Поэтическая дуэль

Повесть Достоевского "Двойник" и переписка писателя с критиком Виссарионом Белинским.

 

 

Федор Михайловщич закончил читать отрывок из повести "Двойник".Это было второе произведение молодого автора с которым он пришёл к Белинскому . Первая повесть "Бедные люди" была напечатана в январе 1846 года в Некрасовском "Петербургском сборнике" и имела большой успех. Но главное, что повесть очень понравилась Белинскому, он увидел в Федоре Михайловиче большой и своеобразный талант. Виссариону Григорьевичу представили молодого автора, как нового Гоголя, на что мэтр ответил: "У вас Гоголи, как грибы после дождя растут", но после прочтения повести "Бедные люди", составил свое, самое лестное, мнение о нем, и сказал, что ему дано открыть новую страницу в русской литературе. Повесть " Бедные люди" Белинский назвал первым социальным романом в нашей литературе.

Но, как назвать талант рассказчика, который берет явление жизни и зашифровывает их в образы - хорошо знакомые всем типы. Зашифровывает обычными словами и оборотами речи, в романтическое повествование, которое превращается в целое, можно сказать, архитектурное сооружение. Которое прочно стоит на земле, хотя в нем много выдумки и ажурности, присущего всем готическим строениям.

В произведении Федора Михайловича все происходящее связывается в такую же ажурную фантасмагорию и в то же время, представляет узнаваемый психологический реализм. Портретно узнавемый.Эта тонкость психологического письма и поразила Белинского.

Причем автор так просто и мастерски это делает, что даже простой человек - тот же Петрушка, господский слуга из романа, доведись ему присутствовать среди почтеннейших господ писателей на чае у В.Г., сидел и слушал бы, раскрывши рот, сказку Достоевского

Виссарион Григорьевич порывисто встал с дивана и подойдя к Федору Михайловичу взял его за плечи и с восхищением воззрился на смущённого автора.

- Да знаете ли юноша, что вы создали? Вы, вы.. одной рукой расчисляете по малым частям характер вашего Якова Петровича, а другой рукой собираете все части, всех лиц повести и соединяет их в гармоническое целое, которое и приводите к замечательному финалу! Но и это ведь только часть мастерски выполненного замысла, есть же в ней глубина, которую не каждый, ой не каждый увидит!

В. Г. смотрел в глаза Ф. М. и старался увидеть понимает ли молодой писатель то о чем он говорит. В. Г. видел, что юноша прекрасно его понимал, ведь он был уже тогда открывателем сложнейших формул душ человеческих. И оба они понимали из какой глубины берется эта простота, оба они были посвящены в какуето глубокую тайну. Оба, как перед Великим Цензором, всеми силами своих талантов стремились описать эту тайну - простыми словами. Но как же красиво и затейливо это получалось у Ф. М. ! (Да ведь иначе "Великий Цензор" и не примет. )

В. Г. отошёл от счастливого автора, стараясь усмирить взволнованное дыхание и продолжить свою речь. Теперь же он, великий критик, владыка умонастроений читающей публики, должен был обратить внимание на огрехи молодого автора, а они конечно же были.

- Вы, милостивый госудать, очень злоупотребляете повторениями, уж простите меня за прямому, Вы знаете, что я не чинюсь в правде, и говорю для вящей пользы Вашего таланта. Вот и Павел Васильевич Анненков может сказать о несомненной ценности оригинального произведения. И скажет об этом со всей мягкость и почтением к Вашему творению. Прошу же Павел Васильевич, окажите любезность, скажите критическое слово и похвалу молодому литератору. А то я, пожалуй, разобижу дорогого автора и он понесёт повесть в другой журнал. Лучше уж я напишу рецензию как умею, так лучше будет, пожалуй.

Павел Васильевич не заставил себя долго уговаривать, ведь и он тоже был восхищён рождающимся у всех на глазах талантом, и он несомненно хотел войти в историю, и произнести заслуженные похвалы, которые запечатлели его современники, ... и воспоминания Павла Васильевича, названные "Замечательное десятилетие". Десятилетие, когда все были молоды, когда творческие силы не знали границ и пределов, когда мир начала завоевывать русская литература, становящаяся нравственной основой будущих поколений, в это " ЗАМЕЧАТЕЛЬНОЕ ДЕСЯТИЛЕТИЕ"! *

 

2.

Рецензия Виссариона Белинского на повесть "Двойник":

"Изобилует ли современная литература наша героями делающими свою жизнь по собственному волеиз'явлению, такими, кто преодолевая обстоятельства жизни выходит из них героем? К сожалению таких героев наша литература ещё не не обнаружила. Между тем образы положительных героев, наделенные многими, исходящими из чувствительной души качествами, пробуждающие сочувствие у читателя, тем, что им ровным счётом ничего не удаётся, представлены во множестве.

Литература следует правилу нравственного воспитания - иначе к чему она? И по этой причине герой нашей литературы приводит читателя к возвышению нравственного начала, а значит и сам автор следуя этому неписанному правилу, приводит героя своего к тому же - как бы тот не упирался. Чего либо иного у нас ещё и не было!

И вот появляется господин и перевертывает все правила! Его герой нравственный и добрый человек, к корому, от одного нескладного происшествия до другого, все возрастает сочувствие читателя. В конце романа герой терпит крах со всеми своими прекраснодушными качествами и надеждами. В чем же здесь нравственный урок, где же здесь справедливость?! Многоуважаемый читатель, оставь надежду на нравственный урок, его здесь не обнаружить, повесть Выдумка, обернутая в выдумку и запечатанная тайной раздвояющегося героя.

Такого героя родила фантазия писателя, на горе и на искушение нашему нравственному чувству! Я не могу, в этом случае, не придти к выводу, что каждый читатель, чтобы не остаться у разбитого корыта, должен обратиться к единственному возможному утешительному средств - к своему Сердцу, чтобы создать в нем Сказку. Да- да, простую русскую Сказку, в которой дурак оказывается всех умнее.

Такого круглого чудака, большего чем герой романа "Двойник" мы ещё не видели в нашей литературе. Но прочтите и согласитесь, в жизни мы таких встречаем на каждом шагу. Обозрейте же уважаемые читатели все эти обстоятельства от Альфы до Омеги, и спросите себя: Откуда же взялось такое множество титулярных советников, (они же офисный планктон) ? Должны же быть какие то причины?

