Шелест Владимир

Анатолий Борисович Мариенгоф родился (24 июня) 6 июля 1897 года в Нижнем Новгороде.

В молодости его родители были актерами, играли в провинции, и хотя потом оставили сцену, страсть к театру и увлеченность литературой передались сыну. Стихи он начал писать еще с отрочества. Больше других поэтов любил тогда Блока.

Ему было 16, когда умерла мать, и семья переехала в Пензу. Здесь в 1914 году Анатолий издает журнал «Мираж», заполняя его более чем наполовину собственными стихами, рассказами, статьями.

В 1916 году Мариенгоф поступает на юридический факультет Московского университета и сразу же идет на военную службу. В дни Октябрьской революции Мариенгоф возвращается в Пензу и с головой уходит в литературу: создает поэтический кружок, в 1918 году печатает первую книжку стихов – «Витрина сердца». Летом белые чехословаки входят в город, и случайная пуля убивает отца. Поэт уезжает в Москву. Поступает литературным секретарем в издательство ВЦИК.

Вскоре происходит его встреча с Сергеем Есениным, имевшая существенное значение в судьбах обоих. Потом он знакомится с Шершеневичем и Ивневым. Так оформляется группа имажинистов. В 1919-1922 годах в издательстве «Имажинисты» выходит семь стихотворных сборников Мариенгофа. Поэт приобретает известность. Критики спорят о его творчестве, оценки даются взаимоисключающие. Тесная дружба, связывающая Мариенгофа с Есениным, переплетает их биографии - осенью 1919 года они поселяются вместе и на несколько лет становятся почти неразлучны.

Расхождение между друзьями, наступившее в конце 1923 года, послужило после смерти Есенина поводом для несправедливых упреков в адрес Мариенгофа, который якобы оказывал на Есенина отрицательное влияние. Однако близкие друзья обоих свидетельствуют об обратном.

Мариенгоф написал более десяти больших пьес и множество скетчей, несколько прозаических произведений, около десяти сценариев.

24 июня 1962 года Анатолий Борисович Мариенгоф умер в Ленинграде (ныне - Санкт-Петербург), похоронен на Богословском кладбище.

 

Утихни, друг. Прохладен чай в стакане...

Есенину

 

Утихни, друг. Прохладен чай в стакане.

Осыпалась заря, как августовский тополь.

Сегодня гребень в волосах -

Что распоясанные кони,

А завтра седина, как снеговая пыль.

Безлюбье и любовь истлели в очаге.

Лети по ветру стихотворный пепел!

Я голову - крылом балтийской чайки

На острые колени

Положу тебе.

На дне зрачков ритмическая мудрость -

Так якоря лежат

В оглохших водоёмах,

Прохладный чай (и золотой, как мы)

Качает в облаках сентябрьское утро.

 

А ну вас, братцы, к чёрту в зубы!..

 

А ну вас, братцы, к чёрту в зубы!

Не почитаю старину.

До дней последних юность будет люба

Со всею прытью к дружбе и вину.

Кто из певцов не ночевал в канаве,

О славе не мечтал в обнимку с фонарём!

Живём без мудрости лукавой,

Влюбившись по уши, поём.

Горят сердца, когда родному краю

Железо шлёт суровый враг.

Поэтам вольность молодая

Дороже всех житейских благ.

 

Пятнышко, как от раздавленной клюквы...

 

Пятнышко, как от раздавленной клюквы,

Тише. Не хлопайте дверью. Человек...

Простенькие четыре буквы:

— умер.

 

Что родина?..

 

Что родина?

Воспоминаний дым.

Без радости вернусь.

Ушёл не сожалея.

Кажись,

Пустое слово — Русь,

А всё же с ним

Мне на земле жилось теплее.

Теперь же, право, всё едино:

Париж, тамбовское село...

Эх, наплевать, в какую яму лечь.

Везде заря распустит хвост павлиний,

Везде тепло,

Где есть любовь, поэзия и печь.

Болтают:

Берегись! славянская тоска

Замучает тебя, мол, в сновиденьях.

