Лихолетье (1990 - 1999)
Глава 1. «От заката до рассвета»
Рыбацкое село, я снова здесь в гостях,
Навстречу все знакомые мне лица.
Сосед на берегу копается в сетях,
Ему всегда на месте не сидится.
И много ль посидишь, когда карман пустой?
Деньжата в нем давно не гостевали.
Увы, не он один задавлен нищетой,
Под кнут ее здесь многие попали.
Невзрачные дома окошками глядят
На Волгу, что течет неторопливо.
И чайки на косе о чем-то гомонят,
И тополь на ветру скрипит тоскливо.
Здесь жизнь течет своим неспешным чередом.
Да и куда здесь можно торопиться?
Ну вот я и дошел, знакомый с детства дом,
Меня родня встречает, суетится.
Встречает дед Степан, состарился совсем,
А был когда-то молодцом удалым.
Увы, не молодит нас ветер перемен
И взгляд на жизнь наш делает усталым.
У бабки Веры счастьем светится лицо -
Ведь в коем веке внук приехал в гости.
Она, прихрамывая, вышла на крыльцо
Болят, как видно, старческие кости.
- Ай, молодец внучок, а то ведь заждались.
Да, у тебя дела и все такое.
А наше дело - старься, старься и молись,
Житье-бытье у нас теперь простое.
Ты то ж вон поседел! Забот невпроворот?
Житухи круговерть нас всех достала.
Кто знает, чем сулит Судьбины поворот,
Где б вновь она урок нам преподала.
Идите ж с дедом в кухню, стол уже накрыт,
На летней кухне более просторно.
Ухой отменной угостим, чтоб был ты сыт,
Дед, самогонку наливай проворно.
- Зачем! Я сам налью, ведь я примерный внук
И вас я всей душою почитаю.
Я пленник суеты, и тяжек груз разлук,
Но вас я никогда не забываю.
Мы сели, чокнулись – рюмашками звеня,
И о житье-бытье заговорили.
Первач ядреный, хорошо пробрал меня,
Отменно здесь его всегда варили.
Судачим о родне, кто как живет иль жил.
Соседям и знакомым достается.
И нет ни одного, кто б жил и не тужил,
Досада хоть какая, но стрясется.
Потом затронули политику и власть,
А как без них в застольном разговоре.
И к выводу пришли, что рынок есть напасть,
Ведь истина-то познается в споре.
А за окном уже давным-давно темно,
И бабка Вера спать пошла ложиться.
Дед вдруг сказал: «В жизне сией все мудрено,
И участь наша вечно суетиться».
Да был бы смысл какой во всей этой возне,
А то ведь в большинстве живем никчемно.
В душе-то пусто, как в разграбленной казне,
И часто очень муторно и стремно.
Я помню, раньше как-то было все не так.
Ну мы, к примеру, за девчонок дрались.
А щас любой мне скажет: да ты что, дурак?
Тебе на кой все эти шлюхи сдались.
Купи вон пузырек и закусь не забудь,
И все, она твоя на сто процентов.
И сделает тебе че хош, не даст уснуть
Без всяких там цветов и комплиментов.
- Да ну, ты, дед, хватил, любовь еще жива,
Не все же деградации поддались.
И женщинам нужны красивые слова
И чтобы мы за них, как прежде, дрались.
- О деградации ты вспомнил в самый раз,
Щас все болеют этой вот заразой.
Но есть ведь те, кто ей гордится напоказ,
А я ее сравнил бы лишь с проказой.
Вон пес соседский лает уж в который раз,
И так всю ночь он будет часто лаять.
То гости шастают почти что каждый час
И нас бессонницею будут маять.
Но мы привычны к лаю, а вот ты-то нет,
Так что давай-ка пей еще рюмашку,
Чтоб быстро крепкий сон сказал тебе – привет,
И к отдыху дал резкую отмашку.
- Так, ну и что там у соседки за бардак?
Притон какой, иль что-нибудь другое?
- Да не притон, а просто бизнес как-никак.
Там дело не мудреное, простое.
Она из города привозит спирт домой
И здесь его умело разбавляет.
И самогон попутно варит чумовой,
И по цене приемлемой толкает.
