Перцевая Людмила

Москва вся, от макушек деревьев до скользких дорожек, окутана снегом, хлопьями насыщен воздух, промытый набело этими снегопадами. Просится «белый саван – белый снег», но настроение бодрое, светлое: ведь совсем близко Рождество! В круговороте дней нет конца – и это так обнадеживает!

Помнится, я с большим удовольствием собирала свою книгу для семейного чтения «Вслух!», там были стихи и сказки, рассказы и миниатюры – для всех возрастов. И герои были, как в большой семье, на стыке общих интересов, но в то же время каждый со своими переживаниями, тайнами и надеждами. Им было хорошо всем вместе!

 

Когда Смородин объявил конкурс о стариках, я немного напряглась: все эти стариковские рассказы для внуков с их «помнится» и «бывало», да еще непременно – документальные, от первого лица… Как это можно читать подряд в одной подборке? И вообще – есть ли прецедент?

 

Сама над собой посмеялась, когда первыми вспомнились сказки для самых маленьких: «Жили -были дед да баба, и была у них курочка Ряба», «И сказал дед бабке – испеки мне колобок», «Посадил дед репку и выросла репка большая-пребольшая!» Кажется, народная мудрость нарочно столкнула стареньких и маленьких, чтобы легко и весело поверилось в чудеса. Ну, так то – сказки, в которых главные действующие герои озорной Колобок, умница курица, упрямая Репка, с которой только мышкам и справиться!

 

А в документальном повествовании? Ну, или хотя бы в прозаическом рассказе? Конечно, первым вспоминается «Старик и море» Хемингуэя – там и приключение, и характер, и победа! Дальше мне почему-то вспомнился старый князь Болконский со своей раскладушкой и с мадемуазель Бурьен, которая раскатала губу на богатого старичка. В подобной ситуации тоже множество вариаций, хоть в нашей, хоть в зарубежной литературе, вплоть до «Неравного брака» Пукирева в живописи. Но есть ведь и «Отец Горио» Бальзака, и предшествующая ему трагедия Шекспира «Король Лир», в которых тема старости осмыслена глубоко, трагически, со всеми сопутствующими страстями.

 

И я себе сказала, что нет смысла и перебирать, и сомневаться, мировая литература способна исследовать человека в любом его возрасте. Страдания, нежность, философская глубина, ирония и способность посмеяться над собой и целым светом, порадоваться, что любовь может накрыть тебя в самом преклонном возрасте, как в пьесе Герхарта Гауптмана «Перед закатом».

Или в поэтических шедеврах Федора Тютчева. В сонетах Микеланджело Буонарроти.

В прекрасном цикле Николая Заболоцкого «Последняя любовь». Мне в этой подборке особенно нравится перекличка с Толстым – и при этом совершенно свежие, свои переживания, которые как бы и не нуждаются в словах. Но они найдены, дивно сложились и прозвучали!

 

«Как открывается заржавевшая дверь,

С трудом, с усилием,- забыв о том, что было,

Она, моя нежданная, теперь

Свое лицо навстречу мне открыла.

И хлынул свет — не свет, но целый сноп

Живых лучей,- не сноп, но целый ворох

Весны и радости, и вечный мизантроп,

Смешался я… И в наших разговорах,

В улыбках, в восклицаньях, - впрочем, нет,

Не в них совсем, но где-то там, за ними,

Теперь горел неугасимый свет,

Овладевая мыслями моими.

Открыв окно, мы посмотрели в сад,

И мотыльки бесчисленные сдуру,

Как многоцветный легкий водопад,

К блестящему помчались абажуру.

Один из них уселся на плечо,

Он был прозрачен, трепетен и розов.

Моих вопросов не было еще,

Да и не нужно было их — вопросов».

 

Легко легли сюда и стихи Ахматовой, поздние стансы Некрасова… Вот хоть эти строки:

 

«Не говори, что молодость сгубила

Ты, ревностью истерзана моей;

Не говори!.. близка моя могила,

А ты цветка весеннего свежей!

