Хэй, Джонни!
Хэй, Джонни, а в городе нынче снег,
Ты б видел, какой густой.
Летит без разбору на нас и тех,
Которые за стеной.
Его брал я горстью и ел с руки,
Он сладкий, дружище Джон,
А брюхо голодное от тоски
Скулило на весь донжон.
Мы держимся бог знает сколько дней,
Бог знает, на чём и как.
Наш город отрезан от всех путей
И крепко зажат в кулак.
Мы верили в бога и короля,
Один ли, другой спасёт.
Пока те, за стенами, жгли поля,
Мы ели крестьянский скот.
О крепкие стены разбилось, друг,
С полтысячи их атак.
Когда улетали скворцы на юг,
Мы ели уже собак.
А Морти, ослепший на левый глаз,
Всё ныл да стонал, подлец,
Что, дескать, король позабыл о нас,
Что всем нам теперь конец.
Да ты, верно, помнишь, дружище Джон:
Проныра, трепло и трус.
Висит вон, пугая теперь ворон,
Они, кстати, дрянь на вкус.
Всего гарнизона - полста голов
Осталось от пятисот.
Спасает стена да глубокий ров.
Нам, видно, пока везёт.
С неделю как речку сковало льдом,
И с этих вот самых пор
К нам утром под стену махать флажком
Приходит парламентёр.
Ну, всё, как обычно: труба ревёт,
И он начинает врать
О том, что наш город вот-вот падёт,
Что крепость нам лучше сдать,
Что даже и волоса не слетит
С покорных судьбе голов,
И выпустят тех, кто уйти решит,
Как в сказке для дураков.
Но мы-то, дружище, не дураки,
Мы знаем, что это чушь.
К тому же в подвалах полно пеньки
Для наших солдатских душ,
Вернее, для наших солдатских шей,
А наш капитан горяч,
Сказал: дезертиров давить, как вшей.
В нём, кажется, сдох палач.
Но в городе слушают эту мразь,
С гражданских чего возьмёшь?
Сегодня мне в спину швырнули грязь.
Спасибо ещё, не нож.
На чёрствую булку пойдут менять
И бога, и короля.
Я, Джонни, чего не могу понять:
Ведь это же их земля!
О, слышишь? Играет труба гонца.
Упорный, однако, враг...
Капрал, мой приятель, сбледнул с лица
И выдохнул хрипло: "Ах!"
Их было с полсотни - не больше нас,
Детишек, старух, девиц.
Запавшие щёки и дыры глаз
На бледных овалах лиц.
Все молча стояли, держа в руках
Кто камень, кто кочергу.
Снег даже не таял на их щеках,
На сомкнутых нитках губ.
Качаясь от ветра, едва дыша,
Шагнула одна вперёд,
Спросила: "Солдатик, а малыша...
Король малыша вернёт?"
Ты всё-таки, Джонни, везучий гад,
Ты в первом же сдох бою,
У нас тут, приятель, почти что ад,
А ты там сидишь в раю.
За снежной завесой исчез донжон,
Когда мы сошли с моста.
Нас было полтыщи, дружище Джон,
Осталось всего полста.
А впрочем, неважно, да сколько есть.
Мы встали по росту в ряд.
Встречал нас полковник - какая честь!
И с ним небольшой отряд.
Прикрывшись ладонью от злой пурги,
Полковник рукой махнул,
И эти, которые нам враги,
Вдруг взяли на караул.
Торжественно, молча идём сквозь строй,
Возможно, в последний путь.
Закончится, думаю, он петлёй,
Но это уже не суть.
Я знаю: солдата поймёт солдат,
Поймёт, как никто другой.
А честь нам дороже любых наград,
Она-то всегда с собой.
Ты, Джонни, храни их, дружище, брат!
Всех этих, что за стеной.