Глава 11

Предыдущая часть: https://poembook.ru/poem/2130876

___________________________________________________________________________________

Да, непросто это оказалось в выходной день! Никого и нигде невозможно было найти. Справочное бюро в больнице, как и многие другие её окошки и кабинеты оказалось закрыто, и мы просто нагло, без спросу прошли через приёмный покой, прямо как были, без бахил и халатов. Интересно то, что на нас даже никто не обратил внимания.

 

Надо заметить, что если б не Стас, меня бы давно хватил Кодратий. А этот был всё это время словно Стойкий Оловянный Солдатик: мужественно выдержал пробки, ни разу меня не поторопил, не пожаловался на жару или какой другой дискомфортный момент, и активно принимал участие в процессе поиска Сашки. Ничего подобного от своих мужиков я в жизни не видела. Поездка с ними в город, как правило, превращалась для меня в Ад: хуже маленьких детей, они ныли, канючили, просили то купить им какую-нибудь совершенно ненужную фигню, то тащили домой, потому что устали, и на каждом шагу хотели то пить, то есть, то писать. Со Стасом я чувствовала себя как… с мужиком, надо полагать, во всяком случае, ни единой жалобы или малейшего намёка на нытьё от него я не услышала, и это было хотя и крайне удивительно, но чрезвычайно приятно. Даже переживания за сына несколько померкли на таком странном и непривычном для меня фоне.

 

Оказавшись в нужном отделении той самой больницы, мы, как это вроде и полагается, хотели обратиться к дежурной сестре, да вот на посту никого не обнаружили. Более того, на всём этаже мы не увидели ни души: видать, пока ехали, время перевалило за полдень, и наступил тихий час. Зато дальше по коридору, в районе сестринской слышался хохот из-за приоткрытой двери: там скорее всего что-то отмечали, пользуясь отсутствием начальства.

 

— Давай там спросим? — неуверенно показала я в сторону этой самой двери.

 

— Зачем? Так найдём, — в светлых глазах Стаса промелькнуло нечто почти мальчишеское, хвастливое; я не сразу поняла, с чего бы, но он вдруг остановился посреди коридора, развёл в стороны руки, на полминуты прикрыл глаза, а когда открыл их, то уверенно указал мне в конец коридора и тут же зашагал в этом направлении, сделав знак идти за ним. Я со вздохом подчинилась, размышляя, что беды ведь не будет, если сейчас не найдём, спрошу же у сестёр в конце концов, это всегда успеется, да и не в лоскуты же они там пьяные…

 

Стас как раз остановился у палаты с цифрой «два» на двери и, решительно открыв дверь, и, по-прежнему жестом пригласил меня войти. Я заглянула в палату, и в первый момент на глаза мне попался забинтованный паренёк на кровати у окна, я схватилась было за сердце… Но тут услышала ломко-басовитое:

 

— Мама…

 

Я круто обернулась на голос и мгновенно поняла, почему не увидела его сразу: палата была угловая, с перегораживающим её выступом стены, за которым и не разглядеть было сразу две последние койки. Мой ребёнок сидел на самой последней, я просто не увидела его сразу. И бинтов на нём не было… Лицо и открытые части тела, правда, были поцарапаны и замазаны зелёнкой, но, похоже, ничего серьёзного с ним не произошло, ибо ни бинтов, ни повязок на нём я не обнаружила. Он даже не лежал, — видно, не было в том необходимости, он просто сидел, привалившись к спинке кровати и подложив для удобства подушку. А напротив него, всё на той же кровати сидела девушка, милая и юная, по виду его ровесница, в лёгком цветастом сарафане, с совсем ещё детским личиком и длинными каштановыми волосами… Она испуганно посмотрела на меня, и я даже тормознула в какой-то момент: не бросилась к сыну, а в нерешительности замерла на полдороги.

 

— Здрассти… — шепнула губы девушки чуть слышно, а я почему-то отметила, что у неё очень красивые серые глаза с пушистыми ресницами…

 

Да при чём здесь?! Сашка жив! И всё с ним нормально!!!