Тот день, когда меня ты полюбила

И от меня услышала: люблю, —

Не проклинай! близка моя могила,

Поправлю все, все смертью искуплю!

Не говори, что дни твои унылы,

Тюремщиком больного не зови:

Передо мной — холодный мрак могилы,

Перед тобой — объятия любви!

Я знаю: ты другого полюбила,

Щадить и ждать наскучило тебе…

О, погоди! близка моя могила —

Начатое и кончить дай судьбе!..»

 

Но! Всё это перебирать в памяти, перечитывать, удивляться богатству чувств и смелости воображения сочинителя, который стоит на пороге, на рубеже, проницая то, неземное перевоплощение – потому и можно, что оно так талантливо, так многообразно по форме, индивидуально и богато оттенками. Всплыло вдруг еще вот это, тютчевское:

 

«Все отнял у меня казнящий Бог:

Здоровье, силу воли, воздух, сон,

Одну тебя при мне оставил Он,

Чтоб я Ему еще молиться мог».

 

Когда это звучит – разве сопрягаешь строки с возрастом говорящего?!

Примерно в такие же декабрьские дни 1972-го Иосиф Бродский написал очень длинное и довольно горестное стихотворение «Старение». Приведу только его начало:

 

«Птица уже не влетает в форточку.

Девица, как зверь, защищает кофточку.

Подскользнувшись о вишнёвую косточку,

я не падаю: сила трения

возрастает с паденьем скорости.

Сердце скачет, как белка, в хворосте

рёбер. И горло поёт о возрасте.

Это — уже старение»

 

Я читала его с сочувствием и пониманием, отмечая точные слова и неожиданные образы. А потом представила, как Тютчев, переживая все эти проблемы и горести преклонного возраста глубоко внутри, там их и оставил. Выпустив наружу лишь четыре гениальных строки.

Может быть, всё дело в том, что писал свой стих Иосиф 30-летним, вполне молодым человеком, ВООБРАЖАЯ все утраты впоследствии, с возрастом? А Федор Иванович уже там, в этом возрасте пребывал. Его четверостишие родилось тоже в декабре, в 1873 году, на сто лет раньше стиха Бродского. И было поэту тогда 70. Что для того времени, да и для нашего – почтенные годы. А какие стихи выходили из-под его пера!

 

«О, как на склоне наших лет

Нежней мы любим и суеверней…

Сияй, сияй, прощальный свет

Любви последней, зари вечерней!

Полнеба обхватила тень,

Лишь там, на западе, бродит сиянье, -

Помедли, помедли, вечерний день,

Продлись, продлись, очарованье.

Пускай скудеет в жилах кровь,

Но в сердце не скудеет нежность…

О ты, последняя любовь!

Ты и блаженство и безнадежность».

 

И я, укротив все свои сомнения и рефлексы, начала припоминать, что есть у меня три прелестные сказки с приключениями как раз из этих, сказочных «жили были дед да баба, ели кашу с молоком». А еще нашлось несколько рассказов, где героев то поразит глубокое разочарование, то поднимет к жизни неожиданное наблюдение за совсем юными, там и детектив, и притча, и вполне бытовая, но очень юмористическая история. И есть…

Вы уже поняли, оттолкнувшись от своего стиха, как от эпиграфа, я сочиняю книгу

 

«Здесь сгодился бы пафос оды,

Величавый гекзаметра строй:

Третий возраст – возраст свободы

Милосердно подарен судьбой»

 

Еще бы уговорить Гришу, нарисовать мне обложку вот по этому стиху:

 

«В лесу на березе сидят старики

И так задушевно поют,

Я – крадучись, мимо, движенья легки,

Боюсь эту пару вспугнуть.

Им крылья не вскинуть и не взлететь,

Видать, миновала пора,

Но если душа хочет петь – надо петь!

И в лес уходить со двора».

 

Я их прямо вижу: поющих, сидящих на березовом суку со сложенными крыльями и в лапотках. Нет, не нарисует, у него сессия на носу. Да и праздники новогодние не для моих книг ведь придуманы. Надо учиться самой!