- А почему ж клиенты ночью к ней идут?
Им что, и дня для пьянки не хватает?
- Да что ты, нет! Они и днем бывают тут,
Днем, в суете, их глаз не замечает.
А ночью тихо и все слышно за версту,
И старикам, как водится, не спится.
И потому ты, словно стражник на посту,
А вдруг опасность рядышком таится.
- А что за праздник, чтоб вот так всю ночь гудеть?
Ведь утром нужно двигать на работу.
И песен не слыхать. Им не в охотку петь?
- Какие песни! Их поют в охоту.
Здесь не до песен всем, работы нет давно,
И выживает каждый, кто как может.
А власти на верху, как видно, все равно.
Никто нам, мне сдается, не поможет.
- Ты власть-то уж не трожь, а то ведь, знаешь сам,
У стен-то ведь бывают тоже уши.
А может, это все угодно небесам,
Угодно, чтоб страдали наши души.
- Да не пужай меня, не из пугливых я!
Вот я на капитана не учился.
Так я не встану у штурвала корабля,
Чтоб он вдруг из-за неуча разбился.
А если уж встаешь, так уж веди его,
Умело скалы обходя и мели.
А если в этом ты не смыслишь ничего,
Не будь подобен простаку Емеле.
- Ну, дед, ты и хватил, а я скажу как есть:
Порой в семье своей не разберешься,
А уж в семье державной-то проблем не счесть,
От них, мне кажется, умом свихнешься.
Уж у меня бы мозг реально закипел
От всех этих инфляций и стагнаций.
И кое в чем у нас творится беспредел,
Но что нам с этих акций и дифляций?
Мы попросту живем, обычно, день за днем,
Растим детей и веруем в удачу.
Ну а уж тот смельчак, что за большим рулем,
Пускай решит заумную задачу.
- Вот то-то и оно! Решит ли он ее?
Просвета я пока не наблюдаю.
Как будто в никуда течет житье-бытье,
Надолго это все, я так считаю.
Да что уж тут считать, вон лает пес опять,
То дальше длится горькое веселье.
Таких спиртовых точек по селу штук пять,
Одно ужасно – тяжкое похмелье.
И так ведь день за днем, и так за ночью ночь,
На всех одно спасительное средство.
Вот выпил двести грамм - и беды сразу прочь,
Или от бед хоть временное бегство.
Да, утомил тебя я болтовней вконец,
Пора бы нам идти на боковую
Но ты поймешь меня, ведь ты же молодец,
Мне просто тошно видеть жизнь пустую.
- Согласен с этим я, здесь прав ты на все сто
Да! Жизнь порой затейливая штука.
И в ногу с ней идти не просто ремесло,
А главная для каждого наука.
Да, поздний час уже, пора ложиться спать,
Ведь завтра мы собрались на охоту,
И я уж полчаса, как не могу унять
Назойливую, стойкую зевоту.
Я вышел на крыльцо, неспешно закурил,
Луна плыла вдали за облаками,
Их влажный ветер в неизвестность уносил,
Обняв своими крепкими руками.
Соседский пес вдруг за забором зарычал,
Мои шаги его насторожили.
Обычно у ворот он всех гостей встречал,
Которые за спиртом приходили.
Не может пес понять, что нужно все же мне,
Молчу, курю, а значит я опасен.
А просто не ищу я истину в вине,
Ведь путь в небытие всегда ужасен.
Да! У соседки огород забил камыш,
Стеной стоит – высокий, двухметровый,
Ну а когда полоть, коль бизнес ты творишь,
Чтоб быть на деле дамою фартовой.
Камыш шумит, шумит тревожно на ветру,
Луна совсем за облаками скрылась.
Подлунный мир заснул, проснется поутру,
И лишь село пока что не ложилось.
Сельчане пьют и пьют, кто в силах – до утра,
Ну просто почему-то всем не спится.
А, может быть, виной осенняя пора?
А может, просто хочется забыться.
Глава 2 «Рыночные отношения»
Воскресный день уже вступил в свои права.
Ну что ж, сейчас до рынка прогуляюсь.
Вон во дворе в футбол играет детвора,
А я вот от спанья лишь пробуждаюсь.