 

Я облегчённо выдохнула и словно отмерла: напряжение отпустило меня, ведь по виду сын оказался цел и почти невредим — и это было главное, остальное терялось среди незначительных мелочей нашей жизни.

 

— Здравствуй, — ответила я девушке, и подошла ближе. Присесть было некуда: кровать занята, а стульев поблизости — что-то не заметно, и пришлось просто остановиться напротив сына, глядя ему в глаза, тоже красивые, только голубые. — Саш… рассказывай, что с тобой случилось? Почему не позвонил? — как можно строже спросила я.

 

— Так ты же недоступна была всю ночь! — начал оправдываться сын.

 

— А отцу?

 

— Пф… ещё чо не хватало! — Сын гордо вскинул голову.

 

— Ну и вот, что вышло, — подвела я итог, начиная злиться: не так уж пострадал, а что пропал из зоны доступа — так просто забил, не стал заморачиваться: и так найдут, если захотят. — Ты мог хоть Стасу позвонить додуматься, хоть маякнуть! Ты, вообще, знаешь, что происходит с матерью, когда она звонит исчезнувшему с радаров сыну, а трубку берёт незнакомый человек и говорит, что это самый сын в больнице?! — я уже почти кричала. — Давай, рассказывай, что произошло! — велела я.

 

— Ничего, — гордо ответил сын, задирая нос ещё выше. Ну да, явно же не подвиг он совершил, и как же можно признаться в слабости при девушке? Я хотела было ещё что-то сказать, воззвать к совести, и готова была долго, хотя и как обычно почти безуспешно его ругать, но Стас меня опередил.

 

— Тогда почему ты здесь, если «ничего»? — жёстко, без тени улыбки, поймав Сашкин взгляд, спросил он, и сын вдруг опустил глаза. Надо же, я думала, не пойдёт за мной, в коридоре останется! — Девке позвонить не забыл, а мать пусть волнуется, не жалко? — нажал Стас сильнее.

 

— Я пойду, наверное, — догадалась девочка и, чмокнув Сашку в зелёную щёку, покраснела и практически выбежала из палаты, избегая уничтожающего взгляда светлых глаз моего спутника, — впрочем, смотрел он больше всё же на Сашку.

 

— Как чувствуешь себя? — нахмурившись, спросил он, продолжая прожигать моего сына взглядом.

 

— Нормально, — себе под нос буркнул тот.

 

— Тогда пошли в коридор, — Стас кивнул на дверь.

 

— Зачем?

 

— Пообщаюсь с тобой.

 

— Да я…

 

— Встал и пошёл! — рявкнул Стас, и Сашка не посмел возражать. — Ты пока здесь подожди, — велели мне, и я устало опустилась на кровать, туда, где только что сидела девушка. Я успела заметить, что Саша не хромает, не морщится от боли, и душа моя понемногу начала успокаиваться. А вместе с тем мной снова стала завладевать усталость.

 

…Сашка вернулся через пять минут, красный, как помидор, в тех местах, где не был замазан зелёнкой. Стараясь не смотреть мне в глаза, он подошёл ближе, остановился, обернулся. Стас, вошедший следом, стоял, облокотившись о дверной косяк, нахмурившись и скрестив на груди руки.

 

— Ну? — спросил он неизвестно о чём. Однако Сашка его понял.

 

— Мам… извини меня, пожалуйста. Я очень виноват… — заикаясь, начал он. Снова обернулся, посмотрел на Стаса. Тот ещё ближе сдвинул брови. — Я обещаю больше никогда так не делать, — проговорил сын, — и если что, сразу звонить, чтоб ты не волновалась… — Лицо его по цвету могло бы теперь сравниться со спелой вишней!

 

— Глупый ты, мелкий… — я смахнула слезу и, поднявшись с кровати, хлюпая соплями, обняла большого мальчика. Сашке было стыдно перед соседями по палате — я чувствовала, но сопротивляться и спорить он не посмел: стойко выдержал приступ моей материнской любви и нежности, и лишь тогда, когда я его отпустила, присел на кровать. Даже вздохнуть с облегчением себе не позволил, только зыркнул на Стаса. Тот ухмыльнулся частью одобрительно, а частью — победно: видать, сомневался всё же в глубине души, что у него получится таки повлиять на строптивого подростка.

