Миллениум

Телевизор мерцал огнями фейерверков — Лондон, Париж, Москва. Уже полночи по планете шествовал Миллениум. Ровно без пяти двенадцать Ляля разбудила родителей, те, со сна, вяло чокнулись «Советским шампанским» и ушли спать дальше.

  Как-то так повелось, что последние пара лет, со словами: «Ты уже не ребенок» — мать с отцом, равнодушные к праздникам, благополучно игнорировали новогоднюю ночь. Нет-нет, мама с Лялей готовили новогодний салат, утку с яблоками — садились ужинать втроём, но после десяти вечера Ляля оставалась тет-а-тет с телевизором. Старший брат еще в обед убежал к друзьям, где новый год праздновали по-молодому весело и масштабно, вызывая у Ляли тщательно скрываемые злые слезы зависти— брать её с собой брат отказывался категорически. Вот и в этот раз на традиционное мамино: «Может сестру возмёшь, ей же всё-таки шестнадцать, не маленькая уже?» — он сказал твердое нет. И ушёл — в радостном предвкушении праздника, провожаемый полным обиды взглядом младшей сестры. Очередной новый год в одиночестве.

Ёлка нарядно поблёскивала стеклянными шарами, гирлянда весело мигала, по телевизору счастливые люди кричали: «Ура!» — глядя в распускающиеся цветы салютов. Ляле отчаянно хотелось поделиться и своей радостью от наступившего нового года, только медведь Тимка, сядящий на спинке кресла, был молчалив и равнодушен.

— Ну что, Тимоха, пойдем спать, Миллениум наступил.

Ёлка погасла, салат был устроен на ночевку на полке в холодильнике, телевизор умолк.

— С новым годом, с новым счастьем!