Ходить по выходным на рынок – ритуал,
Почти одно для многих развлеченье.
Но это я к тому, чтоб каждый понимал
Его «непреходящее» значенье.
Дежурный бутерброд и кофе на столе,
Футболка, джинсы – я почти собрался.
И сон кошмарный, что не тает в голове,
Не вещий он, но стресс в душе остался.
На улице опять июльская жара,
И я от дома к дому в тень ныряю.
Ну вот и рынок, что ж, затариться пора,
Пойду- ка по рядам я погуляю.
Знакомых много здесь, и рады мне они.
Все знают мою тягу к балагурству.
Здесь так, как и везде, – не ангелы одни,
Есть у отдельных склонность к самодурству.
Серега за прилавком – кандидат наук,
Был на заводе главным инженером.
Но перестройка постучала в дверь – тук, тук,
И стал Серега враз акционером.
Но в жернова реформ пришлось ему попасть.
И все к чертям вдруг сразу полетело.
А следом нищета, как жуткая напасть,
Вошла без стука, нагловато-смело.
Торгует кандидат технических наук
Жевательной резинкой каждодневно.
Все просто – никаких тебе идейных мук,
И заработок будет непременно.
- Акулам бизнеса мой пламенный привет!
Сегодня дебет с кредитом в союзе?
А велика ли прибыль, если не секрет,
Сергей, инфляция серьезно грузит?
- С гиперинфляцией, братишка, не шуткуй.
Она тебя разденет, честь по чести,
И если прогорел, то сильно не горюй -
Ты все же не один – с надеждой вместе.
- Однако юмор невеселый у тебя!
В профессию не пробовал вернуться?
Ведь у тебя была завидная стезя,
А здесь от скуки можно чекануться.
- О чем ты говоришь! Ты погляди вокруг:
Куда ты предлагаешь мне вернуться?
Ведь все что было – обанкрочено, мой друг,
И от иллюзий уж пора очнуться.
Я здесь сейчас стою, чтобы семью кормить.
Жена опять осталась без работы.
Продал вот сникерсы, и можно дальше жить,
А у других не те же ли заботы?!
Мои способности – нужны ль они кому?
Я знаю, никому до них нет дела.
Известна истина лишь Богу одному
О сути воровского беспредела.
Об этом и не стоит вовсе говорить,
Бессмысленно толочь водицу в ступе.
Наверно, нужно просто жить себе и жить,
И хаосу конец, авось, наступит.
Ты лучше глянь туда: Михалыч вновь шумит,
Смотри, как не на шутку разошелся.
Свою работницу вновь матом кастерит,
Орать мастак – лишь бы предлог нашелся.
Михалыч был и впрямь нехилым мужиком -
Высокий, статный, дерзко-хамоватый.
Он речь свою сдобрял отборным матерком
И, показалось, был слегка поддатый.
За воротник схватив работницу свою,
Он заорал – набычась - с новой силой:
- Зарплату точно покромсаю я твою,
Чтоб не была ты беззаботно-милой.
Скажи, где на витрине горький шоколад?
Опять забывчивость всему виною?
Ты так и будешь, стерва, мямлить невпопад?
Я очень раздосадован тобою!
Я идиоток у себя не потерплю! -
И звонкий звук пощечины раздался.
- Еще забудешь, я сильней тебе влеплю, -
И, подмигнув, злорадно рассмеялся.
Неравнодушных в мире множество людей,
Без них наш мир стал просто б сущим адом.
Торговка из киоска, бормоча: злодей!
Вдруг крикнула: «Ты просто дышишь ядом!»
Зачем, Михалыч, руки сразу распускать,
Наташка ведь хорошая девчонка.
Она старается, поверь мне, поспевать,
И у тебя ручище, не ручонка!
А если б дочь твою вот так же хлестануть,
Как посмотрел бы ты тогда на это?
Ну, хлебом не корми – дай кем-то помыкнуть,
Что нам до истин Нового Завета!»
- А ты мне не указ, заткни свой наглый рот,
Чтоб из него помои не лилися.
Какой же, бабы, вы поганейший народ,
Спасенья нет от вас, хоть век молися.
