Мелькир

До этого дня...

 

 

Ещё одна ночь под редкие хлопки и низкое вибрирующее ворчание земли. От высоких частот резало ухо, от низких — дыбом вставали волоски на коже. Вот уже десять лет «басовый» диапазон я преимущественно «слышал» именно так.

 

Хмурое утро, дышащее крупным белым пухом прямо в балкон.

 

Сев на кровати, я пытался хоть немного продрать слипшиеся после бессонной ночи глаза. Как вдруг фырчащие звуки и звуки каких-то ударов за оном заставили подпрыгнуть. Но вместо того, чтобы бежать подальше от потенциального источника опасности, я пошёл на балкон. Мозг уже на подсознательном уровне умел анализировать характер звуков, разделяя на опасные и безопасные. Да и попавшееся на глаза голое дерево, черневшее, словно замёрзшими листьями, стаей ворон, вольготно рассевшихся на обнажённых ветках, говорило, что ничего угрожающего нет.

 

Под балконом вырисовывалась самая прекрасная картина, которую можно было увидеть в сложившейся за последние недели ситуации: оранжевый мусоровоз, словно гигантский муравей, с усердием опустошал переполненные металлические баки.

 

Всё-таки утро было спокойным и добрым. Пусть и холодным, и настолько скрывающимся за летящим с небес пухом, что разглядеть что-то дальше дома напротив не представлялось возможным. Видимо, зима с весной устроили бой подушками.

 

Внезапно завибрировал телефон — пришло сообщение на вайбер:

 

— Роднуль, ты как? Как ночь?

 

— Да так, мам, не особо. Гэпало, опять музыка в исполнении ночных страшилищ.

 

— Господи… Это просто ужас какой-то. Когда весь этот кошмар закончится?.. — далее следовал плачущий смайлик.

 

— Ничего. Держусь. Не переживай, мам. Тоже держитесь там.

 

— Может, ты бы поехал… Ну есть же куда. Эвакуационные поезда ходят…

 

— Так мобилизация же, куда я поеду?

 

— Что ты свистишь, у тебя первая группа, какая мобилизация…

 

— Да-да, у меня первая группа… крови. Я универсальный донор. — Дальше следовал подмигивающий смайл.

 

— Ну вот что за баран, а? Я понимаю, что зятя и твоего брата уговорить как раз и не выйдет по этой причине. Но ты… Ты же всегда был рассудительным.

 

— Так вот же ж, ма.

 

— Ох и характер.

 

В ответ я послал ей мем из интернета:

 

— «Хочу сделать татуху. Мама: ты что, сын, это же больно, дорого и навсегда! Та же мама сорок лет назад: рожает меня».

 

— На свою голову. — И улыбающийся смайл. — Сынок, ну, может, ты хоть ночуй в бомбоубежище, а?

 

— Я подумаю.

 

Внезапно послышался писк домофона.

 

— Ладно. Люблю. Целую. Всегда поддерживаю. Ушёл. В домофон кто-то ломица.

 

«Кого это принесло с утра пораньше?!»

 

К домофону уже подошёл дед.

 

— Это тебя.

 

— Да.

 

— Здравствуйте, я курьер. Привёз продукты.

 

— Вы, наверное, ошиблись, я ничего не заказывал.

 

Но когда назвали реквизиты, ошибка исключалась, по документам пакет был точно для меня. Быстро накинув пальто прямо на пижаму и прыгнув босиком в первые попавшиеся кроссы, я бегом спустился в парадное. Затем вышел во двор, тут же съёжившись от порывов ветра и начавшего вероломно залезать за шиворот холода. У дверей стоял тощий долговязый парнишка в серой форме с оранжевой эмблемой сети супермаркетов, которую он представлял.

 

Пакет ломился от всякой снеди. Расписываясь в накладной, я понял, откуда эта забитая битком «майка» нарисовалась. Моя зазнобушка, даже находясь в Польше, не переставала квохтать. Чтобы бедный я, несчастный, не дай Бог, не помер с голоду. Но на душе заметно потеплело, несмотря на летящий, уже намного реже, снег.

 

Я расписался и, взяв пакет, намерился открыть дверь, как вдруг заметил сидящую на лавочке под козырьком подъезда бабулю.

 

— Ах, как вкусно пахнет хлеб, — сказала она.

 

В пакете действительно было два свежайших ароматных батона.

 

— А я уже второй день не могу выстоять эту проклятую очередь за хлебом в магазин… Не думала, что на старости лет до такого доживу, — видно было, что она еле-еле сдерживается, чтобы не заплакать.

 

— А где вы живёте?

 

— Да в соседнем парадном. Тут вот отдохнуть присела. Хотела купить поесть, но нет, я не могу так долго стоять, ноги болят, — она похлопала по плотно замотанным в тёплые вещи коленям.

 

Я молча вытащил один из батонов и протянул старушке.

 

— Берите.

