Диалоги о… Часть вторая. Посмотри в глаза чудовищ.
Я перестала удивляться совпадениям. Их в последнее время слишком много, чтобы удивляться. Вот и встреча с М., и стихи, и сны - меня уже не смущали, скорее интриговали. Я стала ждать продолжения. Ждать стихийного наплыва событий, не зависящих от моих желаний, а потому неизбежных и волнующих. Так оно и вышло.
Она позвонила в четверг. Я уже собиралась уходить, когда услышала трель мобильного, в который раз забытого в кресле! Из прихожей, в одном сапоге я допрыгала до комнаты и взяла трубку. С фото над номером улыбалась М.
- Алло?
М. плакала.
- Что случилось? - меньше всего я хотела слышать её всхлипы.
- Мишик убежал… - в её голосе была тоска - убежал, понимаешь?!
Я замешкалась на секунду. Что? Мишик? Убежал? Кто это? Куда убежал? И тут я вспомнила старого кота, которого всегда звала просто - Рыжий, потому и не сообразила сразу.
- Ну подожди, ты уверена? Может, просто спрятался куда-то и не выходит? Старый ведь…
- Ты не понимаешь, он убежал! Не спрятался - убежал!! - М. была на грани истерики.
- Слушай, он и раньше убегал, но возвращался. Может у него весна внеплановая случилась?
- Да какая весна, он полгода по квартире-то ходил с осторожностью. Я его возила к ветеринару, сказали, мол, “Что Вы хотите? Возраст, катаракты, оперировать поздно...” Какая ему весна?!
Я поняла - дело плохо… Если М. кого-то по-настоящему любила в жизни, то этого своего рыжего. Значит, придется менять планы на вечер. Поисковая операция отменяется - скоро стемнеет. Да и, если честно, вряд ли мы его найдем.
- Так. Я сейчас приеду. Жди.
По пути заскочила в магазин с мыслью купить бутылку вина, но решила, что наши посиделки, увы, будут скорее похожи на поминки, а значит, лучше взять чего покрепче.
М. встретила пороге уже не плача, - хорошо…
- Да, в алкоголе ты никогда не разбиралась… Ну какой Jack Daniel’s, это же попса… - М. как-то виновато всхлипнула.
Я молча смотрела на ее распухшее от слёз лицо.
- Спасибо... спасибо, что приехала. - тихо добавила она. - Проходи.
Я думала о том, откуда мне известно, что коты уходят из дома умирать? И знает ли об этом М.? Наверняка знает. Мне показалось, она почти спокойна. Будто смирилась.
По старой привычке расположились мы прямо на полу возле дивана. Довольно быстро бутылка наполовину опустела. Разговор не клеился, оставалось пить.
- М., я же понимаю - веселить тебя сейчас бесполезно. Да и глупо оно…
Я не знала - как зацепиться… Но, ещё буквально после первого глотка в голове закрутилось одно стихотворение, которое я недавно для себя открыла. Но... Как предугадать, представить - что в нём увидит М.? Увидит… Как же непросто. Однако всё лучше, чем глушить боль тёплым виски.
- Слепой неспешно идет по мосту
Сквозь память, сквозь забытьё.
Слепой несет свою темноту –
К груди прижимает её,
Лелеет, как больное дитя.
И мир, неизбежным томим,
Распахивается пред ним и, пыхтя,
Захлопывается за ним.
Тихо-тихо, почти про себя, я вынимала, точно из собственного сердца, каждое слово - как маленький шажок над пропастью, как испытание и как шанс.
- Слепой идет. В его темноте
С рожденья кишит кишмя –
Ночной кошмар, скрежетанье когтей,
Зазубренный клык, клешня.
И то, от чего ускользали мы,
Что утром теряло власть,
Я произносила строчки почти как молитву, глядя перед собой, и чувствуя, как жгучая слеза скатывается по щеке. В комнате было темно и глухо. Вдруг я поняла, что в мой голос вплетается другой - такой же тихий и осторожный. Я повернула голову и посмотрела на М. Она читала вместе со мной...
- Ему пожизненно скалит из тьмы
Набитую мраком пасть.
В итоге – такое не снилось нам
Ни ночью, ни по утрам –
Он помнит монстров по именам,
По запаху, по номерам,
Она поставила стакан и вытерла глаза.
- Привычки их помнит, рабочие дни,
Графики отпусков.
Он словно в тиски их зажал – они
Не вырвутся из тисков.
Им не раствориться, не вылезть, не влезть –
Он видит их за версту.
И в этом своеобразная месть
Природе за слепоту.