Почему так выходит, что если мы берём нашего отечественного мужика, то непременно его нужно охарактеризовать как "подлец" , или "ну и подлец же ты братец" - иначе и не можем. А если берём чиновника, барина, дворянчика какого, купчишку, то иначе как самодуром, назвать не можем? Не об этом ли роман Двойник? Если мы не найдём причин такого человеческого состояния, то и через 100, и через 200 лет число этих несчастных людей не уменьшится.

А далее рассуждаем так: в родном нашем отечестве все грязь, убожество нравов, варварские порядки и даже в благорастворенных воздухах одне злые непогоды, и через 100, 200 лет все то же! В чем же причина таких несчастий?

 

А причины то и нет, она находится вне поля нашего зрения и вне поля повествования. Взможно она находится и вне поля обычной жизни, может она какая- нибудь вечная, вроде первородного греха?

В повести есть такая невообразимая причина: в середине повествования появляется мистический Двойник! (твойНик!) Мало того - несчастья умножаются с появлением мистического антигероя - двойника нашего Якова Петровича. В притча и сказках есть история о том, как тень человека приобретает плоть и начинает теснить человека, желая занять его место. Но в тех рассказах есть причина, человек сам вызывает "эго" своей тени к жизни.

Здесь же Двойник минует стадию тени и сразу является в качестве Двойника и начинает вытеснять героя - Якова Петровича.

"Вот оно в чем дело!", воскликнет читатель привычный до феерических ( от слова Фея), и фантастических ( от слова Фантом) сюжетных поворотов романов.

Но я, как критик, вынужден заметить, что это просто Клякса, которую автор посадил не просто на чистый лист, а посадил на часть головного мозга читателя. Клякса, которая скрыла главное. Вот через 100 или 200 лет посадит такую же Кляксу художник на пьедестал, в центре столицы, и заявит, что он открыл причину грязи затопившей столицу на несколько метров! Но когда и откуда эта грязь появилась и кто её так удачно на 10 аршин наслал?

ВОТ В ЧЕМ ВОПРОС? Может эта грязь заняла в наших мозгах центральное место, так же как у всех этих "подлецов" Яковов.. и разных купчишек, генеральчиков и мешает нам видеть главное?

Взял наш автор невыгоднейший сюжет: " Он был титулярный советник, она генеральская дочь" да и развернул в роман, вернее антироман, поскольку о любви в нем нет ни строчки! Но все же начинается он с подготовки к званому вечеру в доме невесты на выданьи и заканчивается в том же доме. И между этими двумя точками мы движемся в потоке сознания титулярного советника... во время остановок мыслительной деятельности происходят события. Есть о чем пораскинуть мозгами! Будем читать и думать, по еще не сложившейся у нас традиции. Деваться ведь некуда!

3.

Первое письмо Бел. Дос.

Уважаемый ФМ, вы побывали на наших поседелках с чаем и читали Вашу замечательную повесть, Вы услышали от нас много лесных мнений, сказанные в адрес вашего произведения. И мне не хотелось бы, мноногоуважаемый ФМ, чтобы у вас сложилось мнение, что вас принял круг литературных грандов, которые под любезные разговоры исчислили баллистику ваших метких литературных попаданий и определили вам нумер среди российских писателей. Вы сами знаете какова цена ваших попаданий, поэтому с нашей стороны мы всячески поддерживаем попадание повести в ближайший номер "Отечественных записок", чтобы наша читающая публика сама поставила автора на подобающее место. И я надеюсь, что наши читатели проголосуют за вас, ведь "Бедные люди" (как и "Двойник") это не тема для рассуждений за чаем в гостиных - это тема будущих революций, которые не должны состояться!

Да, наше отечество не Французская республика, и революция для него будет разрушительной стихией, которая может привести наше отечество к совершенной дикости. Покоритель Европы Наполеон шёл завоевать Россию, предуведомляя наших крестьян о том, что он несёт освобождение от крепостного права, и посему ждёт от рабов поддержки в своём предприятии. Что наши крестьяне ответили на сей революционный призыв к " свободе, равенство и братству"? Ответили батогами и крестьянской войной, названной партизанской. Наш народ не соблазнить сладкими пряниками, потому что он знает, что за ними последует кнут и ещё большее разорение...

Уважаемый ФМ, вы в "Бедных людях", а затем в" Двойнике", показали какой душевной красотой и силой обладает , может быть, самый малый и забитый условиями человек. Это наше общее богатство мы должны всеми мерами литературы возвышать, что бы и сильные мира сего знали какие истинные ценности доверено им хранить. А ведь ваших "Бедных людей" читали на семейных чтениях у Государя Императора!

И теперь ваш "Двойник". Какую идею он подсказывает, не революционную ли? (Да, роман ваш революционный по форме, отчасти биллетристической, отчасти сказочной), но нам ФМ, рано ещё писать романы о" Государстве и революции", сейчас важнейшее "Государство и литература", именно таким средством мы будем врачевать и бедность, и неравенство, и унижение человеческого достоинства. Тогда наше Отечество процветет человеколюбивым богатством, которое и не снились свободной Европе.

Ваш покорный слуга В. Белинский.

4.

Второе письмо. Дос. Бел.

 

Многоуважаемый Виссарион Григорьевич, примите чувство глубокой признательность и благодарности за внимание к моим трудам, которые, может быть того и не заслуживают. Но, как бы то ни было признаюсь, что мне очень лестно и я почту за честь быть представленным публике посредством возглавляемого Вами журнала "Отечественные записки"!

