Серёжкин

Аврелия и ещё глубже засунула свои стройные ноги под котацу, и тепло, источаемое жаровней, проникло под складки её цветастой юката, приятно согревая всю её стройную фигурку. А всё ж таки, она замёрзла, пока её несли к её подруге Юлии, которая сейчас сидела напротив неё, и уже и заскучала, а потом и задумалась, как-будто что-то и вспоминая из событий уже прошедшего лета. И пока Ливия заваривала кофе, в триклинии повисла тишина, прерываемая лишь отдалённым журчанием струй фонтана перистиля, в центре которого возвышалась статуя Геракла, тянущего за хвост весьма и упитанного вепря. Потом Ливия разлила ароматный напиток по чашкам, и разложила эклеры по блюдечкам, и беседа возобновилась, вновь вернувшись на тему обсуждения мужских достоинств.

- А вы видели, как совсем и недавно Фабий выносил на помойку мусорное ведро? - спросила Аврелия, чем перевела Юлию из состояния задумчивости в состояние лёгкого удивления.

- Когда это было?

- В третий день перед октябрьскими календами.

- Фабий - примерный семьянин, - уверенно заявила Ливия. - А вот Курций, по которому ты уже давно сохнешь, просто бабник. Я сама видела, как он посещал лупанарий.

- Ну и что? - возразила Аврелия. - Зато он умеет солить огурцы. И вы ещё не видели, а какие табуретки, сделанные им собственноручно, выставлены на продажу в его таберне близь Клавдиевых ворот.

- А мне нравится Публий, - вновь подала свой голос Юлия.

- Так это о нём ты сейчас предавалась сентиментальным мечтаниям?

- Да. Я вспоминала, как мы вдвоём отдыхали летом на побережье в Байи.

- Так он же толстый и лысый.

- Ну и что? - вспыхнула Юлия, и взяла с блюдца второй эклер. - Всяк, он никогда не опустится до изготовления табуреток.

- Не ссорьтесь, - вступила в перепалку Ливия. - Что толку в этих солёных огурцах, когда у Курция нету тех мужских достоинств, которые есть у Фабия. Да и лысый Публий - это весьма и незавидная партия для такой девушки, как ты, Юлия.

- И что с того, что Фабий вынес на помойку мусорное ведро? - вновь вспыхнула Юлия. - Он просто подкаблучник, а мой Публий весьма и импозантный мужчина...

- ...весьма и преклонных лет, - докончила за неё Аврелия.

Юлия метнула в её сторону обиженный взгляд и надула губки. Потом она взяла с блюдца уже третий эклер, надкусила его, снова задумалась, но, видимо, передумала думать, и продолжила молча поедать пирожное. Ливия вновь разлила кофе по чашкам и попыталась перевести беседу на комедию Плавта, которую совсем и недавно поставили в театре Бальба, но Юлия всё продолжала мечтать, а Аврелия уже начинала собираться домой.

Ливия проводила её до вестибула, где они весьма и учтиво распрощались, и Аврелия уселась в носилки, и два нумидийца подняли их, и понесли в сторону Субуры, где Юлия снимала квартиру на четвёртом этаже инсулы близь храма, посвящённого Лаокоону и его сыновьям. По дороге она задумалась о том, как сегодня вечером побалует себя баночкой солёных огурцов, которую ей недавно прислал столь и приятный её девичьим мыслям Курций.

Ливия же вернулась в триклиний, где Юлия уплетала уже четвёртый эклер, запивая его уже третьей чашкой кофе. Она всё так же предавалась своим мечтаниям о Публии, и Ливия не стала её беспокоить. Она никогда не понимала, а чем же этот лысый Публий так привлёк к себе её дочь, но и не противилась тому, чтобы Юлия и сама сделала свой выбор.

Солнце уже и близилось к закату, и дом погружался в вечернюю тишину, и только в перистиле всё так же журчали струи фонтана, и мраморный Геракл всё так же продолжал дёргать за хвост свирепого вепря.