Памяти поэта Ольги Бешенковской

Памяти поэта Ольги Бешенковской
Дорогие друзья! 17 июля 1947 года родилась прекрасный поэт Ольга Бешенковская, творчество которой оставило в современной русской литературе свой несомненный след. Скончалась она 4 сентября 2006 года, но искренний интерес к её творчеству, судя по всё возрастающей любви к её стихам, и после смерти нисколько не угас, а даже наоборот, становится всё сильней и сильней.
У Ольги Юрьевны и по сей день тысячи читателей и почитателей. В августе 2016 года увидела свет книга, посвящённая памяти Ольги Бешенковской: «И надломиться над строкой...». В неё вошли не только подборки стихов Поэта из многочисленных её книг, но и отзывы читателей страничек О.Бешенковской на сайтах «Стихи.ру», «Проза.ру», поэтические посвящения, отрывки из эссе, воспоминаний, литературных исследований её творчества.
Предлагаем вашему вниманию небольшую подборку стихов О.Ю.Бешенковской
 
***
Где-то там, на окраине занятой спешкой души,
В стороне от её и забот, и воскресного блеска,
В захолустье моем - столько неба... Лежи и дыши
Этим внутренним небом, другое закрыв занавеской...
Всё лежи, и дыши, и следи из-под лёгких бровей,
Как мелькают века и, казалось, бесплотное - зримо:
Вот зелёные рифмы звенят в окончаньях ветвей...
Вот осенние гуси спасаются в сторону Рима...
В синема синевы словно фильм повторяется миф.
А когда засыпаю (и вместе со мной - недоверье),
Рассыпается «РИМ»... Из него сотворяется «МИР»...
И спасают его тихим скрипом гусиные перья.
Прилунится перо на морозный квадратик листа...
Но нескромные – «вечные» перья, вы не были в небе.
И какое там небо - была бы хоть совесть чиста...
(Мы и в небо-то смотрим, волнуясь о взлёте и хлебе)
И когда нам лежать? Если только уже не дыша...
Но лежи и дыши, если век на мгновенье отпустит.
Пусть измотан твой мозг. Пусть промотана даже душа,
Кроме неба, которое светится там, в захолустье...
 
***
Я хожу по растеньям...
За что мне такие права?
Человек - неврастеник,
Но в чем виновата трава?
Ждешь у моря погодки,
Когда улыбнется - бог весть...
Только тяжесть походки -
Совсем не по адресу месть.
Это невыносимо:
Понять, что по жизни идешь,
Что трава - Хиросима
Под бомбами наших подошв;
Что ее униженье -
Твое возвышение, Пирр...
Что в основе движенья -
Невольно растоптанный мир;
И что мира основа -
Движенье по вечной канве...
...Это, в общем, не ново,
Но, Господи, - шаг по траве...
 
* * *
Каким ты будешь, будущий язык?
Один для всех - как музыка и небо…
Один для всех: для Фета и для Феба,
Для коренастых сеятелей хлеба
И бледнолицых пахарей музык.
Чем будешь ты, - рисунком или словом?
Ты ко всему заранее готов:
И молча в спектре вылиться лиловом,
И выразиться в запахах цветов…
Готов для всех признаний и наветов -
Дарить оттенки слуху и очам,
Готов своих пленительных поэтов
И утешать, и мучить по ночам;
А я - лететь к тебе издалека…
Хоть мой скафандр - фланелевый халатик -
Смешон в хрустальной готике галактик,
Но вдруг пронзит восторгом и охватит
Прикосновенье к тайне языка.
И зазвучат - и слышала не я ли -
Уже в моей языческой дали -
И борозда раскрытого рояля,
И клавиши подтаявшей земли…
 
* * *
Мы засиделись в детстве дотемна.
Унылы гаммы азбучной машинки.
Тысячелетних истин глубина -
Пристанище лягушки и кувшинки,
Щи кислые - как привкус наших дней,
Среди кастрюль, играющих в горелки...
Мельчает жизнь.
Но в полночи над ней -
Совпавших тел сияющие стрелки...
И колонок, оторванный от белки,
Всё рыщет ёлку
в химии огней...
...Ещё чуть-чуть - поверю в мир иной,
Не в миф, а в сказку бледно-голубую,
В лазейку эту, первую, любую...
(Безумствам всем - беспомощность виной).
Ну как же так...
Ну пусть хотя бы так:
Как с тенью - тень, с растением - растенье,
Сольются строки в солнечном сплетенье
До боли были...
Навзничь - и во мрак...
Как хорошо, что выключили свет -
Почти на том...
На обморок похоже.
Не видно лиц.
И рвётся вон из кожи
Душа, которой - выдумали - нет.
Как жаль, что ночи наши коротки.
Как пахнет кофе - горький сгусток ночи...
И как щемит: ещё, вдвойне короче
И ночь его, и линия руки...
 