Нормальной девки днем с огнем уж не сыскать,
Кругом одни законченные шлюхи.
Вы только деньги научились уважать
Да силу радикальной оплеухи.
Он смачно сплюнул, чертыхнулся пару раз,
Сел в «мерседес» и по делам умчался.
Учить уму других отъявленных зараз -
Ну вот такой удел ему достался.
Наташка плачет, слезы льются по щекам
И падают на плитки шоколада.
А шоколад и без того-то горек сам -
С обманчивым названием «Услада».
Глава 3. «Пятачок»
Порою кажется, что жизнь прошла как сон,
В котором ты не властен был над смыслом,
И стала прошлым, как вот этот патефон,
Или вон тем скрипучим коромыслом.
Порою хочется проснуться, но увы!
А иногда уснуть и не проснуться.
И так ли важно, в чем мы были не правы, -
Годам былым уж точно не вернуться.
Вот только в сны мои они придут опять
И станут там на время настоящим.
Ведь время в вещих снах порой несется вспять
С наитием в душе моей щемящем.
Вот и опять во сне знакомый «пятачок»,
Здесь очень оживленный перекресток.
В одном из окон надрывается смычок,
Навстречу - с сигаретою подросток.
Уж поздний вечер середины октября,
С деревьев ветер листья обрывает.
Царица – осень, ничего не говоря,
За сбором урожая наблюдает.
Бездомный пес бежит куда глаза глядят -
Хозяин добрый нынче в дефиците.
Привычно фонари вдоль улицы горят -
Все так же, изменений не ищите.
В домах невзрачных гаснут окна – поздний час,
Район ко сну отходит постепенно.
И бледная луна с небес глядит на нас,
На все, что в этом мире тленно.
А я сейчас иду с работы не спеша,
На «пятачке» знакомые все лица.
Анжела – смуглая, чертовски хороша,
И Вика словно юная царица.
Да и от Ксюхи взгляд попробуй оторвать -
От глаз ее пленительно-прекрасных.
А кореянка Ким как ей легко пленять
Мужчин, на все лишь для нее согласных.
Блондинка Юля - изумительный цветок,
Настена с соблазнительной фигурой.
Оксана рыжая взбалмошная чуток,
Но общепризнанно - с отменною фактурой.
Я у обочины двенадцать насчитал:
Одни сидят на трубах огражденья,
Да и в кафешке рядом контингент не мал,
Там «мамка» излагает наставленья,
Как грамотно работать нужно с мужиком,
Считая его лишь материалом,
Который ненасытной похотью влеком
И пошлости удушливым угаром.
Внушает «мамка», что почетен каждый труд,
С какой ни глянь высокой колокольни.
Ну а мораль сжигает конченных зануд,
К примеру, как метан шахтеров в штольне.
Девчонки говорят все больше об одном -
Каких клиентов им пришлось «окучить».
Их едкий говорок до боли мне знаком
И почему-то он не мог наскучить.
Да вон, смеясь, Оксана Ксюхе говорит:
- Что все молчишь сегодня, как немая?
- Да челюсть со вчерашнего еще болит,
Скажи спасибо, что еще живая.
Вчера один клиент меня к себе повез,
Сказал, что вечер будет интересным.
Что было дальше, сложно вспоминать без слез,
Но для других он был и впрямь чудесным.
Представь, ведь в той квартире меня ждал сюрприз:
Его друзья там шумно веселились,
Меня они, смеясь, назвали «главный приз»,
И покерные страсти накалились.
Три раза я досталась одному из них,
По части карт он хлопец был удалый,
А вот в постели - идиот и полный псих,
И взгляд был у него какой-то шалый.
Ну а потом всем покер быстро надоел
И на меня они переключились.
И начался там сексуальный беспредел -
Мальчишки от души повеселились.
«Утюжили» они меня от А до Я,
На сколько им фантазии хватало.
Был среди них самец как жирная свинья,
Ему все было мало, мало, мало.
Казалось, утро не наступит никогда
И пьяни не дано угомониться.
Ну рассуди, что оставалось мне тогда?
Конечно, о спасении молиться.
И ранним утром никакушную меня
Он из квартиры вытолкнул с ухмылкой:
- Вали, пока цела, - такая вот фигня.