 

— Пообщайтесь тут немного. Я пойду пройдусь, — проговорил тем временем Стас и вышел. Мы с сыном одновременно посмотрели ему вслед. Не знаю, о чём думал сын, но я про себя признала, что надо было в своё время тщательнее выбирать спутника жизни, не на слова вестись, а поступки видеть… Жаль, думала я тогда совсем не головой.

 

— Что он тебе сказал? — шёпотом спросила я Сашку, когда за Стасом закрылась дверь.

 

— Неважно, мам. Это мужской разговор, — гордо ответил сын, и я лишь покачала головой, решив не настаивать. Мужской так мужской.

 

***

 

 

Мы долго беседовали с Сашей, и он признался мне во всём, от начала до конца, и меня это повергло в шок.

 

Оказалось, вчера, после того, как я, овца такая безмозглая, фыркнув, вылетела из дома, Стас обратился к Сашке напрямую и попросил не ходить никуда, едва ли не в деталях расписав, что мальчика ждёт вечером. К сожалению, Сашка задрал нос, и так как Стас ему никто, а мама разрешила, всё равно отправился на танцы.

 

Всё шло прекрасно и удивительно. Настал вечер, и началась дискотека. Настя конечно пришла, — как всегда, самая красивая, и мороженого парень ей купил, а потом стал просить награду в виде подаренного ему «медляка», пардон, медленного танца. Но жестокая девушка, упиваясь своей значимостью в глазах ребят, задрала нос не хуже, чем Сашка до этого и после долгих уговоров постановила:.

 

— Буду танцевать с тем, кто первым по «тёщиному языку» до главной дороги на велике доедет и назад вернётся!

 

Сашка закусил удила. Вообще-то, у него было целых двое конкурентов, но один оказался ещё соплёй, всего тринадцати лет, и на голову ниже Сашки, а у второго велик был отстойный, дореволюционный, с Сашкиным, за который я прошлым летом отвалила целую зарплату, не сравнить. И конечно, мой сын твёрдо решил участвовать в соревновании, тем более, что тот мальчик на старом велосипеде от гонки отказался, решив быть судьёй и дежурить у выезда на главную дорогу, чтобы гонщики не вздумали мухлевать, а победить того, второго, явно не составляло никакого труда. С радостью согласился Сашка на эту гонку, — да и кто бы в возрасте четырнадцати лет смог отказаться от такой авантюры, тем более, когда победа так реальна?

 

«Судья» уехал вперёд минут на пятнадцать раньше участников, чтобы успеть занять позицию для контроля. Зрителей тоже собралось немеряно, таких же, ровесников Насти и Сашки, молодых и бестолковых, умеющих только подначить, но никак не предостеречь, и, разумеется, это подливало масла во всё сильнее разгоравшийся огонь.

 

Итак, на старт, внимание, марш! Прозвучал свисток, и вот уже под колёса летит ночная дорога по лесу в неверном свете динамо-фонарика.

 

А теперь парочка слов о той самой дороге, именуемой «тёщиным языком»*.

 

Как я уже говорила, турбаза от ВГУ — лучшая в наших краях: там всё цивильно и правильно, за исключением одной маленькой детальки — дороги на неё, впрочем, эта деталька по всей нашей огромной стране оставляет желать лучшего.

 

Однако, эта дорога просто из ряда вон! Стоит хоть раз по ней проехаться, и повторить подвиг уже не захочется никогда. Опустим мелкие детали в виде извилистости самого пути и жутких колдобашен, испещривших старый, годах, наверное, в шестидесятых положенный асфальт, перейдём к главному.

