Святой
В тюрьме Таганской первый срок.
Прислал в дар Горький полушубок,
Чтоб холод камеры на убыль
Свести он к минимуму смог.
Хоть был Луке тулуп и дорог,
Другому в жизни он помог.
Вели в клозет. Его привлёк
Своим обличием шпанёнок,
Дрожавший словно как кутёнок.
Он полушубком дрожь пресёк,
Отдав ему. Так стал на Зоне
Авторитет его высок!
Был Север крайний зол и хмур,
Срок следующий стоял в запасе,
Туда он шёл в церковной рясе.
Был путь тот длинен и понур.
Но жили в нём две ипостаси:
Святитель и Лука - хирург.
Этапом шёл на Енисейск.
Абсцесс кости он вскрыл зубами,
Кость вынул ржавыми щипцами,
Как привели их на ночлег,
Он рану лескою стежками
Себе зашил уж под конец.
Потом совсем идти не мог.
Как кандалов раздались звуки,
И люд увидев его муки,
В минуту трудную помог.
Поднял Луку себе на руки,
Понёс его и тем сберёг.
Полгода – ночь, затем – рассвет,
Всё это за полярным кругом.
По ритуалу крестил строго
Детей родившихся на свет
В «станке», где дом лишь на округу,
И лишь медведь тебе сосед.
Звучала радостно капель,
Мурлыкал на окне котёнок,
В корыте хрюкал поросёнок,
Заливисто брехал кобель.
Был рядом с таинством телёнок,
И кадкою была купель.
Он бельма резал людям в раз,
Пересадив на эту рану
С губы кусочек взятой ткани.
Тем зренье многим людям спас.
Они как в молодости ранней,
Стреляли точно белке в глаз.
Зараза та пришла как мор.
Казалось, сбылся навет древних:
«…Ослеп охотник, мрут деревни…»
Беда явилась в каждый двор.
То саван шьют из шкур оленьих,
То погребальный жгут костёр.
Стал свет в очах людей совсем
От катаракты не прозрачен.
Был Север слухом весь охвачен,
Разнёсся по заимкам всем:
- Пришёл, чтоб исцелить незрячих,
Большой Шаман на Енисей! –
Лука протяпал корень зла,
Руками делая прозревших.
Тунгусов заново оживших,
Опять охота позвала.
Ему колонна из ослепших
В дар милостыню принесла…
…Как мог он это пережить!
От этой вести всё померкло
Когда узнал о плане мерзком.
Чтоб Вере больше не служить,
В Ташкенте Сергеева церковь
Должна разрушенную быть.
Решил проделать он с собой,
В ответ на это беззаконье,
Аутодафе на иконах,
Что находились в церкви той.
Хотел своим самосожжением,
Клеймом стать на Советский строй.
По Миру был известен он,
И весть о будущем сожженье
Власть приняла предупрежденьем.
Собор, который обречён,
Его стоическим служеньем
На этот раз был им спасён.
Над первом взрезом йодом крест
Всегда на теле рисовался,
Обряд молитвы совершался,
И только после был надрез.
Счёт операций не считался,
Ведь было в жизни их не счесть.
Был как хирург всегда готов,
Любой надрез считая важным.
К любому он с вниманьем должным
Имел врачебный свой подход.
Остановиться мог на каждом,
Взрезая стопку из листов.
- Хирургом главным в Москве будь!
Ты только отрекись от сана,
Забудь о том, что православный! –
Но Веру было не задуть.
Все «праведники» те бесславно
Свой завершили в жизни путь.
- Ту веришь в Бога? Это да!
Но где твой Бог и где он ходит?
И где находится в природе? –
Суду ответил он тогда:
- Мысль через голову проходит,
А видел кто её, когда? –
Искали во врачах «врагов»,
И Петерс всех их ненавидел.
Ответ такой его обидел,
А был ответ Луки таков:
-Ума я как-то не увидел,
Хоть много вскрыл я черепов…-
