White nights blues
I. Dark Angel
Здравствуй, детка! Однако… Выглядишь ты — на сто!
Помнишь, боги ещё ходили пешком под стол?
И любили людей. И были добры к любимым…
Помнишь лето — хмельное, пряное? Терпкий кайф.
Мы с порога бесшумно падали в облака,
Засыпали — и снова падали, правда, мимо…
Ты в своей первозданно-варварской красоте
Так обманчиво целомудренна… До костей
Твой пронизывал взгляд. Без дури срывало крышу.
Я — наивный и неуклюжий провинциал,
Но едва ли тебя хоть кто-нибудь целовал
Так настойчиво, так отчаянно — и бесстыже.
А потом появился он. И пошла жара.
Я тогда устоял. На память остался шрам —
Будто горький упрёк: нельзя же так из-за бабы!
Я ночами не спал — бухал и писал стихи.
Пальцы струнами в кровь истёр. Я почти погиб,
Проклиная себя за чёртову эту слабость.
Он пришёлся тебе по нраву — «столичный» сноб…
Я смотрел на тебя — и полз по спине озноб:
Он играет с тобой, глупышка — как с мышью кошка!
Я от белых ночей бессонных с ума сходил,
Даже дьяволу душу б отдал — не пощадил,
Лишь бы снова коснуться мягкой душистой кожи.
И никто никому не должен был ничего…
Я своё проклинал коварное божество —
Повезло дураку влюбиться в такую стерву…
Упивался всё так же жгучей отравой строк,
И мечтал, что ещё схлестнёмся — настанет срок,
Этот выскочка подмосковный не станет первым.
Мы при встрече, как прежде, были почти друзья.
Вместе пили, я улыбался ему в глаза,
Понимая, что пытка длиться не может больше.
… Ты кричала: «Останься, пьяным — куда за руль?!.»
Я ушёл. В беспросветно душный, чумной июль,
Сознавая, что это вряд ли кому поможет…
Между раем и адской пропастью — я завис.
Догоняет земная слава — и тянет вниз.
Я ведь жаждал её, а, значит, роптать негоже.
Это фото — оно оттуда, где мы с тобой.
Ты отныне посмертно делишь меня с толпой —
Безутешна. И я не знаю, чья участь — горше.
II. Светка
Хлещешь натужно пиво. Молчишь и моргаешь часто.
Светка, ты — классный парень, а я — не по этой части.
Парни мне — как измена. Прости, не моя погибель.
Мы не издохли, Светка! Подумай, а ведь могли бы…
…Помнишь, вино на кухне — у Машки? Стонала память.
Я, матерясь, краснела. Меня представляли маме.
После терзала зависть: и мне бы вот так родиться!
«Девочки, Мань, честнее…» Истошно орали птицы.
Берег седой. И небо. В карманах — еда кошачья.
Мы разбегались рано — по клубам своим ишачить.
Всех помянули. Даже увидели тех, кто выжил…
Знаешь, а небу пофиг, кто ниже из нас, кто выше.
И — на прощанье — двести. Как выстрел. Как бег по кругу.
Светка, никто не первый. Не скажут — мол, это круто!
Время — седая пряха — умело скрывало лажу.
Вот тебе гоп со смыком. И дальше не станет глаже.
Боже, какая слава? По нам санитары плачут!
Дура, опять без шапки. И влезла в свой рыбий плащик.
Мы — не бойцы. Мы просто солдаты земного фронта.
Ты ничего не бойся. У Бога — свои экспромты.
Я умываюсь небом. Ровняю шагами крыши.
Светка, да всё козырно! А, может быть, лучше в рыжий?
Всё, говоришь, ни строчки? Ни рюмки, ни поцелуя —
Чтобы стреляли в спины отпетые чистоплюи?
Вечером в том же месте. Готовь раскладушку, водку.
Ставь на плиту картошку. И помни, балкон — на откуп.
Твой прихотливый Питер и мой многоликий Киев…
Может быть, их заслуга — отчасти — что мы такие?
Мне повезло влюбиться в прекраснейших в мире женщин.
Если расправишь крылья — тебе повезёт не меньше.
Я обещаю с ёлкой помочь. И сварганить ужин.
Классный ты парень, Светка. Но, знаешь, и я не хуже.
*Посвящено четырём совершенно разным людям, которых больше нет в моей жизни, но память - осталась.