 

То, что дорога большей частью находится в лесу, где обзор априори затруднён, это тоже лишь надводная часть айсберга. Самая главная изюминка этой дороги — крутой спуск-подъём, длиной метров в пятьдесят или около того, где дорога извивается и раздваивается. Преодолевая подъём по правой дугообразной дороге, выехав из-за предшествующего густого кустарника и, разумеется, прибавив на подъёме газу, пр этом не зная или не видя, что к чему, ты запросто упрёшься в огромную сосну, вот так просто и неожиданно: упрёшься, не успев вильнуть, особенно если вдруг ненароком позабыл про это милое деревце, чья кора частично слезла на уровне бамперов врезавшихся в неё машин. Если спускаешься вниз по левой, — о’кей: тебя прямо в начале ждёт огромный корень той же самой сосны, разворотивший остатки асфальта, за ним — свободный полёт, если не успел притормозить, снова дьявольское переплетение корней, и как апофеоз — огромная непросыхающая лужа с подёрнутой зеленью грязью или заросли черёмухи на выбор.

 

Нет, конечно, если у твоего транспортного средства есть фары, а сам ты трезв, умудрён годами, спокоен и никуда не торопишься, ты легко минуешь опасный участок. Я проезжала это место на машине не раз и не два, без проблем, правда, с матом, но я и по натуре не лихач, лезть туда, где можно сломать голову, никогда не имела привычки, а уж если заносило в такие места, то я вела себя предельно осторожно. Однако о моём Саше того же сказать нельзя, особенно в последнее время, с тех пор, как он стал взрослеть.

 

И вот она, картина маслом вырисовывается: извилистая лесная дорога, почти нулевое освещение, оживлённое по случаю субботнего вечера движение, отсутствие мозгов и наличие адреналина в крови, превышающее норму, — думаю, идеальные условия для трагедии.

 

В один конец гонщики добрались без проблем, что и было отмечено «судьёй»: ребята объехали вокруг него и помчались обратно. Сашка радовался до безумия, потому что его соперник явно устал, дав значительно опередить себя: он летел на всех парах, налегая на педали, а скрипа велосипеда противника уже даже не было слышно!

 

Сашка благополучно миновал череду колдобин, извилистый участок, где деревья попадались чуть ли не на дороге, и вот добрался до злосчастного спуска. И как раз в тот момент, когда он стремительно помчался с бугра, из-за деревьев выскочила встречная машина, этакий огромный внедорожник, с половину автобуса размером. Водитель, видимо, недовольный настолько ограниченной видимостью, в этот самый момент врубил дальний свет, скорее всего, ксенон… и мой Санька практически ослеп.

 

…— Я, мам, прямо скажу, с жизнью попрощался, — вздохнул сын как-то совсем уж по-взрослому, — скорость огромная, лечу прямо на машину, ничё из-за его дальнего не вижу, только помню: дальше корней немеряно, за ними эта лужа, а руль не слушается, тормозов нет!.. Даже и не знаю, каким чудом это произошло: на корне подскочил, через руль перелетел и в черёмуху вломился. Исцарапался с ног до головы, зато живой остался… Велик вот жалко: машина его в лепёшку раздавила! А могла бы и меня до кучи. Или хоть глаза на кустах оставил бы… Так вообще ведь ничего: ни переломов, ни даже ушибов! Только исцарапался… — он снова по-взрослому покачал головой.

 

Я смотрела на него и молчала. Нечего тут было сказать, кроме одного: овца я! Действительно, овца, — Стас верно сказал. Он, чужой человек, заранее всё знал и даже предупреждал меня, а я, родная Сашкина мать, всю ночь спокойно работала и ничего не почувствовала! Мне было стыдно, правда, очень…

 

Я плохая мать, знаю: я кукушка. С самого рождения я плохо заботилась о сыне, старалась под любым предлогом сбежать, чтобы лишний раз не обременять себя вознёй с ребёнком. Если б не бабушки, уж и не знаю, как бы он рос… А потом, когда ему было уже лет пять, я ощутила, наконец, прилив материнской любви, да было поздно: Сашка вырос. Ему уже не нужны были мои поцелуи и тисканья. Я зашла с другой стороны: осыпала его подарками, но всегда ощущала: это ведь всё не то… Этим ничего не вернёшь и не наверстаешь упущенного. Заткнуть рот своей совести — да, но не более того. А некогда маленький сын уже вырос, всё прекрасно понял, во всём разобрался и в глубине души осудил меня.

