постаравшись изобразить безразличие, сумела произнести я. — Ты… У… х… о… ди!.. — Слово далось с трудом и вышло весьма неуверенным.

 

Вообще, я едва держалась уже: жутко хотелось разреветься, то ли от усталости, то ли в свете того, что я узнала. Вот сейчас, сейчас… гордыня у него непременно зашкалит, а значит, фыркнет и развернётся на выход, хлопнет дверью, и больше я никогда его не увижу, и тогда можно будет хоть в голос рыдать до самого утра! Поскорей бы он ушёл, я сейчас не выдержу…

 

— Почему? — вполне искренне удивился он.

 

— Потому что ты такой же, как все мужики, — выдавила я, от волнения проглотив половину звуков.

 

— Надь…

 

— Ты должен был рассказать мне всё это сразу! — таки выкрикнула я. Всё, истерика стартовала!

 

Стас действительно фыркнул в ответ, однако пока не похоже было, что куда-то собирался.

 

— Да ты б меня тут же послала нахрен. Ещё и в ментовку бы позвонила наверняка…

 

— И правильно бы сделала!!! — тяжело дышала я, но Стас этого словно и не замечал: по крайней мере, на вид оставался весьма спокойным.

 

— Ну, милая моя, я вообще-то просто спасал себя и не думал, что всё вот так у нас с тобой выйдет. Поверь, на моём месте…

 

Что-то подвернулось мне под руку и полетело в него:

 

— Я тебе не милая! Проваливай!!! — я вскочила из кресла и затопала ногами.

 

Стас легко увернулся от единственного в доме «оконного цветка», кривенького, наклонённого в сторону окна кактуса, что много лет покорно чах в половинке пятилитровой баклажки на окне в маленьком зале, а импровизированная плошка, с чавканьем смявшаяся в лепёшку, сырой песок и зелёные соплевидные брызги достались противоположной стене.

 

— Успокойся! Не время истерить…

 

— Проваливай, я сказала! — визжала я. — И чтоб не видела тебя больше никогда! Это ж надо: попасть в такую жопу и целую семью в неё втравить! Да за такое… да чтоб ты в Аду горел!.. Проваливай, а то правда ментов вызову!..

 

Честно говоря, слетела я тогда с катушек так, что будь здоров. Что орала в своём истерически-гневном припадке — хоть убей, не помню, — ну, бывает у меня такое. Сколько это продолжалось, я тоже не имею понятия, и, кажется, Стас вышел от греха подальше на улицу, а может, и спрятался, предоставив мне возможность блажить до посинения.

 

Однако, очнулась я уже в его объятиях, да странно так: стоя на коленях на полу возле того самого кресла, обвив Стаса руками и уткнувшись ему в живот. Сам Стас, сидя в кресле, обнимал меня и молча гладил по голове, — я не видела этого, только чувствовала, потому что не знаю, как во всём мире, а в доме моём наступила настоящая ночь.

 

Глаза у меня, конечно, горели огнём и жутко чесались от обильно пролитых слёз, а во всём теле, в каждой мышце, в каждой жилке, чуть ли не в каждом волоске его поселилась нескончаемая мелкая дрожь. Такое состояние врагу не пожелаешь, и снять его непросто, — да как минимум, на ближайшие сутки я полностью выведена из строя. И вот каждый раз такая петрушка, когда приходится кого-нибудь отпускать навсегда… Что ж, я прекрасно знала, чем закончится моя нечаянная «любовь-морковь», нечего теперь трястись.

 

— Ну что? Теперь можем поговорить? — спросил он как можно ласковее, но меня от звука его голоса затрясло по новой: о, Господи, ну это же всё тот же он, любимый, обожаемый, нереальный!.. Ну почему вся эта хрень — про него? Почему?.. За что?! Вскочить бы снова, послать уже навсегда, выгнать бы всё-таки… Но вместо всего этого, отлипнуть от него не могу, разжать судорожно сомкнувшиеся на мускулистом торсе руки — и то слабо.