О досточтимом литераторе, с которым меня всегда сравнивают, Николае Васильевич Гоголе Вы писали: " Ещё создание художника есть тайна для всех, ещё он не брал пера в руки, - а уже видит их (образы) ясно, уже может счесть складки их платья, морщины их чела, изборожденного страстями и горем, а уже знает их лучше, чем вы знаете своего отца, брата, друга, свою мать, сестру, возлюбленную сердца, также он знает и то, что они будут говорить и делать, видит всю нить событий, которая обовьет и свяжет между собою... "

Точно так появился мой Яков Петрович Голядкин со всеми присущими ему качествами. То что таких героев много и что он узнаваем, это действительно так, хотя у моего героя и нет точного адреса, но прототипов множество. Со всеми вашими выводами согласен, за исключением одного, что Яков Голядкин антигерой. Все-таки он герой, пусть даже финал его в конце удручающ. В жизни я видел примеры, когда вверженный в психическое убожество человек, приобретал такую власть над окружающими людьми, что никто не мог ему противопоставить рассуждения здравого разума, и окружающие впадали в какую-то каталепсическую дремоту и оправдывали его чудачества. Таков был Фома Фомич в Степанчикове, из соседнего нашему, села. Грань психического расстройства от здравомыслия так тонка, ведь и моего Якова Петровича, как не назвать здравомыслящим? Но и он лишается рассудка. А что, и ничего, и прежде Якова, герой Александра Сергеевича, Евгений, из " Медного всадника" повреждался умом. Не он первый, как говорится. Здесь, правда, доводит до помрачения бедственная суета жизни, вечное мельтешение, в которым пропадает реальность - остаются только призрачные цели. И диалоги сопровождающие эти цели тоже туманные - ни о чем. Вот интересный диалог с доктором Кристианом - странное посещение, странная беседа. Будто бы какой-то механизм приехал к главному механику на техосмотр провериться не сломалось ли что, не надо ли маслица продлить, винтик подкрутить? На самом деле вот что: не получил титулярный советник от лекаря баночку Брома (или какого другого успокоительного зелья, о котором упоминается в конце повести) и бедного начинает нести. Несет его от типажа титулярного к камер юнкерскому типажу, сорвало как былинку непогодой! Как он покупки в торговых рядах совершал? -так дальше и понесло... Замечаете Виссарион Григорьевич, как немец - так и аптекарь, если не профессор, дом что дворянский особняк и приезжают к нему не купцы да офицеришки, а все знатные, титулованные люди. Догляд за ними какой-то особый нужен, докторский - не третьего отделения. Петербург не деревня, здесь такие дела могут происходить, что как говорится не в сказке сказать...

В романе появляется Двойник, продолжение этой нереальной реальности. Оказывается, что он более подготовлен к достижению тех целей, которые лелеет мой герой Яков Петрович (не выпил он "брому" от Кристиана!) , потому что у Двойника нет слабостей морального свойства. Вот такой скрытый подтекст для цензурного комитета обнаруживается в моем романе, но я думаю этот нюанс не имеет цели возмущения мнения общественности революционной идеей.

За сим прошу оставаться вашим покорнейшим слугой Фёдор благонадёжный Достоевский.

5.

Третье письмо. Бел. Дос.

Уважаемый ФМ, Ваше очень важное письмо открывает темы на которые я имею большую потребность высказаться. Поговорим о Петербурге, каков он у Вас и каков у А. С. Пушкина.

Город дворцов и прямых линий оборачивается призрачной, туманной, холодной громадой. Его величие подавляет маленького человека, не смотря на монументальность строений, человек чувствует временность своего пребывания в нем. Точно вчера приехал, а назавтра собирается уезжать, нет тепла и нет уюта домашнего очага. Приехав из Москвы в Петербург я это остро почувствовал, и до того не мил был этот город, что я искал способы его быстрее покинуть. Одно обстоятельство смягчало мои душевные муки - это литературный труд. И тогда я сделал неожиданное открытие: для того чтобы жить в этом городе нужно упорно трудиться и тогда ты получаешь, как бы, оправдание в данной возможности к существованию в этой громаде. Жить в городе, величие которого поддерживают атланты и карриатиды, сотворенном чьим то гением - разумеется большой труд, который может быть принят (точно жертва) - должен быть творческим! Представляете, город создан, но не обжит, и маленькие люди, вот уже больше столетия, не знают как здесь существовать, то есть, живут и мучаются.

Колежские асессоры, титулярные советники... - призрачные люди, занятые призрачным трудом будут видеть только призрачный Петербург, который им, как мистическая фатамаргана. С этой позиции я вижу рождение Вашего романа "Двойник" вполне естественным.

Далее, Вы упоминаете героя Пушкинского "Медного всадника" Евгения, он де тоже не выдержал испытаний судьбы и повредился умом. Я предлагаю перечесть кульминацию поэмы, момент когда с Евгением случилось мистическое прозрение возле Медного всадника. Обратите внимание на слова: "Того чьей волей роковой Под морем город основался. .." ( Многоточие, т. е. недосказанность Пушкина),

далее:

" Добро строитель чудотворный! -

Шепнул он, злобно задрожав, -

Ужо тебе!.."

И еще, поэт называет медного всадника несколько раз: Кумиром, и в ссылке номер 3 даёт комментарий о стихе Мицкевича, в котором (прочтите обязательно) царь Пётр назван - Тираном!

Тогда читая строки Пушкина:

" О мощный властелин судьбы!

Не так ли ты над самой бедной,

На высоте, уздой железной

Россию поднял на дыбы?"

Здесь опять у Пушкина ссылка на Мицкевича и значит можно понять так: "Россию поднял на ДЫБУ"! А узда железная? не то же ли: узда, узы, узилище... То есть, можно сказать, что Кумир заковал Россию в железные узы?

Да было от чего помешаться умом бедному Евгению!

Вы можете мне возразить, что во вступлении к поэме Пушкин совершенно определённо высказывается о Петре Первом, с восхищением о его державном уме, воле и прозорливости.

Но не забывайте о том когда было напечатано вступление и когда сама поэма! Вступление в 1830, а поэма в 1838, после гибели поэта. Если бы царь Николай, прочёл бы поэму в 1830, да стихи Мицкевича, не заподозрил бы он поэта в крамоле? Назначил бы его личным историком, назначил жалование и разрешил бы работать в архивах? Очевидно судьба уберегла Александра Сергеевича от новой ссылки и от безденежья.

Петербург хранит много тайн, главная из них служение человека государственной машине. Да, Пётр Великий создал машину, которую предстоит очеловечить, много пота и крови прольётся прежде чем удастся это сделать.

Успехов Вам на многотрудном писательском пути Фёдор Михайлович.

Ваш ВГ Белинский.

6.

Четвёртое письмо. Дос. Бел.