Я изумлённо разглядывала эту казалось такую знакомую женщину, и понимала - как мало о ней знаю. И я смолкла, позволив ей самой дочитать до конца.
Когда же чудовище дохнет вдруг,
Сгорает черным огнем –
Он с ужасом думает: умер друг –
И скорбно молчит по нем.
И в миг, когда слепая слеза
Мутнеет в глазу, как смерть,
Прохожий не смотрит ему в глаза.
Старается не смотреть.
- Дима Коломенский… - М. горько усмехнулась, но глаза начали оживать. - я ведь почти знакома с ним. Пару лет назад ездила в Питер - приятель один всё зазывал в гости. И так, в общей компании пересеклись. Дивный поэт…
М. плеснула в стаканы вязкий бурбон и сказала:
- Я не хочу пить не чокаясь. Никто не умер. - и, помолчав добавила - За Диму!
Стаканы отозвались сухим стуком и как-то сразу отлегло. Мне захотелось расспросить М. об этом Коломенском, о той поездке, о приятеле, но я всё ещё боялась, что не смогу. И тут она произнесла.
- Ты вот сама пишешь, скажи - о чём этот стих?
Я проглотила слезу и прошептала:
- Не знаю.
- Ну вот, пришла успокаивать меня, а придётся приводить в чувства тебя. - М. засмеялась мягко и обняла меня одной рукой, другой держа спиритуоз. - Перестань, нормально всё. Просто ты приехала и мне полегчало. А за стих особое спасибо.
Я глупо улыбнулась. Спасибо… Было б за что.
- И тем не менее - о чём Коломенский писал, как думаешь? - М. придвинулась к дивану. - Мне правда интересно, тем более - ты начала.
О привычке к одиночеству... - я сделала маленький глоток.
- Серьёзно? Во как! - М. многозначительно надула губы. - Интересно, давай-ка поподробнее.
Мне, наверное, лезла в голову всякая чепуха, но я давно решила - именно от чепухи чаще всего ожидается нечто настоящее. Единственно верное. Хотя… Хотя Коломенский, со всей его видимой лёгкостью, ироничностью - едва ли уместится в готовую поэтическую раму; он глубже и горше многих. Поэтому к одиночеству героя, одиночеству слепца, как нельзя более подходило простое и страшное дополнение - привычка.
- Ты знаешь его, я - нет. И тебе решать, кто прав. Но я читаю здесь не только одиночество человека, окружённого сонмом чудищ. Я читаю отрешённость духовную - а это и есть привычка, понимаешь?
Я сделала усилие и проглотила остатки виски, подставив М. стакан для очередной порции.
- Разница между одиночеством и отрешённостью в привычке. - продолжала я. - Если угодно, это одиночество Христа, идущего на Голгофу. Когда всё известно, и страшно посмотреть ему в глаза.
- Ну ты даешь! - М. так и не донесла виски до рта. - Ты все стихи так копаешь?
- Только те, что нравятся. А это мне очень нравится.
- Я долго размышляла над ним - М. встала и подошла к окну. На улице уже царила глубокая ночь. - Ведь если человек одинок, и одинок по привычке, сознательно, тогда опять - зачем он страдает, откуда это:
Когда же чудовище дохнет вдруг,
Сгорает черным огнем –
Он с ужасом думает: умер друг –
- Герой Коломенского родился слепым, но не стал им - вот тебе ещё параллель с христианством. Только знак противоположный. Спаситель пришёл в мир зрячим, то есть иначе говоря - он изначально знал свою судьбу, своё предназначение. И это высшее зрение, если угодно - зрение “в один Гомер” по незабвенному Кабанову, даёт право и возможность страдать от гибели невидимого, непознанного простыми людьми.
Мы ещё раз чокнулись.
- Пожалуй, ты попала в точку. - М. уважительно кивнула. - Но мне всё равно тяжело…
Она отвернулась, глядя в ночной двор, и в оконном отражении я увидела, как слёзы снова потекли по её лицу. Я подошла сзади и обняла её.
- Давай будем думать о хорошем. Ведь никто не умер.
Возвращалась домой я, когда начали гаснуть звёзды. Я ехала в такси и думала - как несправедлив и вместе с тем прекрасен мир. И в нём живут прекрасные люди, и многие из них пишут прекрасные стихи. Стихи, от которых душа начинает трепетать, и их хочется читать снова и снова. Дойдя до кровати, я рухнула и забылась долгим спокойным сном.
А спустя неделю пришла весть, что Мишик вернулся. Тем же утром...
