Видение.

Видение.
Группе Дятлова посвящается...
 
Листья клёна стучали в ночное стекло,
Лунный зайчик скользнул на обои.
Ночь июльской была, но по дому текло
Свежим запахом снега и хвои.
 
Отчего-то, вдруг, стала холодной постель,
Снег упал на ветвистые кроны.
Мне казалось - по дому гуляет метель,
И откуда-то слышатся стоны.
 
Впереди панорамилась снежная гладь,
Серебрилась оконная рама.
В темноте надо мной, продолжало стонать,
И звучало: «Ой, мамочка, мама!»
 
Эти звуки сочились, как влага из пор,
Жутким хрипом стонали розетки.
Я почуял, и с каждым мог биться на спор,
Что лицо мне царапали ветки.
 
Дикий холод незримо по дому летал,
Рисовал свой узор на картине.
Цепенея, я слышал, как кто-то шептал:
«Помогите, пожалуйста, Зине!»
 
Пот холодный смахнув, я к подушке приник,
Задыхаясь без силы и воли.
Вот, опять прозвучал чей-то сдавленный вскрик,
Перешедший в стенание от боли.
 
Ветер ельник к земле наклонял, как шатёр,
Заглушая шаги суматохи.
Я услышал, как там разгорался костёр,
И как всхлипы срывались на вздохи.
 
Их огонь, как на крыльях меня закачал,
Полыхнул и кровати коснулся.
От испуга и боли я, вдруг, закричал,
Побежал и - внезапно проснулся.
 
Я лежал, собираясь с остатками сил,
Пальцы сжались в кулак, как стальные.
Напоследок меня кто-то хрипло спросил:
«Что с Рустемом?» и «Где остальные?»...
 
Как чумной я, шатаясь, по дому ходил,
Сигаретную одурь глотая.
Снег с вершины горы мои мысли студил,
И на сердце ложился, не тая.
 
До рассвета луна мне светила в окно,
Разливаясь по полке камина.
Я с тоской представлял, как когда-то, давно,
Мать рюкзак собирала для сына.