Сны о Хасане. 3 мая 1938 года. Штерн.
3 мая 1938 года. Штерн.
Чёрный кабриолет, взвизгивая резиной и практически не выключая звукового сигнала, нёсся по тихим московским улочкам. Рабочий день закончился, и негустой поток служебных авто совсем иссяк. Комкор Штерн при каждом манёвре автомобиля привставал и взмахивал руками. Светофоров на выбранном опытным водителем маршруте не предвиделось.
Тепловоз пыхтел на холостом ходу на третьем пути Северного вокзала. Точно в назначенное время машинист известил сиплым двойным сигналом публику, отъезжающих и провожающих, о скором отправлении поезда дальнего следования Москва-Хабаровск. На языке телеграфного кода Морзе этот сигнал – точка, тире – означал первую букву алфавита. Что, в свою очередь, означала озвученная машинистом буква «А», Бог её, железную дорогу, знает. «А-а-атъезжаю», может быть. Проводники с жёлтыми флажками в руках высовывались из тамбуров. Зелёный семафор манил в дальние дали. Поезд хрустнул суставами, по составу прошла судорога, и, набирая обороты, завертелись чугунные колёса.
За десять минут до этого кабриолет разворачивался перед неожиданно возникшим перед ним препятствием – безобразной, залитой водой траншеей, протянувшейся во всю ширину улицы.
- Нагоним на следующей станции, - оптимизм водителя обнадёживал.
Поезд дальнего следования не собирался останавливаться на каждом полустанке. Но они догнали его ещё до первой остановки. Загородное шоссе шло параллельно железнодорожному пути, в десяти метрах от натянутых струной и поющих протяжную песню рельсов. Белая табличка «Москва-Хабаровск» притягивала взгляды повеселевшего экипажа кабриолета.
На ближайшем переезде шофёр сделал смелый манёвр. Чуть приотстав от поезда, он повернул на просёлочную дорогу, пересекавшую железнодорожную ветку, тут же повернул направо, и автомобильные колёса застучали по шпалам. До открытой площадки последнего вагона было два метра.
Штерн перегнулся к заднему сидению, схватил свои чемоданы, и с размаху бросил их на площадку. Теперь других вариантов не было. Он встал, шагнул на капот, держась одной рукой за ветровое стекло, сделал ещё полшага. Вдохнув полную грудь горячего дымного воздуха, упал двумя руками вперёд, ухватился за металлическое ограждение, перекинул тело на рифлёный пол вагонной площадки.
Автомобиль притормозил, перевалил через рельс, скатился с поросшего пыльной травой откоса, и оказался на дороге.
Григорию не пришлось стучать в дверь вагона, он не успел этого сделать. Человек в железнодорожной форме (проводник? охранник?) решительно ступил на площадку.
- Возьми чемоданы, и вперёд! – Скомандовал комкор, и проводник по тому, каким тоном этот человек в штатском произнёс свою короткую фразу, понял, что спорить, и даже задавать глупые вопросы, не стоит.
Они прошли через последний вагон, то ли багажный, то ли почтовый. Два общих вагона. Три плацкартных. Отдышались в коридоре купейного. Проводник попросил показать билет, взглянул в него, и, подхватив чемоданы, двинулся дальше.
В мягком вагоне он с облегчением передал своего спутника коллеге. Тот, уже без всякой команды, принял чемоданы, и через минуту укладывал их в сундук под диваном купе.
Штерн опустил окно в коридоре и высунул наружу голову, поймав ртом поток упругого воздуха.
Берёзовая роща вдоль дороги стояла, как нарисованная. Ни одна прядка распущенных зелёных причёсок, ни одна веточка не колыхалась. Полный штиль. Оказывается, это не поток воздуха бил по лицу, это лицо летело вперёд, расталкивая желеобразную массу неподвижного воздуха.
- Гриша, это ты? – В дверях купе стояла, и в упор смотрела на него своими большими глазами Лина.
