Поэтическая дуэль

Мобильный пропищал голодным котёнком, ну, вот такой странный рингтон. Озябшими пальцами читаю смску о том, что ты немного опаздываешь, но обязательно приедешь. Быстрее бы, а то крупные ромашки, твои любимые цветы, замерзнут вместе со мной на этом ледяном ветру. Странное время ты выбрала для прогулки, не находишь?

 

Вдали показываются тусклые огни трамвайных фар, стараюсь издали разглядеть знакомый маршрут и заветные цифры «№71». Атмосфера ожидания рассеивается, когда в горстке пассажиров, которые сходят на остановке «Набережная», я узнаю твой силуэт.

 

Утро постепенно уступает свои позиции неяркому, как первые монохромные фильмы Федерико Феллини, дню. Крепко сжимаю тебя в своих объятиях, словно с момента нашего последнего свидания прошло не менее тысячи лет. Ты не любишь публичности, но сегодня не отстраняешься. Пушистый снег падает на твои светлые волосы, но в данную минуту мне не хочется ругаться из-за отсутствия головного убора. Вместо этого развязываю тёмно-синий шарф цвета твоих глаз и отдаю тебе.

 

Твоё пальто пахнет мармеладными конфетами, дыхание — горькой мятой. Неужели снова стараешься скрыть от меня запах сигарет? Мы идём вдоль продрогшей аллеи, размышляя каждый о своём. Ты, наверное, о том, как сказать прощальные слова, сравнимые с колкостью сегодняшних снежинок. Я вспоминаю, какой ты когда-то была.

 

Ты любила полевые цветы. Целовать меня в укромных переулках - для тебя это было игрой «Видят или нет?», но просила не проявлять нежность «на людях». Кофе, обязательно с различными добавками, мешала с крепким дымом Winston. «Одна дрянь нейтрализует другую!» — смеялась в ответ на мои упрёки. Танцевать, непременно обращая на себя внимание. Я смотрел, гордился, что у меня такая девушка, и ждал медленных мелодий…

 

В какой миг безрассудной близости мы стали отдаляться настолько, что попали под определение «чужие»? Что-то распалось между нами, и не найти склеивающих фраз, чтобы можно было спасти ещё хоть что-нибудь. Я предлагаю завершить молчаливую прогулку, ты согласно киваешь в ответ, но продолжаешь держать мою руку, даже сквозь кожу перчаток я чувствую твоё тепло; и мы возвращаемся на остановку.

 

Глупые…

 

На конечной одинокий троллейбус стоит минут семь — отправление обычно строго по расписанию, но водитель выжидает пару лишних минут, наверное, ради предполагаемых опоздавших попутчиков, однако почему-то поглядывает на нас.

 

Ты садишься одна. Остановка пустынна. Смотришь на меня сквозь затуманенное стекло, чертишь узоры - иероглифы. Может быть, хочешь остановить отъезжающий вагон, но не хватает смелости?

 

Не знаю. Проще обманывать себя в том, что между нами ничего не происходило. Ни мечтаний, ни реальности, ни ожидания общего чуда. Но мне известно только одно. Ты не вернёшься. Ни вечером, ни завтра, ни даже через год.

 

Мой шарф уехал вместе с тобой, а на забытый на троллейбусной остановке букет бело-жёлтых ромашек падает снег…

 

 

 

Как мы раньше жили без мобильной связи...

...Далёкие девяностые. Я еду в село к родителям.

Автобус притормозил на повороте с указателем "Семёновка - 10км". Молодая и красивая, я  выпорхнула из  душного ЛАЗа. Ну здравствуй,  деревенская гармония! Аромат полей, щебет птиц, даже солнце как-то по-особенному греет, по-отцовски! Воздух - свеж до содрогания мозга и ноздрей!  Каблучки вгрузают в плодородный рыхлый чернозём; через плечо перекинута модная, с камешками, сумочка. На шее золотая цепочка, которую родители подарили на  семнадцать лет. В ушах золотые серьги со звёздами, подаренные на шестнадцать. Колечко - на восемнадцать. На безымянном - обручальное-венчальное. На среднем - перстень от свекрови за рождение первого  внука. На левой руке - бриллиантик от мужа, и серебряное кольцо "Спаси и Сохрани".

В общем, вся сверкающая, - двадцатидвухлетняя "ещё не поэтесса, но уже Муза".

Отошла метров двадцать от трассы, чтобы не привлекать внимание проезжающих машин, и жду попутку на своё село...

