у Марка

Караваев Артём

стемнело... полная луна,

застыв у самого окна,

лилась на снежные равнины,

являя чудные картины,

и звёзд холодные огни

мерцали в бархатной тени.

в тот час собралися поэты

за поэтическим столом:

искать насущные ответы,

слагать весёлые приветы,

болтать беспечно о былом;

делиться новыми трудами,

трясти кривыми бородами,

гонять индийские чаи:

как говорится - все свои.

там были: лирики любитель,

философ, критик и монах;

а так же злачную обитель

почтил своим вниманьем зритель...

на тертых временем стенах

имелись изредка картины,

фрагменты греческой лепнины,

каскады ярких занавес

и карта звёздная небес.

а на столе дымилась каша

с мясцом, из рубленой крупы,

пяток яиц без скорлупы,

печенья треснутая чаша,

немного сыра, хлеб, трава

и водки штоф - всему глава!

монах, присев у изголовья,

искрил фонтаном празднословья;

напротив, тоже в головах,

сидел философ и в словах

он не имел нужды особой:

запечатлён молчанья пробой

он над собранием парил

и очень редко говорил...

по леву руку от монаха,

без тени трепета и страха,

седоволосою скалой

томился критик пожилой.

он был испытанным главою

и тайной хваткой деловою

объединял вокруг себя,

собранья шумные любя.

и, наконец, мечтатель нежный,

дитя Парнаса, дуэлянт:

был с виду несколько небрежный,

в словах же - истинный педант.

он наслаждался сам собою,

и Богом данною судьбою,

и как ребенок заводной

пленял учтивостью хмельной...

стола торжественный овал,

застыв под лампою старинной,

ложился на пол тенью длинной

и к состязанью призывал...

поэты выпили, поели,

немного даже захмелели -

богам языческим подстать -

и принялись читать...

читали медленно, по кругу,

давая вырваться друг другу

из повседневной суеты,

и были светлы и чисты,

как дети...

меж двух веков