Два текста, которые я вынес из реки
РЕКА, ЛОДКА И ЧЕЛОВЕК
Если сталь стала похожа на пластик,
Музыка утратила краски и вечность,
А в друзьях больше не видно чуда,
Это значит, что я устал и пора в дорогу.
Я решил построить лодку.
Разрезать больную душу серебряным килем,
Истолочь в ступе кусочки неба, присыпать рану,
Укрыть её перьями крачки и предрассветным штилем.
Выпить снадобьем горький путь, осушить его честно и досуха,
Драгоценной каплей ощутив на губах последнюю милю.
И забыть слова, чтобы стало спокойно, светло и тихо.
И когда станет ясно, что всё унесла река,
Суметь вернуться
И понять, что опять говорить слова
Не рано.
Я построил лодку
И меня понесла река и ветер,
Я научился быть их сыном.
Слева рыбак,
Через милю упирает ступнями дно деревянной лодки рыбак другой.
Им не тесно на этой реке, между ними рассвет и небо.
Они братья воды и ветра.
Запах водорослей и рыбы, водная гладь и покой их движений, их душ.
Каждое утро они ловят сетями правду своей жизни.
Я не знаю, взошло бы солнце в тот день,
Если бы они не подняли его со дна
Своими сетями.
Они словно гвозди, которыми холст жизни прибит на подрамник мира.
Просто посмотри на них вместо того, чтоб идти в городские храмы.
Это гораздо сильнее.
Только не говори с ними, молчи, они святы в своих делах.
Впитай их образ.
И поведай о нем.
Он сильнее регалий веры.
Он есть.
И мне нужно это передать,
Сдирижировать все эти образы.
Сотворить словами разящий ветер духа
И чудо восхода и музыку смерти в одном флаконе!
Да так, чтобы было ясно,
Что я не вру.
Пробивать навылет.
Меня вынесло на бетонный пирс.
И я, вытащив лодку подальше от волн, ходил вокруг и собирал потёртые перья крачки.
И, уставший, сидел на теплом бетоне, смотрел на закат и смотрел на волны.
И пришедшие люди помогли мне донести лодку к дороге.
Наверно, они из тех, кто верит в святых рыбаков.
И в их молчаливых пророков,
Вроде меня.
Потому, что они тоже смотрели на закат и на волны
И видели каждый своё, но это всё было ощущением красоты.
А значит, они тоже во что-то верят и чувствуют родство
И такое же золото, текущее в нашей общей крови.
Они разные. Но им есть что любить.
И они любят.
В этом они едины.
Я был человеком-лодкой и человеком-парусом.
И я говорил на языке воды и ветра.
Этому не научиться на суше, для этого нужно, встретить их, говорить с ними.
С ними, живыми.
Человек в лодке ночью в шторм, когда только волны и ветер, а остальное скрыто тьмой и горизонтом, превращается в человека-лодку.
И тогда он не борется, он танцует с ними.
Он теперь дома.
Я был дома.
Текло время, текла река.
Я подшивал паруса, сидя на теплом песке, голый по пояс.
Стрекозы летали по своим делам, змеи плыли вдоль берега, крачки кричали на отмели.
Думаю, мои глаза были похожи на воду, хоть и другого цвета.
Я улыбался реке.
А потом я вернулся на берег.
Я оставил дерево лодки, как змеиную кожу,
Переродившись, чтобы снова ступить на землю.
Но человек-лодка остался живым где-то глубоко внутри,
Ведь позади меня теперь был еще один мой дом.
Необычно ощущать внутри себя живую душу лодки.
Это что-то новое для меня.
И это красиво.
ПО РЕКЕ И ДАЛЬШЕ
- Куда мне идти?
– Ты уже пришел.
- Что же мне делать?
– Ложись под воду.
Забывай, засыпай, и лети наверх.
Твои сны реальней иных живых.
Стоит лишь их увидеть.
И, словно проснувшись от мутной жизни,
Стал виден спокойный и чистый сон.
В нем мудрецы не искали богов в городах в своих каменных храмах.
Они просто, оставив имя, уходили неспешной походкой в степь к берегам реки.
Вдоль реки они шли, что спокойно течет в никуда, безвозвратно уходит в небо.
По самому краю мира течет широкой дугой, огибает время и отзвуки всех живых.
Но ее извилистый путь верней и короче любых прямых, неизбежно ведущих к смерти.
А в землях, где не было их богов, где свет не родился, не вышел еще из бездны,
Рыбаки в старых черных одеждах, прочнее стали, ловили солнце сетями из тонких мыслей
На лодке из рёбер погасших звезд и других миров, что царапает днищем смерть.
В смывающей память воде самой черной речной глубины и дна и нижней границы смерти
Они упорно ловили то, что еще не родилось, не стало живым, ни теплом, ни светом...
Гребли они длинными веслами соль земли и каждый мозоль их натруженных добрых рук
Был печатью, музыкой сфер, надежно скрепляющей своды и правила мира.
Рыбаки помогали слепым безымянным старцам, мудрецам, упорно идущим по дну вперед.
Рыбаки помогали помнить. Не забыть имена и образы их богов. Не забыть о жизни.
Рыбаки помогали идущим просто касанием своих теплых шершавых рук.
И идущие помнили, шли в край чудесных орлов и огромных поющих змеев,
Драконов, поющих знаки с мозолей натруженных добрых рук святых рыбаков из бездны.
Мудрецы находили своих богов где-то там, далеко, по ту сторону вечной реки и бездны.
Мудрецы улыбаясь смотрели на их лица и в их глаза, и теперь видели всё как есть.
Мудрецы говорили музыкой сфер. Драконы, поющие крылатые змеи.
И орлы отвечали, спустившись с лучистых небес, и их перья при этом чернели.
Тёмным пологом укрывали горящий дух, и вот уже вёсла в руках, вместо крыльев,
А ноги стоят на ребрах. И днище челна их царапает и вгрызается в дно смерти.
В то, под чем еще ничего нет.
Им пора.
Их ждут
Безымянные мудрецы,
Их пути
И возможности новых солнц.