* * *
Что, явившись, познать и взрастить
На прожжённой земле?
Звука б отзвуком не извратить
Как берёзу – в золе,
Света – отсветом, жизнью – судьбы,
Жизни – смертью шута.
Хоть свистулька, хоть пафос трубы,
Лишь бы – нота чиста.
Да не застил бы свет бытия
Быт румяных калек...
Я – беспутная совесть твоя,
Мой безнравственный век! –
Где двухглавы осёл и орёл
На единой шкале;
Где над Зоей петля – ореол,
Над Мариной – колье.
Где над миской поднять головы
Косяки не велят;
Где последний музей синевы –
Новорожденный взгляд.
Девальвация Бога и спрос
На копеечный рай,
И под окнами – хрюканье роз...
(Только знай, удобряй).
Я не знаю, какой холодок
Под лопатку скользит...
Страшно только, что небо – глоток,
И что тело – транзит.
Чем такую судьбу выражать:
Реактивным мелком?
Мельком? И на крутых виражах
Стоном под языком?
Кисло-сладко дорогу бранить,
Не меняя билет...
Обрывается лайнера нить
Или ангела след?
Век мой сизый, тебя не виню.
Клюй с панели, как все.
В переулках и на авеню
Небо в звёздной росе!
Я сегодня такое смогу –
Океан переплыть!
Рвётся вена –
к бумаге –
в строку
Синеву перелить...
 
 
ПАМЯТИ ПОЭТА
 
Слава богу, что так, в Елабуге,
а иначе бы шли за гробом
равнодушно смурные лабухи,
каждый – нанят, и каждый – робот.
А в Париже или в Берлинии
провожали бы языками
злыми. Платьями – сплошь павлиньими.
(Время – бросить последний камень...)
Кто травил – тот бы первый – плаксою
над челом, что уже увенчано...
Если мазал при жизни ваксою,
возопил бы: «Святая женщина!»
Ты и так им, как Богородица,
отдала всё своё святое...
Не страдают от безработицы.
Не бывает у них простоя:
расшифровывают, печатают,
набиваются в фавориты...
Хорошо, что ушла, печальная,
прямо к Богу! – Без волокиты...
И - поклон тебе от поэзии.
И – ночной мой дрожащий шёпот...
Мне легко танцевать по лезвию:
у меня – твой бессмертный опыт...
 
* * *
Провинциальный мой покой
встревожит разве телеграмма…
Пригубить три бодрящих грамма
и надломиться над строкой…
Да не своей, а Мандельштама.
Наверно, я уже в раю,
поскольку так и представляла
обитель тихую свою,
где кружка, книжка, одеяло.
А если кто-то скажет: «Мало…» -
Глупец! Над бездной… На краю…
Спартанский, нет, германский дух,
нет, философия солдата
в любом бою: обнимешь брата - и рад.
И жизнь - жужжанье мух!
Вон, заплутавшая, одна
все бьётся в свет, слюду ломая…
Какая разница, какая
эпоха, непогодь, страна…
Немного красного вина,
немного памятного мая…
Вздохни. К окошку подойди…
А там - там целые романы:
голубоватые дожди,
голубоватные туманы…
И в белой плесени платаны,
как в седине… Как - позади…
 
Из цикла «Диагноз-последние стихи»
 
Цикл «Диагноз», это самые последние стихи, которые Ольга Бешенковская написала уже как прощание с жизнью, зная, что дни её земного существования практически сочтены. Эти страшные и прекрасные строки говорят сами за себя...
Алексей Кузнецов
 
* * *
Ну не торопить же эту дату...
Просто жить, любуясь на зверей.
Белка, лира тёплая, куда ты?
Мы с тобой придумаем хорей!
Сочинить бы солнечную книжку,
Чтобы листья на деревьях – в пляс,
Чтобы кошка в рыженьких штанишках
С холмика за домом поднялась...
Но опять нездешним острым светом
Взгляд мой тихий режет и болит.
Отчего суров Господь к поэтам,
А подонкам так благоволит?
Не ропщу – сравнив судьбу с другими,
Просто жжёт навязчивый вопрос...
Пусть моё бесхитростное имя
Станет маркой новых папирос:
Господа, курите на здоровье,
Пейте жизнь! Танцуйте в гололёд!
Опрокинет шприц с нечистой кровью,
Или в небе лопнет самолёт.
У Неё в богатом арсенале
Войны, наводнения, слова...
Ну а душу – как бы ни пинали,
Всё равно, упрямая, жива!
07.12.05
 