И обозвал и тварью, и кобылкой.
А у обочины жизнь также бьет ключом:
Вот «мерин» к красатулям подъезжает,
Из приоткрытого окна – ну что, почем?
Кто сауну реально обожает?
Желающих попариться хоть отбавляй.
Стекло окна сильнее опустилось,
Анюту кто-то пальцем поманил, сидай!
И пьяная мордень стеклом прикрылась.
Мерс резко тронулся, Анюту увозя
Где спрос возник, там будет предложенье.
А что поделаешь - такая вот стезя,
Вы - деньги, ну а мы вам наслажденье.
Блондинка юная окликнула меня:
- Постой, красавчик, как насчет релакса?
Навстречу мне шагнула, пальчиком маня:
- За час вполне приемлемая такса.
- Благодарю покорно - я весь занятой,
Как Блок сказал - покой нам только снится.
И недостоин королевы я такой,
А посему не будем суетиться.
- Как жаль, как жаль, но ты имей в виду,
Тебе, как никому, я буду рада.
- Вот замолю грехи, быть может, и приду,
И будешь ты тогда - моя награда.
- На грешника - поверь, ты не похож, мой друг.
В глазах так много и тепла, и света.
Всегда я с радостью украшу твой досуг.
- Как звать тебя? – Да просто Виолетта.
Звони, вот телефон, вдруг встретимся когда.
- Ну, это уж как жизнь сама рассудит.
- А ты здесь проходи хотя бы иногда,
И шанс нам повстречаться точно будет.
Я ей махнул рукой и не спеша пошел,
У парка закурил, остановился.
А торг на «пятачке» все также бойко шел
Народ гулящий дальше суетился.
Девчонок увозили новые авто,
На смену им другие подходили.
Куда везли принцесс? Да спрашивал ли кто,
И что там с ними иногда творили.
Ведь на рубеж исходный иногда не все
Они после заезда возвращались.
Кого-то находили в лесополосе
Убитыми, над ними издевались.
Истерзанное тело, а точнее – труп,
Присыпано пожухшею листвою.
Один из извращенцев порезвился тут
Под полною, бездушною Луною.
Эпоху упырей никто не отменял,
Они средь нас тихи и неприметны.
Ну а вот тут один, как видно, маску снял -
К спасению попытки были тщетны.
Да, в городе таких вот «пятачков» с пяток,
Девчонки трудятся - куда ж деваться.
Чтобы добыть рубли - они всему итог,
Он все же труд - зачем его чураться.
Свою монету золотую я достал,
Червонец, гордый профиль Николая.
От света лунного блеснул империал.
Ну что с тобою снова, Русь святая?
Последний император, ведь в твоих глазах
Чудовищная бездна отражалась.
В нее, кровавую, вся в горе и в слезах,
Стремительно Россия погружалась.
Скажи, империя, - ты где теперь сейчас?
В каком таишься мире параллельном?
Скажи хоть по секрету в этот поздний час:
Как оказалась в списке ты расстрельном?
Вон женщины твои вновь вдоль дорог стоят,
Себя распродавая по дешевке.
А сколько их глаза тоски в себе таят
И к жизни адресованной издевки!
И всем сейчас на них реально наплевать,
Ведь город спит и видит сновиденья.
А жить или вот так пытаться выживать
Предписано нам свыше от рожденья.
Подкинул на ладони я империал -
Подарок мне, доставшийся от деда.
Коварно вновь сверкнул таинственный металл -
Безмерна над людьми твоя победа.
Глава 4. «Изгнание души»
Сейчас миром правит апрельское утро,
Он солнцем пронизан и щебетом птиц.
Пушистое облачко из перламутра
Плывет в синем небе, не зная границ.
Спешат пешеходы куда кому надо,
Машины несутся туда и сюда.
Автобус ушел, ах, какая досада,
Не может везти же везде и всегда.
Другой подожду, искурю сигарету,
Вон что-то народ у скамейки стоит.
- Маши на него, ну-ка, дайте газету, –
Мужчина кому-то в толпе говорит.
Ну что там стряслось этим утром прекрасным?
Кому снова плохо и кто виноват?