 

Анализируя прошедшие годы, я давно сделала вывод: в том, что произошло, вина моя и только моя. Будь я более внимательной матерью, ничего бы такого не было. Но… слишком рано я решила, что сын вырос. Он на самом деле до сих пор ещё ребёнок, ему нужна забота… Да, вот только как бы ему её навязать? Или себе… Я ведь так и не научилась быть заботливой мамой, и что теперь делать, даже не представляю, но подозреваю, что ничего тут уже и не сделаешь…

 

— А знаешь, мама, — заговорщически зашептал Сашка, прорвавшись сквозь мои раздумья, на что пришлось кивнуть. — Я, когда там, в кустах валялся, вот что подумал: Стас ведь всё это знал! И так точно предсказал: крутой спуск, ослепительный свет, неуправляемый полёт и боль… — сын заглянул мне в глаза. — Мам, он, наверное этот… экстрасенс! Я такое в «Битве экстрасенсов»** видел. Они там так рассказывают, как будто по бумажке читают, и всё про всех знают. Только они всё больше про прошлое, а Стас про будущее. Вот круто, да?

 

Я рассеянно кивнула. Круче не бывает… И как теперь с ним общаться? Тут уже и к гадалке не ходи: да, Стас экстрасенс! Вот чёрт, он же насквозь меня видит…

 

И мыслишки мои пошлые по поводу себя — тоже: кому круто, а кому и не очень.

 

Ну, а если суммировать происшествия и наблюдения за последние несколько дней, то получается… прямо-таки истинное рукалицо.

 

***

 

 

Мы часа два с половиной, а то и больше трепались с Сашкой, — помню только то, что успел закончиться тихий час, и вскоре дремавшее отделение наполнилось детским гомоном. Народу становилось всё больше: многие из тех. кто сбежал домой на выходные, возвращался уже сейчас, заранее.

 

А потом вернулся и Стас, какой-то загадочный, и с пакетом вкусняшек для мальчишки.

 

— На, поправляй здоровье, — проговорил он, отдавая Сашке свою ношу.

 

— Спасибо, — со вздохом поблагодарил его мой сын, — если б ещё телик… А то скучно — сил нет!

 

— Ничего, — снова с уверенностью ответил Стас, — максимум через три дня домой вернёшься.

 

— Да за три дня со скуки повеситься можно будет, — снова кисло возразил Сашка, разбирая пакет и перекладывая принесённое частично в тумбочку, а частично — на неё, чтобы съесть в ближайшее время.

 

Стас усмехнулся… А потом отцепил от ремня чехол с телефоном и протянул Сашке. О! Я, наверное, на всю оставшуюся жизнь запомнила, как у моего ребёнка полезли на лоб глаза!

 

— Пользоваться умеешь? — с наигранным безразличием спросил мужчина.

 

— Это что… мне?! — сын не поверил глазам, да и руку не сразу протянул, но в итоге всё же бережно взял то, что казалось ему таким недосягаемым, что он и мечтать не смел.

 

— Тебе, — ворчливо ответил Стас. — Так умеешь пользоваться или нет?

 

— Умею, — рассеянно отмахнулся Сашка, неотрывно разглядывая мобильник с фирменным логотипом — откусанным яблочком. — Но это же… «Айфон»! Пятый!!! — Сашка аж дар речи потерял, уставившись на Стаса во все глаза.

 

— Совершенно верно, — подтвердил тот, — переставляй в него «симку», а мне давай своё старьё. Интернет сейчас настроим. Игрушек себе скачаешь, — это любой дурак сможет, а с ними не соскучишься. Главное, в школу с собой потом не бери. И без присмотра не оставляй, — посоветовал он. — Давай пока сюда, открывать научу…

 

Сашка окончательно опешил, замерев на месте.

 

— А ты мне его что… насовсем даришь? — так пока и не веря в счастье, тихо и робко спросил он.

 

— Ясное дело, — пожал плечами Стас, — а как ещё можно дарить?

 

— А… как же ты? — всё ещё сомневаясь, но уже до безумия радуясь, продолжал допрос Сашка.

 

— Пятый устаревает помаленьку. Скоро следующий выйдет, его себе куплю, — весьма безразлично пояснил Стас, разбирая устройство для замены сим-карты и не глядя ни на кого из нас.