Уважаемый Виссарион Григорьевич, мне очень лестно Ваше сравнение с Александром Сергеевичем, и да, если следовать Вашим замечаниям, то очевидно следующее: Что " строитель чудотворный" город Питербург не стоил, а получил его из под воды - "под морем город основался"! Тогда внезапная мысль поразившая Евгения должна быть следующей: "Когда то морская стихия отступила и открыла величественный город, который построил некий гений, но не чудотворный император, в трагический момент морская стихия отбирает у людей свой дар и все надежды маленького человека на патриархальное устройство семейского гнезда рушатся. Деревянный домик, символ прежней допетровской России, уносится стихией и Евгений понимает, что иначе быть и не могло, он понимает, что виной всему Кумир - медный всадник, поднявший Россию на дыбу, и вызвавший гнев Божий. Гнев, который вызывает морскую стихию, чтобы разрушить дела Кумира (имя медному всаднику данное Пушкиным). А Кумиры и их дела всегда разрушались ветхозаветным Богом, стоит заглянуть в Библию. Такая вот версия, что и говорить увлекательная.

Но моё Я неким образом раздваивается: одно, которое является обученным разным наукам - "Я военного инженера" говорит, что Пётр Великий направил Отечество наше на путь ученичества у Западной цивилизации, и расцвело оно плодами Просвещения и Деяниями великих мужей! Другое моё "Я - литератора" говорит, что не так прямы дороги Просвещения Европейского, как линии Питербурга, но есть много переулков и тупиков, в которых обязательно и соблазнительно побывать! Моё "двойничество" я ощущаю как болезнь, не могу вполне отдаться ни одному "Я", ни другому. Умоляю Виссарион Григорьевич помогите! Мой герой Яков Голядкин приследует меня, как навождение. Хочу утвердиться в литературном призвании своём, Вы так вдохновенно об этом говорили, прошу Вашего Честнейшего Слова, как наивернейшей микстуры.

Ваш покорный слуга и испытуемый неофит Фёдор Достоевский.

7.

Пятое письмо. Бел. Дос.

Многоуважаемый неофит, для Вашего зачисления в мастера и окончания ученичества, я могу прибегнуть к самому последнему и новейшему средству, которое нам оставил Александр Сергеевич Пушкин. Если Вы его примите и оно пойдёт Вам на пользу, то у меня есть основательное предчувствие, что в таком случае, Вы будете принимать меня в последующие классы литературного мастерства, а не я Вас! Так что примемся помолясь с Богом!

Само это средство я не вполне оформил мысленно и ещё недавно почитал говорить и об'яснять его делом бессмысленным.**

Но Вы меня сподвигаете на это дело.

В посмертном издании Пушкина, вышедшем в последних номерах "Современника", кроме "Медного всадника", вошли маленькие трагедии, одну из которых я хочу особо выделить, потому как она более других позволяет оформить мысль доходчиво. Это трагедия "Каменных гость".

Все четыре трагедии описывают некие моральные испытания, которым подвергается личность героя, действующая в определённые исторические времена. Почему Пушкин выбрал именно такие сюжеты и декорации? Потому что ему было важно ощутить себя на месте героя и самому найти моральный выход. Ощущая самого себя живущим в тех эпохах он хотел разорвать порочный круг трагедии и возвысить цену жизни, - за неправое (аморальное) решение которой - платой бывает смерть. Боги за моральные решения жизненных драм даруют Бессмертие, конечно относительное, только до следующей драммы. Для каждой эпохи эти моральные требования различны и неотменяемы.***

Например, в наше время для дворянина снять позорное оскорбление можно не иначе, как вызовом и участием в дуэльном поединке. Пушкин не раз вызывал своих язвителей на дуэль... Вот и в "Каменном госте"и в действии, и вне поля зрения, жизнь героя протекает в этих, разрешённых моралью, смертельных поединках. Александру Сергеевичу и его читателям видно, что выхода для героя (в этих поединках чести) - нет. И герой просто превращается в обыкновенного убийцу - времена рыцарских поединков за честь быть награжденым любовью прекрасной Дамы - миновали. Дон Гуан живёт в каком то переходом времени, где старое отжило, а новое не наступило. Новое наступает тогда, когда Трагедия бывает побеждена Романом. Это в литературе, а в жизни, как говорится, должен быть лад да Любовь. Должна быть Семья ("Участь моя решена - женюсь." - слова Пушкина) которая передаёт моральные ценности детям, так продолжая Род и историю.

Так вот, милостивый государь, разрешая свои моральные вопросы в маленьких трагедиях, Пушкин ищет их литературного разрешения прежде, чем это разрешение даст жизнь... , прежде чем даст разрешение государство, которое, грубо говоря, устраивает быт своих подданных Законодательными постановлениями.

Например, законодательство о Дворянском сословии устраивает их материальный и семейный быт, и Бытие, и мораль - в известной мере.

Пушкин как Творец образов, идей, сюжетных переплетений, действует не законом, но Красотою! В этом сила литературы, пусть она неявная и проникает медленно в умонастроение читающей публики, но эта сила будет действовать пока будет заинтересованный читатель.

Это часть, из того что я Вам хотел сказать, уважаемый Фёдор Михайлович.

Исторические декорации необязательно должны быть в произведении, чтобы показать приемственность культурных эпох. Они периодически повторяются, и к примеру, название эпохи Возрождения или Ренессанса - само говорит за себя. Поэтому присутствие следствий очень давних причин может быть показано и через современного героя (потому что он субъект культурной и исторической приемственности) , это сотворено Вами как в "Бедных людях", так и в "Двойнике", у Пушкина в "Евгении Онегине". И тогда действия: пожатие руки каменным гостем - Командором Дон Гуану, или преследование медным всадником Евгения, этими мистическими кульминациями, которые предпринял поэт будут другими. Уже в "Онегине" такие же кульминации будут разрешаться иными способами, к примеру, дуэлью Ленского и Онегина. Но чтобы разрешить конфликт Онегина таким образом, так жизненно и правдиво, поэт сам должен быть отчасти Онегиным, знать его историю. Прочтите стихотворение Александра Сергеевича "К Вельможе" и представьте, что это история дяди Евгения, у постели которого он сидел, и что Евгений несёт, отчасти блеск и нищету этого вельможного века, другой же своей частью он живёт в другом веке, раскрывшемся после Великой Французской революции, казнившим вельмож. Да, оно так и есть, здесь причина и следствие: и это может быть скрытым ключом к пониманию внутренних конфликтов Е. Онегина, которые Пушкин разрешает, как очень личные свои конфликты. Так же и 106-ть строк стиха "К вельможе" написаны так, будто Пушкин пишет о своём прошлом. Прошлое и настоящее поэтов едино, стоит только зародиться Образу, как на свет Божий появляется все, что таилось у него глубоко в душе. Всё муки, все радости, все печали... Но почему они так глубоко трогают читателей?..