К кому повернулось зло ликом ужасным,
На страшный арест предъявляя мандат.
Парнишка, скукожась, лежит на асфальте,
Бессмысленным взглядом глядя на людей.
Лежит как вратарь, пропустивший пенальти,
С досадой шепча – что ж я взял не левей?
Валяется шприц рядом с ножкой скамейки,
Осколки от ампулы рядом блестят.
Вот вызов с мобильного – трель канарейки -
Там, где-то, его очень слышать хотят.
Он смотрит на всех словно после наркоза,
А женщина рядом – наверное, врач:
- Звоните же в «скорую» – здесь передоза,
Он еле живой, словом, просто хоть плачь.
И что им спокойно, дурным, не живется?
Без дури прожить, прям, не могут и дня.
Ведь жизнь только раз свыше Богом дается,
Но истина эта для них лишь фигня.
Им кайф подавай, чтобы крышу сносило,
«Лекарство» от серости будничных дней,
Чтоб душу в иные миры уносило,
Им вовсе не важно, что станется с ней.
Ее я спросил: «Он до «скорой» дотянет?»
- Да кто ж его знает – вон тощий какой.
Скажу вам, его не по-детски шаманит,
Шырнулся он дурью, увы, чумовой.
И в «скорой» у нас не работают боги,
Его б до больницы успеть довезти.
В час пик, вы же знаете наши дороги,
Сказать очень сложно, удастся ль спасти.
Мужчина с портфелем достал сигарету,
Извлек зажигалку, и вспыхнул огонь.
- Мерзавцев, торгующих зельем, к ответу.
Они же не люди – они шелупонь.
Сюсюкаем все – результат перед нами
Завис между небом и грешной землей.
Как прежде, Россия полна дураками,
Ну чем не дурак на земле предо мной.
Он дальше ругался, вертя зажигалку,
Огонь зажигая по нескольку раз,
Как будто в уме повторяя считалку,
А может, вертел ее так, напоказ.
Чудесное пламя – я им зачарован,
Но вспомнился мне невеселый сюжет:
Звучит приговор, он, увы, обоснован -
Для вероотступника милости нет.
Бедняга привязан к столбу – безнадега.
Костер разгорается быстро под ним.
Он смел усомниться в величии Бога -
Ах, да! Не суди, и не будешь судим.
Он смел инквизиторам дерзко перечить,
Но знали они, кем он был одержим.
Священный костер от бесовства излечит,
Лукавый ведь знает – он здесь уязвим.
Священный костер – это крайняя мера,
Ведь можно молитвой изгнать Сатану.
Ведет экзарциста великая вера
И душ еще много томится в плену.
Но зло многолико и очень коварно,
Оно может стать частью вашей души.
Порой и всю душу захватит ударно,
Спасенье в одном – ни за что не греши.
Но как не грешить, если ты под контролем?
Поди разбери, где добро, а где зло.
К прозрению дверь под замком и паролем,
Ну, словом, по жизни тебе повезло.
Мне вспомнился сон – он был просто ужасный:
Лежу и не властен над телом своим.
Стоит рядом монстр – очень страшный и властный,
Довольный беспомощным видом моим.
Склонился, прислушался к сердцу, наверно,
Затем стал в глаза, не мигая, смотреть.
И стало вдруг так безысходно и скверно,
Как будто вот-вот должен я умереть.
В глазах его огненных ад затаился,
Царь тьмы, я узнал его, это был он.
А я про себя все молился, молился,
И мне не казалось, что это был сон.
Он взглядом своим выворачивал душу,
А я даже пальцем не мог шевельнуть.
Казалось, что власть я его не разрушу
И вряд ли свободу удастся вернуть.
Вдруг голос послышался из ниоткуда:
- Ты, главное, в душу его не пускай,
Иначе пленит тебя эта паскуда.
Ты цепи его с себя срочно срывай.
Все силы собрав, что во мне еще были,
Я сделал рывок, закричав: «Не возмешь!»
И цепи незримые вдруг отпустили,
И я прошептал – старина, ты живешь.
Очнулся от сна – сердце бешено билось,
В окне вновь Луна, как большой апельсин.
Я думал о том, что мне только что снилось.
