Поэтическая дуэль

Однажды нас с отцом послала мать

Купить чего-то срочно в магазине,

Тогда мне было лет, пожалуй, пять,

Но этот случай помню и поныне.

 

Сгущался вечер, за руки, вдвоём

Мы шли в кулинарию по соседству,

Шумели тополя размером с дом,

Симфонией в моё вплетаясь детство.

 

А в "кулинарке" - булочки, торты,

Как-будто нарисованные в книжке,

И аромат такой - до немоты! -

Мечта полуголодного мальчишки.

 

И вот - купили всё, пора назад,

А я "прилип" к витринному окошку,

Тогда, заметив мой несчастный взгляд,

Отец купил пирожное "картошку".

 

Хотел я съесть картошку до конца,

Но сил хватило лишь на половину,

И чтобы лишний раз не злить отца,

В траву остаток незаметно кинул.

 

Давило Время бешено на газ,

Меня мотала жизнь не-понарошку,

В казармах, стройотрядах столько раз

Я так жалел, что выбросил картошку.

 

Теперь я доедаю до конца

Всё то, что Бог пошлёт, до самой крошки,

Тот вечер вспоминаю и отца,

И эту злополучную картошку.

В Питере около тысячи пышечных. Но эта, на Большой Конюшенной, 25 самая старая. Ей более 60 лет. Кофе и чай разливают прямо из ведра, на столиках вместо салфеток – нарезанная бумага, а на входе всегда длинная очередь, именно из-за этого советского колорита. Ведь во всех пышечных пышки Санкт-Петербургские, и только в этой – Ленинградские...

 

ПЫШКИ на «ЖЕЛЯБОВА»

 

Над домами тучи ком.

Осень во даёт –

то ласкает лучиком,

то водицей льёт.

 

Капли вновь забуцали,

в жухлой пав траве.

А не прошвырнуться ли

в город на Неве?

 

Вёдро там… не хлябово.

Ждать зачем весны.

Пышки на «Желябова»

чудо как вкусны.

 

Порешили и на том…

Не укис и квас,

как на Комендантском дом

вот и встретил нас.

 

Питер…

Город всем хорош –

хошь сходи в музей,

в Летний Сад иди ты хошь,

хошь на Шпиль глазей.

 

Тут така политика –

план расписан наш.

Нынче отдохните-ка

Шпиль и Эрмитаж.

 

Выбор – я сказал бы вам,

зреет в пять минут –

пышки на «Желябова»

выверен маршрут.

 

Разомнусь до ужина,

и

(во я даю!)

на Большой Конюшенной

вот уже стою.

 

Простоишь до ночи ведь –

к пышкам путь не прост.

Вон какая очередь –

метров тридцать хвост.

 

Люд, всё ж, продвигается.

Я гляжу – эге-ее!! –

в очереди мается

с нами сам БГ* (* – Борис Гребенщиков)

 

Девочки и мальчики…

Люди там и тут…

Масляные пальчики

смачно пышки мнут.

 

Сердце ёкчет бешено.

Бак стоит бочком.

В баке том намешано

кофе с молочком.

 

В таз шкварчащий гладкие

пышки – чпок да чпок.

Пышкам пудрой сладкою

сделан посыпок.

 

Сумки мня под мышками,

чтоб кто не сволок,

с пылу-с жару с пышками

юркнул в уголок,

 

где аж нетерпимо я

пышку жму в руке.

Родина любимая

в этом уголке

 

не как ныне ворая…

где я – пионер.

Родина… которая

та… эСэСэСэР…

 

Вышел молодецки я.

Счастлив, весел, сыт.

По душе советский мне

этот Общепит.

 

Мой билет до средушки,

а пока что, ну-к,

резво шею дедушки

оседлай-ка, внук.

 

Пальчика подушечкой

тыкни деду в нос

и задай на ушечко

первый свой вопрос.

 

День побыл бы я

другой…

Надо же учесть –

хоть и гость я дорогой,

знать пора и честь.

 

Отдохнул не слабо, во-оо,

фибрами души.

Пышки на «Желябова»

были хороши.

 

Питер – искуситель,

но

ждёт с плотвичкой плёс,

и лечу стремительно

я под стук колёс

 

«семь» с «девяткой» СКОРОГО

в чрево вьюг и пург…

До свиданья скорого,

город Петербург!