Уважаемый Фёдор Михайлович, сегодня я Вам много написал, но кажется мало приблизился к цели.

Сказать просто и определённо, то что чувствую - не могу. Поэтому вся надежда на Вас, потому что Ваш "Двойник", это "двойник" Пушкинских маленьких трагедий и романа в стихах. Поэтому взаимообразно Вашему стремлению получить наставление, надеюсь в ответ быть понятым.

Всегда Ваш, Виссарион Белинский.

8.

Шестое письмо. Дос Бел

Дорогой Виссарион Григорьевич, со всей теплотой моего сердца и искренних чувств выражаю Вам мою благодарность. Ваше письмо привело меня к пониманию важной мысли, что поэты и писатели живут не только в этом, реалистическом мире, но и в другом, над которым настоящее время не властно. Этот мир, в котором мы отдаём столько сил и времени для достижения целей, дающих положение в обществе, оказывается ничтожно малым, когда берёшь перо, чернила, лист бумаги и садишься за стол. Время исчезает и ты испытываешь неиз'яснимое блаженство, уходя в мир образов и идей. Вот Гоголь: берет Образ, прикалывает его булавкой, как стрекозу, и любовно рассматривает, поворачивая со всех сторон. Вот Пушкин: берет Образ и бросает его в тигль то со свинцом, то с золотом и постепенно выпаривает из него эссенцию - дух жизни. А что же я?

По Вашей мысли писатель берет образы либо из истории, исследуя её, либо из истории своей души. Что же, в таком случае душа писателя? Когда она успела накопить свою историю? Почему она так неиз'яснимо прекрасна, когда овладевает сознанием писателя? От неё, этой творческой силы, невозможно бежать! Но потом же, когда писатель вынужденно обращается к реальности, обратным воздействием он испытывает страдания!

Зачем нужно страдание? Греки, говоря о трагедийном представлении говорили, что зритель должен испытать катарсис, то есть очищение. Как все это непостижимо близко существует в душе писателя! Он может быть и игроком подверженым страсти и ангелом созерцающим идеи и дарящим любовь. Как широк человек (не только писатель) и его нельзя сузить. Узы или узилища возможны только брачные, но никак не вериги Христа- ради помешанных. Надо это об'яснять людям, надо жить и страдать. Страдать за людей по христиански. И тогда помешательства, моему Якову Петровичу, не страшны будут. Ведь его титулярное советничество это тоже узилище кем то созданное. Без страдания его не преодолеть.

И ещё одну Вашу мысль я уяснил: всему происходящему в настоящем есть причина в прошлом, которая отражается в психической, умственной и физической природе современных людей, и что писатель своим творчеством указывает на эти причины, даже если они историей не упомянут или специально скрыты. В этом отношении пример с творчеством Александра Сергеевича очень показателен.

Спасибо Вам за все дорогой Виссарион Григорьевич. Благослови Вас Господь.

Вашей милостью писатель, Фёдор Достоевский.

 

На этом переписка Фёдора Михайловича Достоевского с Виссарионом Григорьевичем Белинским не закончилась, она длилась всю долгую жизнь, прожитую ФМ Достоевским, можно открыть любой из романов ФМ и читать её продолжение.

 

*

П. В. Анненков о чтении Достоевским повести "Двойник" у Белинского:

". .. И этим еще не кончилось. Белинский хотел сделать для молодого автора то, что он делал уже для многих других, как, например, для Кольцова и Некрасова, - то есть высвободить его талант от резонерских наклонностей и сообщить ему сильные, так сказать, нервы и мускулы, которые помогли бы овладевать предметами прямо, сразу, не надрываясь в попытках, но тут критик встретил уже решительный отпор. В доме же Белинского прочитан был новым писателем и второй его рассказ: "Двойник"; {1} это - сенсационное изображение лица, существование которого проходит между двумя мирами - реальным и фантастическим, не оставляя ему возможности окончательно пристроиться ни к одному из них. Белинскому нравился и этот рассказ по силе и полноте разработки оригинально странной темы, но мне, присутствовавшему тоже на этом чтении, показалось, что критик имеет еще заднюю мысль, которую не считает нужным высказать тотчас же. Он беспрестанно обращал внимание Достоевского на необходимость набить руку, что называется, в литературном деле, приобрести способность легкой передачи своих мыслей, освободиться от затруднений изложения. Белинский, видимо, не мог освоиться с тогдашней, еще расплывчатой, манерой рассказчика, возвращавшегося поминутно на старые свои фразы, повторявшего и изменявшего их до бесконечности, и относил эту манеру к неопытности молодого писателя, еще не успевшего одолеть препятствий со стороны языка и формы...

 

Впоследствии из Достоевского вышел, как известно, изумительный искатель редких, поражающих феноменов человеческого мышления и сознания, который одинаково прославился верностию, ценностию, интересом своих психических открытий и количеством обманных образов и выводов, полученных путем того же самого тончайшего, хирургически острого, так сказать, психического анализа, какой помог ему создать и все наиболее яркие его типы. С Белинским он вскоре разошелся - жизнь развела их в разные стороны, хотя довольно долгое время взгляды и созерцание их были одинаковы."

 

 

1 Стр. 138. Чтение первых глав "Двойника", тогда еще не законченного, состоялось, по-видимому, около 3 декабря 1845 года. Достоевский вспоминал об этом в "Дневнике писателя" за 1877 год, ноябрь ("История глагола "стушеваться"): "Кажется, в начале декабря 45-го года Белинский настоял, чтоб я прочел у него хоть две-три главы этой повести. Для этого он устроил даже вечер (чего почти никогда не делывал) и созвал своих близких. На вечере, помню, был Иван Сергеевич Тургенев, прослушал лишь половину того, что я прочел, похвалил и уехал, очень куда-то спешил. Три или четыре главы, которые я прочел, понравились Белинскому чрезвычайно (хотя и не стоили того). Но Белинский не знал конца повести и находился под обаянием "Бедных людей."