Такие чудаки:

Им будто худо в Рейне

На спинке плыть, посвистывая в облака.

Но в том беда:

Вдруг стихотворным даром

Ты обнищаешь, домик мой.

Венчают славою коварной

Писанья глупости святой.

Вот и брожу в столицах чужеземных,

Собачусь с древнею тоской

И спорю (чуть ли не с берёзовым поленом),

Что и луна такая ж над Москвой.

Что родина?

Воспоминаний дым.

Кажись,

Пустое слово — Русь,

А всё же с ним

Жилось теплее.

Да, я ушёл не сожалея,

Но знаю: со слезой вернусь.

 

Не умеем мы (и слава Богу)...

 

Не умеем мы

(И слава Богу),

Не умеем жить легко,

Потому что чувствуем глубоко,

Потому что видим далеко.

Это дар, и это наказанье,

Это наша русская стезя.

Кто родился в Пензе и в Рязани,

Падают,

Бредут,

Но не скользят.

И не будем,

Мы не будем жить иначе,

Вероятно, многие века.

Ведь у нас мужчины плачут,

Женщины работают в ЧК.

 

Наш стол сегодня бедностью накрыт...

 

Наш стол сегодня бедностью накрыт:

Едим — увядшей славы горькие плоды,

Пьём — лести жидкий чай, не обжигая рот.

Не нашим именем волнуются народы,

Не наши песни улица поёт.

Ночь закрывает стёкла чёрной ставней,

Мы утешаемся злословьем.

Тот говорит, что в мире всё не вечно,

А этот замышляет месть.

Однообразное повествованье:

У побеждённых отнимают меч,

У полонённых — честь,

У нас — высокое призванье.

Я говорю: не стоит сожалеть,

Мы обменяли медь

На злато.

Чужую песнь пусть улица поёт.

Не нашим именем волнуются народы!

Что юность, слава и почёт?

В стакане комнатной воды

Шипенье кислоты и соды.

 

Прощание с Есениным

 

Какая тяжесть!

Тяжесть!

Тяжесть!

Как будто в головы

Разлука наливает медь

Тебе и мне.

О, эти головы,

О, чёрная и золотая!

В тот вечер ветреное небо

И над тобой,

И надо мной

Подобно ворону летало.

Надолго ли?

О, нет.

По мостовым, как дикие степные кони,

Проскачет рыжая вода.

Ещё быстрей и легкокрылей

Бегут по кручам дни.

Лишь самый лучший всадник

Ни разу не ослабит повода.

Но всё же страшно:

Всякое бывало.

Меняли друга на подругу.

Сжимали недруга в объятьях.

Случалось, что поэт

Из громкой стихотворной славы

Шил женщине сверкающее платье...

А вдруг —

По возвращеньи

В твоей руке моя захолодает

И оборвётся встречный поцелуй!

Так обрывает на гитаре

Хмельной цыган струну.

Здесь всё неведомо:

Такой народ,

Такая сторона.

 

Опять безжизненное поле...

 

Опять безжизненное поле,

Безжизненная вдаль тропа.

Вёрст шесть осталося

(Не боле)

До пограничного столба.

Такой ли представлялась встреча?

Какие грустные края!

И огненные (ах!) противоречья

Любовь и ненависть таят.

Где сердце?

В суете ль проклятой?

(Неужто ж я такая дрянь.)

Мила ли:

Пенза, толстопятая

И косопузая Рязань?..

А вот:

И столб,

И пограничный домик,

И всадник в шлеме на меже.

Кто разберёт?

Чёрт ногу сломит

В смешной поэтовой душе.

 

27 Сентября 1939

 

Сижу как будто на иголках,

Душа как будто не на месте,

И разговариваю колко,

И жду «Последние известья».

Ты смотришь в тёмное окно.

Нас связывает нитка,

Волос.

А были, существо одно,

Оно печально раскололось.

И падает рука с колена.

Куда?

Наверно, в безнадежность.

Я не могу жить страстью нежной,

Когда качает ветер стены.

И сердце,

Женщина смешная,

Не приноси сегодня в дар ты.

Все наши мысли занимает

Географическая карта.