Сны о Хасане. 28 апреля 1938 года. Штерн.
28 апреля 1938 года. Штерн.
Весна в Москве была в самом разгаре. Правда, кое-где на замусоренных газонах ещё остались островки грязного мокрого снега. Ледоход уже отшумел своё, и Яуза текла между гранитных берегов легко и весело.
Штерн взобрался на парапет. Голова слегка кружилась от бесшабашного удальства, прозрачной высоты и солнечных бликов, бегущих по всему пространству открывшейся перед ним водной глади. Он снял пиджак и брюки и повесил их на каменную вазу – архитектурный изыск, долженствующий внушать прохожим чувство уверенности в незыблемости бытия. Взмахнув руками, резко оттолкнулся от шершавой поверхности парапета. Пролетев ласточкой над стремительным потоком, он, почти без брызг, вошёл головой в воду. Прежде чем вынырнуть, он от души наглотался холодной, очень холодной, субстанции, этого коктейля из бензина, городских стоков и талого снега.
На берегу раздались заливистые трели милицейского свистка.
- Вылазь! Вылазь, кому сказал, - милиционер в синей форме и темно-серой панаме подпрыгивал, чтобы через парапет лучше рассмотреть нарушителя общественного порядка.
Хорошо сказал: вылазь. Гранитная подпорная стенка казалась не вертикальной, а нависшей под отрицательным углом над головой скалой.
Пальцы скользили по поросшей водорослями поверхности, под ногти неприятно и больно набилась скользкая тина, ладони с размаху ударяли по воде. Ни слева, ни справа не было видно ни ступенек, которые, казалось бы, спускаются к воде через каждые сто метров, ни металлических лестниц, закреплённых не понятно для какой цели на противоположном берегу.
Хотелось кричать, звать на помощь, но голос пропал, звуки застревали в горле. Наружу выходил только бессвязный хрип. Он отчаянно махал руками, но взлететь, как в детстве, почему-то не удавалось. Выхода нет!
Наконец, здравый смысл восторжествовал, и он поплыл, почему-то брассом, вдоль отвесной набережной. Плыл долго, пока ноги не свело судорогой. Остановился. Собрался с силами, взмахнул руками и, о слава тебе Господи, извини, если сможешь, диалектический материализм, взлетел всё-таки.
Милиционер, оказывается, всё это время бежал по набережной вдоль парапета, держа на вытянутых вперёд руках развевающийся, как флаг, пиджак. Он успел достать из внутреннего кармана красное удостоверение и прочитать его.
- Товарищ комкор! Товарищ генерал! Одевайтесь. Простудитесь! Амур-батюшка шутить не любит! [Штерн, конечно же, много раз рассекал кристально чистые амурские волны ладонями своих мускулистых рук. Но это было несколько позже].
Редкие прохожие, кто с восхищением, кто со сладким злорадством, смотрели на мокрого, стучащего зубами, не то спортсмена, не то пострадавшего, не то пойманного злодея.