 

Сашка ещё немного посидел с открытым ртом, а потом тоже приступил к разборке своего старого телефона (кстати, неплохого по бюджетным меркам!). Глаза его сияли от радости.

 

А лишь молча покачала головой: совсем этот Стас очаровал моего сына!

 

***

 

 

 

Когда мы со Стасом вышли из здания детской больницы, на душе у меня окончательно полегчало. А вот время, судя по положению солнце, приближалось к вечеру. Часов пять вечера, если не ошибаюсь.

 

В машине я посмотрела на встроенные часы: ну да, семнадцать-ноль семь, а значит, возвращаться в свой лесной угол даже смысла нет.

 

— До работы меня довези, да езжай домой, — буднично проговорила я, обращаясь к Стасу, — поесть я тебе что-нибудь с собой дам.

 

Стас, едва вставивший в зажигание ключ, но ещё не успевший его повернуть, уставился мне в глаза с совершенно искренним, но непонятным для меня недоумением.

 

— Ты что, в самом деле на работу собралась? — спросил он.

 

— Ну разумеется, куда ж ещё? — вполне равнодушно ответила я, разведя руками, — заводи, поехали. Сейчас воскресный вечер: будет много пробок, потому что все с турбаз в город возвращаются. Поехали, а то не успеем.

 

— И как ты работать собираешься? — спросил он меня, — ты же не спала ни минуты!

 

Я фыркнула.

 

— Ты думаешь, это со мной в первый раз, и я не выдержу? — спросила я.

 

— Не думаю, — покачал он головой, — думаю, почему ты так к себе относишься, хрен на здоровье положила? Оно ведь ни разу не казённое.

 

— Да знаю, чай, не девчонка уже, — отмахнулась я. — Прекращай меня учить. Я так давно живу, мне не привыкать, а от соплежевания ничего не изменится. А тебе… тебе оно надо?

 

Когда я это произносила, на душе было такое безразличие… Я не говорила и слова неправды, ни грамма не кривила душой! Да и с чего бы? Сколько я себя помню, вкалывала на износ, и давно забыла, как можно жить по-другому, не искала другой жизни, не хотела её и не завидовала тем, кому можно постоянно бездельничать. Наоборот, это отдых давно сделался для меня напряжным, и провести весь день на ногах, раком в огороде, за прилавком, у плиты или ещё где я вполне могла, а вот пролежать весь день на диване, скажем, из-за болезни, мне было тяжело и физически, и психологически: во-первых, все бока от лёжки болели, во-вторых, после отдыха всегда трудно снова включаться в работу, ну и, наконец, в-третьих, я ненавидела и кляла себя за безделье. При мысли же об отпуске у меня шевелились волосы на загривке: неделю, а то и больше не работать, отлёживать брюхо, не зарабатывать, а тратить! Кошмар!!!

 

А вообще, я сильная. Мне и после ночи-то не тяжело и нетрудно снова включаться в работу, я больше двух суток способна не спать. Единственное, что напрягает слегка по утрам — это некое неадекватное состояние, слишком острая реакция на внешние раздражители, ну и, порой… желание убивать, а так — нет, я не устаю никогда, следовательно, ни о каком отдыхе и речи нет!

 

Стас завёл было машину, но тут же её и заглушил.

 

— Слушай… Не ходи сегодня на работу, — глядя мне прямо в глаза, просто произнёс он.

 

Я лишь горько усмехнулась.

 

— Я бы рада, да не в моей это власти.

 

— Что значит — не в твоей? — возмутился Стас, — ты там что, крепостная? Тебе нельзя отпроситься?

 

— А зачем? ЗАЧЕМ? С какой стати? Это ж потеря денег как минимум, да и… не хочу! — с нажимом выдала я.

 

— Да хотя бы затем, что у тебя ребёнок в больницу попал, и ты весь день провела на ногах! — в ответ вышел Стас из себя. — Я уж не говорю о том, что глаза у тебя как у бешеного лосося, а лицо такого цвета, будто до обморока секунда осталась.

