Зойкино счастье (продолжение 3)

…Завотделением патологии беременных была невысокая, довольно пожилая, но ещё крепкая тётка. Было в её внешности что-то птичье: когда она сердилась на нерасторопность санитарок или пустую болтовню молоденьких медсестёр, голова её двигалась в такт чётко произносимым словам, как бы склёвывая каждое. Но зато переступив порог палаты, Анна Гурьевна словно крылья расправляла над большим гнездом с пищащими в нём птенцами, заслоняя своих детёнышей и от ненастья, и от возможных неприятностей. В первый день войны, даже под бомбёжкой, она невозмутимо продолжала в больнице принимать роды у перепуганных женщин. Позже подалась в партизаны, два года провела в лесу, но всегда по первому зову пробиралась в окрестные деревни на помощь тяжёлым роженицам. Ни мужа, ни детей у неё никогда не было, она делала своё дело. Прогнозы Агуши, как за глаза называли Анну Гурьевну, чаще всего сбывались, поэтому когда она хрипловатым низким голосом вынесла свой вердикт («Бедная мамаша и обосранное дитя! Не могли после выкидыша хотя бы год подождать? Ничем хорошим эта история не закончится.»), Шурочка совсем приуныла. Агуша взяла её за руку - проверить пульс, потом погладила и, неожиданно тепло улыбнувшись, добавила: « Ну-ну, не киснуть! Будем сражаться!»