 

— А ты как же? Нынче хлеб, видишь, дефицит…

 

— У меня ещё есть. Кстати, — внезапно посетила мысль, — скажите номер квартиры, я вам ещё покушать принесу. Что вы любите? Что вам нужно?

 

— Ой, не откажусь. Кушать очень хочется.

 

— Вам лучше готовое или продукты?

 

— Внучок, выручи бабушку, если сможешь, то готовое.

 

— Замётано, говорите номер квартиры.

 

Уже поднявшись к себе, я подумал, что надо бы озабочиться супом для старушки. Но перед тем стал разбирать пакет, восхищаясь заботой, которую даже на расстоянии можно проявлять. И чего там только не было, такое в супермаркете сейчас не купишь: и ещё тёплый хлеб, и свежие фрукты, и овощи для салата, которые в это время года в целом было тяжело достать нормального качества, и огромная курица, и даже бутылка белого вина.

 

Ещё не успел разобрать «гуманитарную помощь», как завибрировал телефон, сообщая об ожившем вайбере:

 

— Привет, змей, ты там как? Жив?

 

— Привет, а что ещё может с ползучим случиться? Правда, вот еле дотащил кое от кого «гуманитарку».

 

— О, уже доставили, отлично работают, шельмецы. Я там старалась тебе полный пакет собрать.

 

— Ну вот чего ты квохчешь? Я шо, трёхлетний мальчик, сам продукты не куплю?

 

— Знаю я, как там у вас сейчас с продуктами. Думаешь, если в Польше, то совсем всё контролировать перестала?

 

— Спасибо, но не волнуйся. Я в порядке. С голоду не помираю пока.

 

— Может, всё-таки приедешь? Наши вон приехали, от вас идут эвакуационные поезда.

 

— Киць, ну ты же знаешь мою позицию. Ну не поеду я никуда.

 

— Вот болван. Упёртая скотина.

 

— И я тебя тоже люблю. Обнимаю, крепко-крепко.

 

— Змей, ну ты хоть в метро ночевать ходи. Ну пожалуйста, останься живым…

 

— Есть, мэм.

 

— Давай, целую.

 

Положив телефон, я быстро распихал продукты, и хотел приступить к приготовлению супа для нашего небольшого домашнего отряда и бабули из соседнего подъезда. Но внезапно обнаружил, что, как по всем законам подлости, картошка в доме закончилась. Потому пришлось наспех одеваться и предпринимать попытку её раздобыть.

 

Обойдя все окрестные магазины и выстояв все часовые очереди, пришлось возвращаться ни с чем. Подкупил по мелочи продуктов, но картофель успешно выигрывал эту игру в прятки, найти его не оказалось возможным.

 

По дороге домой, возле перехода, который сейчас абсолютно не регулировался светофором, я увидел женщину, тянущую огромную сумку к метро, а к ней жались трое детей. Весь квартет выглядел уставшим, чумазым и расхристанным. Глаза женщины болезненно блестели, казалось, оставшись единственным, что было на небольшом лице. И сама она оказалась невысокой и очень хрупкой на вид, несмотря на то, что закутана в объёмный пуховик.

 

«Как она это прёт?» — удивился про себя.

 

— Помочь? — спросил я.

 

— Ой, буду очень благодарна… — она посмотрела на меня своими огромными оленьекарими глазищами, и внутри меня что-то защемило.

 

Дети, два мальчика, лет пяти и семи, одетые в одинаковые комбинезоны, но разного размера, и девочка, совсем мелкая, годков трёх, с любопытством, но и с настороженностью, некой нервозностью, рассматривали меня. Видно было, что одевались они наспех, на лицах детей виделись остатки завтрака и ещё неизвестно чего, одежда сидела неряшливо и неопрятно.

 

Пока я помогал нести тяжеленный баул, мы разговорились. Женщину звали Вита. С дрожью в голосе она рассказала о том, как вместе с детьми еле вырвались из оккупированного пригорода. Какой ад пережили её дети, прячась в погребе от развернувшегося снаружи кошмара. Как они три дня голодали, хорошо хоть в погребе был компот, чтобы как-то утолить жажду. Она чуть не заплакала и запнулась. Хотелось её утешить, но я не мог подобрать слов, просто поставил баул на землю и обнял её.

 

Дальше Вита рассказала, что в городе знакомые разрешили пожить в квартире, пока сами эвакуировались за границу. Но дети после всего пережитого просто боялись находиться в наземном помещении, особенно, когда выли сирены воздушной тревоги или слышались далёкие хлопки. Поэтому они из метро выходят только в магазин. Деньги заканчиваются. Поесть уже нормально не получается, потому что дорогие продукты, которые остаются после очередей, купить невозможно, а всё свежее и дешёвое разбирают моментально.

 

Я довёл их до метро, и даже прошёл внутрь, минуя суровых охранников, тщательно проверявших документы и вещи входящих в подземку.