...Жду час. Два. А никто на село с трассы и не сворачивает. Пешком я бы за это время дошла, но точной дороги не знаю. Просёлочная дорога петляет между полями, надо знать, где и куда повернуть. Я в это не вникала, водители - муж и отец - отлично знали дорогу, а я, как пассажир, никогда её и не запоминала.

Наигравшись с проползающими мимо меня муравьями и солдатиками, пересчитав растущие вдоль трассы деревья и кусты (в пределах моей видимости, конечно), спев песни подсолнухам и проплывающим облакам, я скоротала ещё пару часов ожидания.

Игры, песни и счёт увели меня ещё метров на тридцать вглубь от трассы... Взгляд оставался прикован к трассе, в надежде, что сейчас одна из пролетающих мимо машин, притормозит и повернёт на Семёновку...

Вдруг одна машина замедлила своё движение, немного проехав наш поворот, вернулась назад  и остановилась. Из неё вышел мужчина с лысой головой. Из задних дверей вишнёвой девятки (по-моему) вышли ещё двое таких  же лысоголовых. Я запаниковала. Зачем они остановились? Не дорогу же спросить. Они проехали мимо нашего поворота и вернулись... Зачем? Отвернувшись от них, в надежде, что они не заметили мой "блеск", я начала судорожно снимать серьги,  цепочку, одно кольцо, второе... Завязав золото в носовом платочке и спрятав под блузой, я пристально посмотрела на серебряное "спаси и сохрани"...

...Кадром из прошлого - моя прабабушка Аня, учит меня заговаривать боль. Я хочу записать на листке, чтоб выучить, а она говорит: "Так не поможет. Из души должны идти слова, из головы и сердца. Запоминай так..."

... Выучить молитву "Отче наш..." тоже долго не могла, не давалась она мне. И снова бабуля гладила меня по голове, приговаривая: "Не кручинься, дитятко, придёт время, и она, молитва, снизойдёт сама в тебя. Один раз и на всю жизнь. Только не записывай. Мне вот, восемьдесят семь, а я и писать толком не умею... Но молитвы знаю. И тебе они помогут когда-нибудь в жизни"...

... Трое лысоголовых, не закрывая даже дверей своего авто, двинулись в моём направлении... Они шли спокойно, но уверенно...

Я глянула в небо. Целуя единственное неспрятанное кольцо в самую надпись "спаси и сохрани", я начала молиться.

"Отче наш...иже еси на небеси...да святится имя твоё...да будет воля твоя...да будет царствие твоё, как на небе, так и на земле...."

Эти слова, действительно, пришли внезапно, откуда-то сверху. Я их бормотала, а слеза уже прокладывала себе путь из моего глаза вдоль щеки. Сердце моё колотилось. Я уже представляла себя разрезанной на куски в каком-нибудь овраге... Затем отгоняла эти мысли, и снова молилась... Кадры из детства проносились с молниеносной скоростью... Расстояние между мной и лысоголовыми сокращалось. Я потихоньку отходила назад , а они ускоряли шаг. И тут я побежала. Двое ринулись за мной, а один метнулся назад, к машине. На машине-то быстрее догнать и реальнее. Сколько раз на бегу я прочла "Отче наш" - я не помню...

За моей спиной, резко затормозив, остановилась машина. Я обернулась. Фары зелёного "Запорожца" светили в лицо. Водитель сигналил, не прекращая. Оказывается, я бежала по центру дороги, объехать меня было невозможно. За "Запорожцем" стояла вишневая девятка. Я бросилась к "Запорожцу". В нём ехали пятеро мужиков. Но мне было все равно. "Вы в село? - я вцепилась в ручку двери, решив больше её не отпускать. "Мы в село, но у нас нет места..." - ответил водитель знакомым сельским говором.

"Дядько Потап, это вы? На пожарке работаете..." - - взмолилась я. "Танюшка, с Николаева едешь, Мыколина дочка?" - спросили трое с заднего сиденья. Ну думаю, раз меня знают и отца моего - не обидят!

В общем, как-то я влезла четвёртой на заднее сиденье "Запорожца" к трём здоровенным сельским мужикам. Обняв одного за шею я уткнулась в большое стекло заднего вида. Лысоголовые ругались между собой, жестикулируя руками.

А зелёный "Запорожец" увозил меня домой, к родителям...

С тех пор искренняя молитва "Отче наш" спасала и сохраняла меня и моих близких не раз. Я еще раз, с благодарностью, поцеловала серебряное колечко "спаси и сохрани". Спасибо, Господи, за силу твою и любовь!