 

**

 

Белинский о "Каменном госте"

"...Замечательным и волнующим явлением того времени были посмертные сочинения Пушкина, которые постепенно обнародовал "Современник" 1838--1839 годов, перешедший в руки П. А. Плетнева. Они--эти чудные сочинения--находили в Белинском такого, можно сказать, энтузиаста и ценителя, какой еще и не выпадал на долю нашего великого поэта. Это уже был не тот Белинский, который года за два перед тем и еще при жизни Пушкина считал деятельность его завершенной окончательно и в последних произведениях его хотя и распознавал еще печать гениальности, но заявлял, что они все-таки ниже того, что можно было бы ожидать от его пера. Теперь это было поклонение безусловное, почти падение в прах пред святыней открывающейся поэзии и перед вызвавшим ее художником. Особенно "Каменный гость" Пушкина произвел на Белинского впечатление подавляющее. Он объявил его произведением всемирным и колоссальности неизмеримой. Когда однажды мы просили его разъяснить, в чем заключается мировое значение этого создания и что он еще находит в нем, кроме изящества образов, поэтичности характеров и удивительной простоты в ведении очень глубокой драмы, Белинский принялся за развитие той мысли, что все это составляет только внешнее отличие произведения, а подземные ключи, которые под ним бегут, еще важнее всем видимой и осязаемой его красоты. Он принялся за расследование этих живых источников, но на первых же положениях остановился и сконфуженно проговорил: "Вот этак со мной всегда случается: примусь за дело, занесусь бог знает куда, да и опешусь; не знаю, как выразить мою мысль, которая, однако ж, для меня совершенно ясна". Он махнул рукой и отошел в сторону с каким-то болезненным выражением лица. Видимо, что в драме Пушкина заключено было для него новое откровение одной из "тайн жизни", передача одной из "субстанций", как тогда говорили, человеческого духа, но он не мог или не хотел разъяснять их перед кружком, мало приготовленным к пониманию отвлеченностей и не отличавшимся наклонностию к"философированию".

***

 

Сила воображения Белинского:

"... По действию воображения и представительной способности, развитых у него неимоверно, он переносил ненависть на лица, уже отошедшие в область истории, на давно минувшие события, почему-либо возмущавшие его. У него было множество врагов и предметов злобы как в современном мире, так и в царстве теней, о которых он равнодушно говорить не мог. Объективных, то есть, попросту сказать, индифферентных отношений к историческим деятелям или важным фактам истории вовсе и не знала эта страстная природа. Белинский превращался как будто в современника различных эпох, на которых натыкался в чтении, выбирал сторону, которую следовало защищать, и боролся с противной стороной, уже давно замолкшей,-- так, как будто она сейчас нарушила его нравственный покой и убеждения. Нечто подобное, в обратном смысле, происходило и с предметами его симпатий, которые он отыскивал в разных веках и у разных народов: он влюблялся в героев своей мысли, вскакивал с места при одном их имени и нередко защищал их от современной критики до последней возможности. Он неохотно расставался со своими друзьями. Но всего более, однако же, тратил он сил на вражду и негодование. Круг врагов его, кроме действительных и состоявших налицо, увеличивался всем персоналом, добытым в чтении: он боролся так же страстно с тенями прошлого, как и с людьми и событиями настоящего. "

 

 

 

 

Ученик пятого класса Егор Ягодкин вернулся из школы в прескверном настроении. Учительница пения Мария Николаевна на весь класс заявила, что он к музыке абсолютно неспособен, что ему на ухо наступил медведь, и что видеть его на уроке она больше не желает!

Все, конечно, засмеялись, а потом, на перемене, потешались над Егором, разглядывая его уши.

Уроки пения отравляли Егорушке жизнь. «Кому нужна эта музыка?» — думал он с тоской, вспоминая, как позорно пытался спеть мелодию хорошо знакомой всем песни.

Вечером у него заболела голова, и он с трудом заснул.

 

Проснулся он от внезапного чувства тревоги. Совсем рядом, возникая неведомо откуда, неслись низкие угрожающие звуки. Егор различил острожные, крадущиеся шаги, испуганно открыл глаза, и в это мгновение чья-то огромная лапа с силой прижала его голову к земле, больно сдавив ухо. Егор вскрикнул. В ответ захохотали.

— Попался, щенок! — раздался грубый голос. — Решил навестить фею музыки, приятель?

Егор скосил глаза и с ужасом увидел безобразное существо, злобно смотревшее на него. Глаза страшилища вспыхивали красным светом, из нижней, отвислой губы вверх тянулись два кривых клыка, а вместо носа торчало мерзкое подобие свиного рыла.

— Какая ещё фея? Я вообще не люблю музыку! — силясь освободиться, закричал Егор. — Да пустите же! Мне больно!

Тяжесть лапы исчезла, и мальчик сел, испуганно озираясь вокруг. Вместо стен спальни он увидел берег лесного озера. «Что за наваждение, уж не сплю ли я?» — удивился Егор, но пылающее ухо и нависшая над ним фигура с огромным брюхом рассеяли его сомнение.

— Точно не любишь музыку?

Голос страшилища смягчился, а глаза на маленькой голове замерцали желтоватым светом

— Мне, говорят, медведь на ухо наступил.

— Ха! Где ему, косолапому! — усмехнулся урод. Проделывать такое могу только я, Великий Тролль Северных гор. И если бы не музыка, — ух, как я её ненавижу! — ты бы не проснулся.

«Какой ещё Тролль?» — подумал Егор, и тут же вспомнил мелодию, которая разбудила его. Именно её играла на прошлом уроке Мария Николаевна! Вспомнил он и рассказ учительницы о холодной Норвегии с её узкими заливами, врезающимися в высокие скалистые горы, где обитают маленькие забавные гномы и злые безобразные тролли. «Так вот кого изобразил композитор Эдвард Григ!" — догадался мальчик.

— Если ты действительно не знаком с феей Элегией, мы с тобой поладим,— примирительно сказал Тролль. — Но горе тебе, если соврал! Она мой враг, и я поклялся уничтожить её вместе со всеми почитателями.

— Нет, нет! — испугался Егор.— Из-за музыки у меня всегда были одни неприятности.

— Верю! Ты бы мог навсегда покончить с ними, если бы...

Тролль испытующе посмотрел на мальчика, который дрожал от страха. Неожиданно он завертелся на месте, да так стремительно, что на миг исчез из виду. У Егора глаза округлились от удивления: вместо безобразного страшилища перед ним предстал стройный длинноволосый незнакомец в белоснежных брюках и блестящей рубашке с пышными отворотами. Стремясь произвести на мальчика ещё большее впечатление, оборотень вскинул невесть откуда взявшуюся гитару и лихо, хотя и не в лад, заколотил по струнам.

