Cript13

КАССАНДРА

Я отвергала заклинания и клятвы,

Шла по наитию, будто слепец на звук.

Я раздвигала человеческие взгляды,

Как ветви мокрые, — простым движеньем рук.

 

И я не ведала о том, что станет завтра,

Меня смешило суесловье мудреца.

Я не гадалка, не вещунья, я — Кассандра!

Я ощущала мир, как палого птенца.

 

Скользила жизнь, как остриё по кремню,

Я привыкала жить у бездны на краю,

Я обнажённою пятой читала землю,

Земные воды, что питали кровь мою.

 

Я говорила и жила, как мне хотелось,

Я по складам читала горные хребты,

И птичий крик, и гул листвы. И я гляделась

Во взбаламученное зеркало воды.

 

И я высчитывала тучи, словно числа,

И я во сне бывала с ними наравне.

А в звёздных пропастях неужто меньше смысла,

Чем в пустотелой человечьей трепотне?

 

И мне понятней облаков упругий росчерк,

Закат, подсвеченный дрожащею листвой.

Мне с мокрой галькою речной сродниться проще,

Чем с полоумною соседскою братвой.

С подобострастием и завистью кликушьей.

С потливой похотью и тягою к ярму.

И этот город, средоточье двоедушья,

Меня предаст, как и положено ему.

 

Предаст и позабудет. И растают

Следы мои среди полуночных дерев.

Но мир изменится, когда меня не станет, —

Пусть в слепоте своей того не углядев.

________________________________________________

 

ЭЛЯ.

Имя, которое звенит переливами и трелью, как серебряный колокольчик.

Как легко писать о тех, кого не знал близко. Можно легко развить тему и безошибочно написать о неоценимом вкладе в культуру и прочую дребедень.

Но когда о людях близких... Особенно таких, как Эля. Начнёшь писать, и тут же увидишь Элю, и скажет она: «Хватит ерунду строчить. Всё куда проще...»

 

Когда Слава с Элей уехали из города, для меня пропало Окно. Окно на седьмом этаже дома номер девять на улице Адоратского. Пропал дом. Дом, в который можно было зайти всегда. В любое время суток. Причём, для этого не нужно было звонить, договариваться. Достаточно было подойти к дому, задрать голову и глянуть, горят ли три крайних окна на седьмом этаже. Если горят, стало быть, тебя ждут, тебе рады. Вот так.

 

В Эле поразительным образом сочетались честолюбие, настойчивость, умение добиваться своего — и открытость, корневая порядочность и доброта. Она любила себя, но не из самовлюблённого эгоизма, а оттого, что её невозможно было не любить. Когда она приезжала в Казань, звонила и всё горло кричала в трубку: «Привет!!! Я приехала!», она знала наверняка, что все счастливы этому, и была счастлива за нас и за себя. Она умела создавать вокруг себя радостный переполох с воздушной лёгкостью доброй феи.

Всё её творчество — стихи, проза, киносценарии — искрится и звенит добротой, любовью, смехом и жизнелюбием.

 

Она была абсолютно чужда злу. Может быть, потому зло так изощрённо жестоко добивало её. Когда она написала в мессенджере о своей смертельной болезни, она сделала это спокойно, как будто сообщила о чём-то обыденном. Просто оповестила. Сказала — дела мои плохи, но врачи сказали, что шанс есть. Я буду бороться. Она боролась. Мужественно, стойко. Но сволочь болезнь её одолела.

Не знаю, есть ли на свете незаменимые люди. Знаю одно: есть люди, с уходом которых в мире становится темнее. А на небесах — светлее.

Уход таких людей — это помимо горечи и боли — ещё и некое предостережение. О том, насколько хрупок наш мир, настолько эфемерно и зыбко всё то, что кажется нам сейчас таким надёжным и незыблемым.