 

На перроне в разных позах сидели люди. Тут было много стариков и детей. Как сказала Вита, пожилые тоже не очень хотели покидать подземку, боялись. Некоторые питались чуть ли не подножным кормом, но из метро выйти не решались.

 

Я помог Вите и малышне устроиться всей семьёй в удобном уголке возле стены и пообещал, что к вечеру принесу поесть. Кажется, одним супом сегодня не отделаться.

 

Пока шёл домой, вспомнил, что у меня в коридоре стоял целый ящик «свинячьей» картошки. Так называли мелкие корнеплоды мои знакомые из деревни. Обычно они кормили ими скот. Но в условиях мегаполиса всё было иначе. Я планировал использовать её для посадки на даче, а также варил в мундире под селёдку и пивко, которыми иногда баловал себя, вопреки запретам врачей.

 

Но сейчас она пригодится для другого, более полезного дела.

 

Я снял с антресолей давно уже лежащую там без дела десятилитровую кастрюлю, в которой намеревался сварить сытный борщ. Вымел все овощи по сусекам, вынул из холодильника гуляш, его планировал на жаркое, но сейчас, в виду картофельного дефицита, было не до того.

 

Достал с полки, где хранились закатки, борщевую заготовку. Как она пригождалась сейчас, в виду отсутствия качественных овощей. Как-то летом, дед привёз с дачи целое ведро полукондиционных помидоров. Никто не захотел с ними играться, сестра даже предложила втихаря от деда выкинуть. Но я помнил слова бабушки, которая активно занималась моим воспитанием в младшем возрасте. Она, пережившая тридцать третий и великую отечественную, говорила: «Выбрасывать еду — страшный грех. Даже если мы не можем её кушать, то кроме нас в этом мире есть ещё звери, птицы и растения». Потому некондиционные помидоры превратились через полдня в закатки, рецепт которых я придумал на ходу.

 

В общем, закипела работа.

 

Попутно решил сварить фирменный напиток, рецептура которого принадлежала мне, а в данной ситуации дефицита фруктов придумывал на ходу новые варианты, из яблок, сока тёмных сортов винограда, сухофруктов и шиповника, конечно же, всё это великолепие подслаживалось на стадии кипения. Рядом с десятилитровой кастрюлей, где уже закипал борщ, место на плите заняла шестилитровая, где варились фрукты.

 

Готовка заняла часа два, я матерился, потому что всё привык готовить «на глаз». Но десятилитровые кастрюли варить мне ещё не приходилось, было сложновато определяться с пропорциями продуктов. Сколько раз я поминал своего знакомого, который работал поваром. Как он каждый день справляется с такими объёмами, непонятно. Да ему памятник надо поставить при жизни!

 

Наконец, кухня заполнилась аппетитными ароматами. А на плите доходили готовые блюда.

 

Время поджимало, ведь был один нюанс: успеть уложиться до комендантского часа. А мне пришлось потратить много времени на приготовление. Я перелил борщ в эмалированное ведро, что напомнило мне больничную кухню, куда в таких же вёдрах приносили первое и компот. Но напиток разлил по литровым банкам, чтобы сразу раздать, без всяких переливаний.

 

«Им же ещё хлеб нужен!» — подумалось вдогонку, когда я уже всё упаковал.

 

Пришлось представить себя шустрым волчком и работать в темпе вальса.

 

Одного, точнее, к тому времени уже половины свежего батона было маловато. Но дома остался уже начавший черстветь хлеб. Но это не проблема. Из него получились прекрасные гренки с расплавленным на них сыром.

 

Перед выходом я вспомнил про смешных, чумазых, но таких трогательных малышей. Десять шоколадок из моих стратегических запасов, которые сделал в первые неспокойные дни, перекочевали прямо в сумку.

 

Собрав всю провизию, мы с Дизом двинулись к метро. У входа нас остановила охрана. Пришлось доказывать, что мы несём еду, а не что-то способное учинить теракт. Объяснять. Но на перрон нас всё-равно пропустить отказались. Предложили угостить всех желающих прямо в вестибюле, на бордюре.

 

— И нам оставьте! — попросили они.

 

Я набрал Виту в мессенджере, объяснил, что вниз нас не пускают, но можно выйти в вестибюль и там покушать или набрать в контейнеры. Сказал, чтобы взяла тару и для бабушек с дедушками, которые там сидят безвылазно.

 

Конечно, чудо пяти хлебцев и двух рыбок, которыми удалось накормить пять тысяч человек, у меня не получилось, — еды хватило не всем, но дети и старики в тот вечер были довольны и сыты.

 

Вернувшись домой, я уставший, но счастливый, пошёл отдыхать, оставив гору немытой посуды на завтра.

 

А в комнате меня преданно ждала фиалка, цветя уже полным квартетом в четыре цветка и ещё выпустив новые бутоны.

 

— Сейчас и тебя покормлю, подруга, — улыбнулся я ей.

 

А немного попозже провалился в сон. Ночь была действительно спокойной.

 

Продолжается...