— Ух, ты! — восхитился Егор.

— Нравится? — ослепительно улыбнулся тролль-оборотень и протянул инструмент мальчику. — Бери, дарю!

— Я же не умею играть.

— Чего тут уметь. Делай, как я, вот и вся музыка! А теперь слушай внимательно! За этим озером царство феи Элегии. Ты пойдёшь туда по этой тропке. Подружись с ней.

Егор не поверил собственным ушам! Его посылают к фее! А ведь ещё недавно грозили прибить за это.

Неожиданно издалека послышалась приятная мелодия, и сейчас же, вторя ей, наполнился звуками, запел свою песню лес.

— Мне пора, — суетливо заторопился оборотень. — А ты иди и береги мой подарок.

И тут же исчез!

«Чего он так напугался?» — удивился Егор и, пожав плечами, отправился с гитарой навстречу поющему лесу.

 

Тропинка привела Егора на большую поляну. Там он увидел множество людей в красивых чёрных костюмах. В руках они держали музыкальные инструменты. Инструментов было так много и они были такие разные, что у мальчика разбежались глаза.

— Я рада видеть тебя в моих владениях, юный друг! — раздался мягкий приветливый голос, и Егор увидел удивительной красоты женщину, которая поднялась ему навстречу. Её глаза сияли чудесным светом, и мальчик почувствовал безграничное расположение и к этой женщине, и ко всем людям, с любопытством глядевшим на него. — Меня зовут Элегия. Я фея музыки. А это мои друзья музыканты. Ты, наверное, очень любишь музыку, если сумел найти нас.

— Я здесь случайно и... и совсем... не люблю музыку, — смутился Егор.

— Вот как! — огорчилась фея. — Тогда тебе просто необходимо подружиться с ней. Без её волшебных звуков твоя жизнь будет намного беднее!

— Разве могут колебания воздуха сделать чью-либо жизнь богаче? — усомнился Егор.

— О! От этих колебаний трепещут человеческие сердца! Лишь бессердечные, каменные души равнодушны к ним.

— Выходит, я плохой человек? — обиделся Егор.

— Вовсе нет! Ты ещё юн и наверняка не слышал хорошей музыки. Но от тебя самого зависит, каким ты станешь! Если ни одна книга, ни одно интересное дело не заставили тебя забыть обо всём на свете, если ты ни разу не восхитился красотой простого полевого цветка, если ты способен обидеть животное или погубить растение, то очень может быть, что и твоя душа со временем окаменеет.

— Какая польза от этой музыки? Физика, например, дала человеку тепло, свет, возможность быстро двигаться, биология избавит его от голода и болезней...

— Тебе нравится лебедь? — неожиданно спросила фея.

— Красивая птица, — ответил озадаченный Егор.

— А почему она — красивая? И вообще, что такое красота, прекрасное?

— Ну, это...— начал было Егор и вдруг замолчал. Он никогда не задумывался над подобным.

— Не огорчайся! Вопрос сложный. Люди давно пытаются ответить на него. Многие считают, что красота спасёт мир. Это значит, что человек, наделённый чувством прекрасного, никогда не совершит зла, и если так, то зло на земле исчезнет! Разве нет в этом пользы для человечества? Но вернёмся к лебедю. Прелесть этой птицы видят все, но только художник красками, поэт словами, композитор звуками умеют выразить это. Послушай!

Фея сделала знак рукой, и чистые, нежные звуки наполнили мир тихими всплесками волн. В них была неизъяснимая, таинственная красота. Её нельзя было увидеть, потрогать, её можно было только почувствовать…

— Как это хорошо! — вырвалось у Егора, когда умолкли восхитительные звуки. — Но я не увидел лебедя.

— Музыка не рисует сам предмет, а передаёт те чувства, которые он вызывает. Но человек с большой фантазией, тонким вкусом многое может и увидеть. Послушай пьесу композитора Мусоргского «Старый замок»?

Зазвучала музыка. Егор внимательно прислушался...

— Я ничего не вижу, — расстроился он.

— А ты закрой глаза и не о чём не думай..

— Как это? — удивился Егор, но глаза закрыл...

И вдруг он увидел! Сквозь туман проступали нечёткие контуры древнего, заброшенного замка. Замок был близко, совсем рядом, но Егору казалось, что смотрел он на него сквозь огромную толщу веков, сжатых до предела фантастической машиной времени... Иногда ему чудились неясные тени, бесшумно скользившие вокруг замка, слышались печальные вздохи, стоны, будто, кто-то неведомый и мудрый скорбел о недолговечности всего ещё живущего...

Последний вздох растаял в наступившей тишине, но видение не пропало сразу. Оно постепенно меркло, нехотя покидая сознание…

— Увидев тебя с гитарой, — продолжила Элегия, — я подумала, что ты в дружбе с музыкой.

— Она не моя. — И Егор рассказал всё про встречу с Троллем и про его угрозу расправиться с феей.

Лицо феи омрачилось.

— Этот Тролль — воплощение зла. И в мире он хочет видеть одно зло. Музыка же, пробуждая в людях добрые чувства, препятствует этому. Сам Тролль не выносит её звуков и может погибнуть.

«Ах вот почему он так поспешно исчез!» — отметил про себя Егор.

— Там, где любят музыку, — продолжила фея, — нет места злу. Колыбельной песней мать отгоняет всё дурное от своего дитя. С музыкой любое дело спорится и живётся веселей... Хочу сделать тебе подарок, Егор. Запомни хорошенько: стоит тебе напеть начало какой-нибудь мелодии, как её тут же подхватят мои музыканты, и, где бы они не находились, музыка прозвучит так же хорошо, как если бы они были рядом.

— Сегодня у меня день подарков, — улыбнулся мальчик.— Вот первый. — И он указал на гитару.

— Прекрасный инструмент! — сказала фея, касаясь струн. — Странно, что тебе её подарил Тролль. Очень странно!

Элегия задумалась, а Егор рассказал, как колотил по струнам красавец-оборотень, называя это музыкой, и попросил фею сыграть что-нибудь на гитаре.

— Хорошо, слушай, — согласилась фея. — А потом я покажу тебе свои владения...