 

— Я прошу тебя: успокойся и встряхнись, — проговорил Стас тихо почти над моим ухом, всё так же мягко, но в то же время властно-повелительно. — С тем, что уже случилось, поделать что-либо невозможно. А вот изменить будущее — вполне реально, но это только в том случае, если перестать паниковать.

 

— Ненавижу… — всхлипнула я.

 

— Не ври себе, — возразил Стас. — Ты не ненавидишь, ты привязалась ко мне и не хочешь расставаться. Тебе одновременно страшно за меня и за свою семью, — легко озвучил он всё то, что подгоревшей многокомпонентной кашей бурлило у меня в голове. — Но это всё эмоции и паника. Они тебя только до инсульта могут довести, а делу никак не помогут…

 

— И пусть! Лучше сдохнуть, чем жить в мире, где остались одни только сволочи!..

 

— Успокойся! — уже довольно строго велел Стас. — Мир этот не изменишь, а сдохнуть успеть никогда не поздно. Сейчас нужно думать, как выбраться и куда свалить отсюда, чтоб отсидеться.

 

— Да езжай ты, куда вздумается!.. — снова тоненько всхлипнула я, но руки вопреки моим словам сжались крепче.

 

— Для тебя будет намного рациональнее поехать сейчас со мной, тем более, именно этого ты и хочешь.

 

— Нет!..

 

— Подумай, куда бы ты могла надолго уехать, так, чтоб это знала пара-тройка человек, но никто не видел.

 

— Нет!.. — я, наконец, смогла отстраниться, мотая головой.

 

— Ты поможешь мне, — произнёс он уже утвердительно.

 

— Нет! Ты убийца!..

 

— Да, убийца, — безжалостно подтвердил Стас. — Но что к чему в этой истории, я расскажу, чтоб ты знала, как оно было на самом деле, позже, но расскажу обязательно. Однако ты, прежде чем делать какие-то выводы, дослушаешь до конца. — Стас помолчал, стараясь, не взирая на темноту, смотреть мне в глаза. — Конечно, я сразу предупреждаю: ничего хорошего ты не услышишь. Да, я замешан в очень грязном деле, но я не главный его герой — я просто оказался не там и не тогда. Не больше и не меньше. Да, я убил человека, но… мне не оставили выбора! И да, связываться со мной опасно и с твоей стороны было весьма неразумно, но ты уже связалась и от того, что развяжешься сейчас, толку будет немного. А потому, хорошенько теперь подумай и реши: ты всё ещё со мной или нет? Если всё же останешься со мной, будешь мне помогать, то получишь не пять миллионов, а двадцать.

 

Последние слова упали как камни, но я только мотала головой, капая слезами на его колени и ладони. Я отказывалась принимать всё то, что происходило вокруг меня, не желала поверить в это! Я просто хотела, чтобы всё поскорее закончилось, а жизнь стала такой, как вчера утром: прекрасной и наполненной смыслом. Чтоб снова завалится вдвоём в постель и заниматься любовью до одури… Но конечно, я понимала, что этого больше никогда не будет, и от того не то, что ехать куда-то и что-то делать не хотелось, а даже просто как теперь жить я не представляла совершенно.

 

Какие миллионы? Разве можно купить за деньги счастье? Разве компенсируют мне деньги вполне вероятную смерть того, кого я полюбила или расставание с ним? Разве вернут миллионы жизни моим близким? Разве станет всё как было от того, что я вдруг разбогатею? Не надо мне денег, нет, не надо, верните мне мой сказочный вчерашний день!!!

 

Господи, ну за что опять всё это, за что-о-о?.. Почему я не понимала, как у меня всё прекрасно и замечательно, пока в одночасье всё это не потеряла?

 

Стас со вздохом поднялся из кресла, подал мне руку. Я, притерпевшись уже ко тьме, вполне её разглядела, но не собиралась к ней даже прикасаться, всё мотала головой, хлюпала да причитала себе под нос.