И нет никого, я, как прежде, один.
В ход мыслей моих звук сирены ворвался,
Приехала «скорая» парня забрать.
Врач пульс у него отыскать попытался
И хмуро сказал: «Начинаем терять».
Парнишку они очень быстро забрали,
Завыла сирена, рвя струны души;
И люди в толпе вслед руками махали;
И каждый затем по делам заспешил.
Минута прошла, и все стало как прежде,
И город спешит жить, любить и грешить.
Я тоже махнул вслед умчавшей надежде -
Быть может, она чудом все разрешит.
Глава 5. «Упыри»
Как медленно стекают капли по стеклу,
Осенний дождь с обеда не уймется.
Вкушаю грецкие орехи и свеклу,
А жизнь куда-то за окном несется.
Снуют прохожие, машины взад-вперед
Куда-то мчат по улицам унылым.
Официант мне пиццу с чаем подает,
Учтивый в доску весь, с лицом счастливым.
Да! Вечер пятницы - приятная пора,
Себе позволить можно расслабленье.
Как будто с плеч свалилась тяжкая гора
И время вдруг замедлило теченье.
Я вновь в кафе любимом время провожу,
Чтоб просто так поразмышлять о многом.
Задумчиво в окно дождливое гляжу –
Да, осень стала многому итогом.
И посетителей немало в этот час,
Свободных мест почти что не осталось.
Ну что за дело мне до них до всех сейчас,
Лишь бы им всем, как мне, здесь не скучалось.
Соседний столик веселиться стал сильней,
Компания подвыпила изрядно.
Сидело четверо накаченных парней,
И водку пили как-то очень жадно.
Вели о чем-то оживленный разговор -
Они ж пришли по полной оттянуться.
Но вот одна из фраз, как брошенный топор,
Заставила невольно отшатнуться.
Тот, что сидел спиной, другому вдруг сказал:
«А я не так, дружище, убиваю».
И, смачно матерясь, он дальше объяснял
Глубокий смысл слова «зачищаю».
«Клиента» не любил он сразу убивать,
Его в мир параллельный отправляя,
А плоскогубцами вдруг пальцы поломать?!
Уже совсем история другая.
Или паяльник максимально накалить,
Его вертя у жертвы пред глазами,
И вдруг его внезапно в ухо засадить,
Мол, все упрямцы виноваты сами.
Смысл процедуры заключался лишь в одном:
Измучить жертву перед убиеньем.
Но ужас скрытый мне увиделся в другом
Он говорил об этом с вдохновеньем.
Гурман так о любимом блюде говорит,
А футболист, к примеру, о пенальти.
Одно неясно – совесть почему молчит?
Наверно, втихаря живет на Мальте.
А может, он и впрямь всегда не знал о том,
Что эта сущность есть на белом свете.
И что для совести - душа извечный дом,
И что она всегда за все в ответе.
Им кто-то позвонил – компания ушла,
Досадуя, что кайф им обломали.
На смену им тоска унылая зашла,
Хоть даму эту, как всегда, не звали.
Дождь так же за окном все неуемно лил,
Машины мчались, время обгоняя.
Лишь тополь никуда, как прежде, не спешил,
На суету людей сквозь сон взирая.
Я на авто смотрел и четко понимал:
В каких-то упыри к кому-то едут.
И шанс от них спастись - невероятно мал,
На должника безжалостно «наедут».
К кому-то плоскогубцы едут, прям сейчас
Паяльник едет и тиски с крюками.
Вот иглы и струбцина – словом, все для вас –
Весь арсенал с «умелыми» руками.
Чуть не забыл совсем – ведь есть и главный приз,
Пилу-то «Дружбу» мы совсем забыли.
По меркам по любым – чудовищный сюрприз.
Уж лучше б, твари, сразу пристрелили.
Ну, это как кому – не нам сие решать,
Как карты лягут, так оно и будет.
Решение судьбы придется принимать,
Ведь есть же Бог – пусть он нас всех рассудит.
Я водку заказал с соленым огурцом,
Пусть мир хоть ненадолго подобреет
И станет вдруг другим – с порядочным лицом,
И мне улыбкой душу отогреет.
Продолжение следует...