 

А в это время в глухой чаще дремучего леса, куда даже в солнечный день с трудом проникает луч света, собралась лесная нечисть. Среди валунов расселись лешие с нечёсаными волосами, в одежде изо мха и паутины. Под высохшим деревом Баба-Яга ветхим подолом своей юбки чистила странный, похожий на бочку, металлический предмет. У самого края болота кривлялись перепачканные илом кикиморы. Они тискали больших лупоглазых лягушек, отчего болото оглашалось громким кваканьем.

В центре этого сборища находилось страшилище с огромным брюхом и злобно сверкающими глазами. Это был уже знакомый нам Тролль.

— Леди и джентльмены! — Тролль оглядел немытое общество и брезгливо поморщился. — Всемирный союз нечистой силы по борьбе с музыкальностью поручил мне лично ознакомиться с состоянием дел на вашем участке. Всё, что я увидел, можно выразить коротко: позор!

Общество неуютно поёжилось и наградило оратора гробовым молчанием.

— Дело идёт из рук вон плохо! Никакой организованности, никакой инициативы. Где, кстати говоря, ваш председатель, Кащей Бессмертный?

— Одно название — председатель! — заворчала Баба-Яга. — Только о своём бессмертии и печётся, а с той поры как про него оперу сочинили, только по театрам и шастает, на себя любуется.

— Вы, мадам Яга, тоже хороши! — холодно заметил Тролль. — Учитывая преклонный возраст, мы подарили вам новенькую импортную ступу с мотором для разведки и диверсионных целей, и что же? Музыка расширяет свои границы!

— Ой, и правда, милок! Совсем покоя не стало, — сконфуженно поддакнула Баба-Яга. — А тут ещё кикиморы, засоси их болото, задумали художественным кваканьем заняться! По ночам лягушачьи конкурсы устраивают.

— Что же нам, бабка, всю жизнь только в болоте и гнить? — загалдели кикиморы. — Мы ещё молодые, нам развлечься охота. Ты вон цельный день в ступе мотаешься! Шуму на весь лес, и болото бензином провоняло.

— Не время ссориться! — нахмурился Тролль. Цель ещё не достигнута. Излишне напоминать, что всё человеческое нам чуждо. Вы знаете, какое влияние оказывает на людей музыка. Так не пора ли приступить к решительным действиям и навсегда покончить с музыкальностью! В настоящее время проходит секретная операция, организованная лично мной. Потребуется ваша помощь.

Тролль подошёл к большому валуну. Что-то щёлкнуло, плоская, замшелая поверхность мягко засветилась, и на ней появилось изображение феи Элегии и идущего рядом Егора. В руках феи звучала гитара.

— Какой чудесный инструмент, гитара! — послышался голос Егора. — Хотел бы и я научиться играть на ней.

— Не раньше, чем я согну тебя в скрипичный ключ, предатель! — наливаясь злобой, прошипел Тролль.

— Вы, Элегия, волшебница! Наверное, ничто не может помешать действию ваших чар.

— Это не так, — ответила фея, и Тролль, привстав с места и подняв руку, весь превратился в слух.

— Музыка не может быть фальшивой и должна звучать в тишине. Всякий шум убивает её. В нём звуки тонут и теряют свою волшебную силу...

Тролль торжествующе вскочил и выключил экран.

— Вы слышали? Операция блестяще удалась! Небольшое усилие, и с музыкой будет покончено навсегда! Выступаем немедленно. Все инструкции по дороге.

 

Егор и фея не спеша шли вдоль озера. Смеркалось, и первые, самые яркие звёзды уже дрожали на темнеющем небосводе. Стояла тишина... Как вдруг!..

Над головой с шумом пролетел и опустился на землю бочкообразный предмет, а вслед за этим из-за деревьев выступили чёрные тени и загородили дорогу. В наступивших сумерках Егор узнал Тролля во главе странной компании, вооружённой колотушками, трещотками, жестяными тазами...

— Мадам! Какое счастье, что я не опоздал! — шутовски раскланиваясь, произнёс Тролль. — Ночь, луна! Так романтично! Подходящий момент для объяснения... Но, вижу, вы не в восторге от нашей встречи. Не огорчайтесь, мы видимся в последний раз!

Затем он обернулся к Егору и злобно заорал:

— Отдай гитару и брысь отсюда! С тобой я разделаюсь позже.

— Не смейте трогать мальчика! Он мой гость.

— Ошибаетесь, мадам! Это мой шпион. — Резким движением Тролль разломил инструмент и достал какой-то крохотный предмет. — Вот! Микровидеофон, новейшая разработка! Теперь мне известны все ваши секреты.

— Что это значит? — разгневалась фея. — Я требую, чтобы вы покинули мои владения!

— Тише, мадам, тише! Вы ведь не любите шума, не так ли?

Егор похолодел. Ему стало понятно назначение предметов, которыми размахивали окружившие их зловещие фигуры. Случайно он выведал тайну феи и теперь...

— А теперь в честь прекрасной дамы мы исполним серенаду!

Грянул дикий, невообразимый грохот. Егор увидел, как вздрогнуло и исказилось прекрасное лицо феи.

— Громче, громче! Поддай ещё! — орал Тролль. — Вот такой концерт по мне!

Фея зашаталась и умоляюще посмотрела на мальчика.

«Что же делать? — лихорадочно соображал Егор. — Нельзя допустить, чтобы погибло прекрасное! Нельзя, чтобы в мире воцарилось зло»...

И тут он вспомнил, что Тролль боится звуков музыки. Но ведь музыка не звучит сама по себе. Вот если бы рядом были друзья-музыканты... «Подарок феи!» — осенило Егора. Даже если он не умеет петь, другого выхода нет.

И мальчик решительно встал между адским оркестром и погибающей феей....

Вначале он не услышал собственного голоса, но неожиданно тот окреп, усилился. Это друзья феи пришли к нему на помощь, и мелодия, рождённая слабым голосом неумелого певца, ожила и зазвучала с необыкновенной силой!

— Замолчи-и-и! — затыкая уши, в страхе корчится Тролль. И напрасно нечисть выбивается из сил! Все звуки мира пришли Егору на помощь, вся природа звучит как единый грандиозный оркестр!..

— Что с тобой, сынок? Ты так кричишь! — почудился ему тревожный голос матери, и сейчас же всё смешалось и куда-то поплыло... Егор проснулся…

 

Всё, что приключилось с Егором, оказалось сном. Но с ним его души коснулось нечто значительное и важное, без чего, быть может, и не стоит жить на свете и имя чему — КРАСОТА!