 

Я, отклонившись чуть влево, машинально глянула в зеркало заднего вида. Ну да, он прав: краше в гроб кладут, но это ж не впервые! Однако вслух я устало проговорила:

 

— Не говори ерунды, Стас. — вздохнула и продолжала: — Я всё равно пойду туда. Что бы ни случилось.

 

— А если заболеешь? Это, кстати, очень вероятно, когда вот так делаешь, как ты сегодня.

 

— Ну не заболела же ещё, а вообще… Заболею — так наемся таблеток, и всё равно пойду работать, — нашлась я.

 

Стас покачал головой и стал подстраивать зеркало в салоне. Вдруг рука его замерла. Он медленно повернулся и посмотрел на меня.

 

— Ну, а если я предложу тебе сегодня просто выпить и расслабиться? — вдруг тихо и вкрадчиво проговорил он. — Возьмём пивка, поесть что-нибудь. Посидим, пообщаемся… Ну как?

 

Как? Как колыбельная на ночь: ты и так уже засыпаешь, а тихий ласковый голос напевает прекрасные слова. Хочется уютно свернуться, пригреться и уснуть, поверив в то, что прекрасный сон — это реальность, а всё плохое — только приснилось.

 

— Да не на что гулять, — вырывая себя из этого сна, отмахнулась я, — денег и так мало было, так с этой больницей и подавно теперь не останется… Мне очень хотелось бы того, что ты предлагаешь, но на это нет средств, — призналась я честно. — Может потом и будет, но пока…

 

— У меня есть деньги, — просто сказал Стас, и я, нахмурившись, уставилась на него: откуда? — Я часы продал, — признался он.

 

— Зачем?! — взвилась я в ответ.

 

— Затем, что уже третью неделю сижу на твоей шее и вижу, как тяжело тебе приходится, — перебили меня.

 

— И пропить эти деньги — выход?

 

— Мы только немного отдохнём, а не загуляем на неделю — тебе сейчас нужно расслабиться. Машину опять же надо заправить. А остальное заберёшь себе, — объяснили мне с расстановкой.

 

Я, ничего не понимая, откинулась на сиденье.

 

— Часы жалко… они ж… кажется, дорогие были очень!

 

— Ясен пень… Но какого хрена жалеть? Буду жить — другие куплю, не буду, соответственно, не куплю, — спокойно возразил Стас. Всего лишь на пару мгновений стало заметно, что по той жизни, которая была у него до знакомства со мной, он скучает, сожалеет, что всё вот так круто и внезапно изменилось, что приходится прощаться с тем, что о той жизни напоминает, но в данный момент по-другому никак нельзя. — Ну так ты согласна? На небольшую вечеринку? — Дёрнув бровями и на миг отвернувшись, он взял себя в руки.

 

Я вздохнула. Силы стремительно меня оставляли. А денег всё равно, сколько бы я ни работала, не хватало ни на что и никогда…

 

— Обещаю: отдохнёшь и будешь лучше себя чувствовать, — тем временем улещевал Стас, снова глядя на меня. Надо же, а его глаза могут смотреть совсем иначе, так, что не хочется от них отрываться! — Можно даже в клуб сходить, потанцевать, — добавил он.

 

— Я не умею, — усмехнулась я.

 

— Да и я не особо танцор, — признался мой спутник, — но мы выпьем, и нам станет всё равно.

 

Я вздохнула в который раз.

 

— Ладно. Только дай свой телефон, надо ж позвонить, отпроситься… — уронила я, и увидела, как он довольно улыбнулся. Мне не показалось: он был именно доволен, — моим ли обществом на этот вечер, победой ли над моими принципами — не знаю. Был доволен, и всё.

 

Но набирая номер своей начальницы, я вдруг вспомнила одну вещь и всё же осмелилась, спросила его:

 

— Стас… а ты… правда экстрасенс?

 

Он хмыкнул.

 

— Правда, правда. Звони давай!

 

**********************************************************************

*«Тёщин язык» — реальное место с реальным названием.

 

** «Битва экстрасенсов» — мистическое шоу на канале ТНТ.

________________________________________________________________________________

Следующая часть: https://poembook.ru/poem/2133442