 

— Вставай, — проговорил он наконец твёрдо. — Слезами тут ничего сделать нельзя. Надо просто вставать и собираться. Другого варианта, как рвать отсюда когти, я для нас не вижу, но повторяю: ты вольна решать это сама.

 

— Стас, да как? — сумела я наконец-то произнести что-то осмысленное. — Как я могу уехать? А моя семья?.. Как я их оставлю? Что с ними теперь будет?

 

Мужчина вздохнул в темноте.

 

— Кроме Сашки, все остальные вполне способны позаботиться о себе сами, да и он уже не кроха. Однако, я понимаю: ты мать, а это иррационально. И я могу по этому поводу сказать только одно: оставшись сейчас здесь, со мной или без меня, ты точно навлечёшь беду на всю свою семью, я чувствую это и знаю. Если тебя возьмут и выяснят нашу с тобой связь — а они выяснят, уж поверь, ты ничего им не докажешь, и тебе, и вам всем тогда постараются сделать настолько плохо, насколько сумеют. А вот если на мой след таки нападут, а тебя здесь не найдут, то спросить им толком будет не с кого. Кто их тут встретит? Полоумный, повёрнутый на религии старикан, алкаш и ребёнок? На вопрос, кто такой Стас, ответить им будет по сути нечего — они про меня ничего не знают, а значит, не за что зацепиться. Про нас с тобой тоже никто не в курсе, кроме, разве что, Сашки, но я уверен, что и этот будет молчать, а значит, нет повода проводить какие-то параллели. И да, ты сама запросто выдала бы себя, если что: не умеешь врать, всё на лице написано, так что, твой отъезд однозначно к лучшему. — Стас ненадолго умолк, словно давая мне возможность переварить услышанное, а затем продолжал: — Потом, когда всё наладится, ты сможешь вернуться. — я подняла глаза, — вместе сюда вернёмся, — поправился он с некоторой, не ускользнувшей от меня неуверенностью. — Но сейчас оставаться никак нельзя, надо уходить…

 

— Да откуда ты знаешь, почему уверен во всём, что сейчас мне расписал? — снова всхлипнула я. — Вот уедем, спрячемся, а их всех убью-ут… — затянула я было снова.

 

— Нет, — слегка повысив голос, перебил Стас. — Если придумать красивую и правдоподобную причину, куда это ты вдруг исчезла, намекнуть на эту причину кому-то из твоих, и только потом уехать, а не сбежать внезапно и с концами, то поверь, сразу тебя не хватятся, искать не будут ещё очень долго, и со мной твой отъезд никак не свяжут. Так что подумай, куда бы ты могла надолго уехать.

 

— Навсегда всё равно не исчезнешь, — шмыгнув носом, возразила я уже менее рьяно: в словах Стаса был резон.

 

— Навсегда и не нужно: дело должно решиться за пару месяцев. А потом, либо твоё участие в этой истории закончится, и ты получишь деньги, либо…

 

— Либо — что?

 

Стас глубоко вздохнул.

 

— Понятно же что: либо нас обоих убьют. — уронил он.

 

— Да чего ж ты натворил-то такого?! — раненым зверем взвыла я.

 

— Всё потом. — он умолк, кажется, глядя мне в глаза. — Сейчас мне очень нужна твоя помощь, это правда. А тебе не стоит оставаться здесь. Подумай над моими словами, очень тебя прошу. А я попытаюсь найти выход для нас обоих, но пока что ты должна мне просто поверить.

 

— А дальше что? Вот поверю — и что?!

 

— Видно будет. — Стас помолчал. — Но я изо всех сил постараюсь, чтоб ни с кем из вас ничего не случилось. Я обещаю.

_________________________________________________________________________

Конец первой части

_________________________________________________________________________

Следующая глава: https://poembook.ru/poem/2273461