* * *
По небу ангелы бегали
и оставляли следы,
лёгкие, розово-белые,
тоньше морозной слюды.
Яркое солнце ноябрьское
тихо за крыши скользя,
было похоже на яблоко,
так, что банальней нельзя.
Вот ведь какая идиллия,
если о жизни всерьёз.
Кремль, и Рейхстаг, и Бастилия
ниже, чем уровень слёз...
07.12.05
 
* * *
Что поделаешь, мы не бессмертны,
не бессменны, не пали с небес...
И судьбы голубые конверты
получаем с доплатой и без.
И теперь, в ожиданье итога,
усмехнусь, посмотрев на часы,
что грехи в бухгалтерии Бога
нерадиво кладут на весы...
08.12.05
 
* * *
Картинных галерей щадящий тихий свет,
Торжественный покой страстей, зажатых в рамы.
Как ясно на душе... Нас не было и нет.
И чей-то острый шаг – как зуммер телеграммы.
Мне живопись давно дороже, чем слова.
Я так и вижу рай: с ликующим паркетом...
Вот бабочка Дега... Вот мокрая трава...
А за окошком вход, оцепленный пикетом.
08.12.05
 
* * *
Я в белый коридор ступила,
шелестя,
Отметив на ходу, что здесь не мел,
а мрамор...
Один порыв – туда, где сын – ещё дитя,
Второй – туда, где ждут,
обнявшись, папа с мамой.
Вот так бы и застыть:
ни взад – и не вперёд...
На этой высоте – дыханье
с перехватом...
Невидимый другим
пронзительный полёт,
Где чувствуешь себя
смертельно виноватым.
09.12.05
 
* * *
Всё будет так же, как при мне,
хотя меня уже не будет:
щербинка эта на луне
и суетящиеся люди.
И золотое Рождество
с его цинизмом, китчем, сказкой,
и детской правды торжество
в тетрадке, названной «раскраской».
Мы наполняем трафарет
беспечной зеленью надежды.
Шальной прибой, полночный бред,
зимы весёлые одежды.
И вдруг в предчувствии конца
печаль под сердцем шелохнётся.
И от Небесного отца
лицо к земному обернётся.
Какой отчаянный бедлам
трудов и дней беспутно ленных...
И сердце рвётся пополам
на Здесь и Там, на две Вселенных...
09.12.05
 
* * *
Белка считала кошку мою – разбойницей.
Кошка считала, что белка была нахалкой...
А по-моему, в мире всё ещё успокоится,
упокоится, просвистев
в воздухе яркой скакалкой.
У меня уже очень мало осталось времени:
90-й Псалом звучит сурово и просто...
Разбирайтесь сами. Мне дороги оба имени.
Распахать бы поле, успеть бы посеять просо...
 
* * *
Мне опостылела кровать
И смирный саван шить...
Мне надоело умирать –
И я решила – жить!
Вернуться к прерванным делам,
К укладке кирпичей
Наперекор антителам
И выдумкам врачей.
Любой нарост – не больше гланд,
И, значит, скажем: нет!
Что знает бледный лаборант
О силе наших недр...
О сопромате от Стиха,
О рифмах начеку...
Проснёмся раньше петуха:
Весна, ку-ка-ре-ку!..
10.12.05
 
* * *
От первой строчки всё,
от первой строчки...
Всё заморочки,
и дойти до точки.
И вдруг себя увидеть из трамвая:
Живая! Ещё живая!
Ещё друзьям протягиваю руку,
Ещё успею выучить науку.
Залечь бы только с книжкой на диване...
 
Кто там шепнул: «науку расставаний...»?..
 
АЛЕКСЕЮ КУЗНЕЦОВУ
 
Любимый, прощай и прости,
Что мало стихов посвятила.
Сначала ссыхались в горсти,
Мерцая гордыней, чернила.
Потом наших дней круговерть,
Пелёнки, и плёнки, и гости.
И, кажется, столько стерпеть
Должны мы без приступов злости.
И вот роковая черта –
За ней не напишешь и строчки.
Любимый! Я больше не та,
Я вижу моря и листочки.
На ней, на черте роковой
Виднее любовь и разлука,
И если б Амур был живой,
Он выстрелил снова из лука.
 
24 августа 2006 года