Кейн

 

Этот разговор дался мне очень нелегко. Я был потрясен. Хотя я миллион раз сталкивался с таким, но каждый раз подобные разговоры выбивают меня из колеи.

 

Мужчина рассказывает мне о женщине, своей знакомой. Она попала в автокатастрофу. В одночасье жизнь ее разбилась вдребезги. Она почти все время испытывает боль, ноги ее парализованы, со многими надеждами пришлось расстаться.

 

Он рассказывает, какой глупой, бестолковой она была до случившегося с ней несчастья. Но, говорит он, после аварии в ее жизни произошли перемены к лучшему. И сейчас она живет просто прекрасно.

 

И наконец он произносит эти слова. Слова, которые можно приравнять к эмоциональному, духовному, психологическому насилию.

 

Он говорит: «Не бывает ничего случайного. Это должно было с ней произойти. Для ее же духовного, личностного роста».

 

Какая же это редкостная, гнусная чушь. И это — совершеннейшая неправда.

 

Я столько лет работаю с людьми, переживающими горе, и не перестаю поражаться — насколько же живучи все эти мифы. Пошлые, избитые, пустые фразы, маскирующиеся под некую «житейскую мудрость».

 

Именно эти мифы не позволят нам делать то единственное, что нам необходимо, когда наша жизнь вдруг переворачивается вверх дном: позволить себе горевать.

 

Вы знаете все эти фразы. Вы их слышали бессчетное количество раз. Вы, возможно, и сами их говорили. И все эти мифы хорошо бы уничтожить.

 

И я говорю вам совершенно прямо: если в вашей жизни произошла беда, и кто-то вам в той или иной форме говорит что-то вроде: «так должно было произойти», «ничего случайного не бывает», «это сделает тебя лучше», «что ж, это твоя жизнь, и ты за все происходящее в ней ответствен, и ты в состоянии все исправить», — у вас есть полное право выгнать такого советчика из своей жизни вон.

 

Горе — это всегда очень больно. Горе — это не только тогда, когда кто-то умирает. Когда люди расстаются — это тоже горе. Когда рушатся перспективы, когда умирает мечта — это горе. Когда обрушивается болезнь — горе.

 

И я без конца повторяю и повторяю слова, которые так сильны и честны, что способны сбить спесь с каждого осла, обесценивающего горе:

 

«В жизни случается много такого, чего исправить нельзя. С этим приходится просто жить.»

 

Это сказала моя подруга Меган Дивайн, одна из тех немногих, кто пишет на темы утраты и эмоциональных потрясений так, что я подписался бы под ее словами.

 

Эти слова воспринимаются так болезненно и остро потому, что они бьют прямо в цель: в нашу пошлую, жалкую, низкосортную культуру с ее мифами о человеческом горе. Потерю ребенка не исправишь. И диагноз тяжелой болезни — не исправишь. И предательство того, кому ты доверял больше всего на свете — тоже не исправить.

 

С такими утратами нужно жить, нести этот крест.

 

Хотя эмоциональные потрясения и могут послужить толчком для духовного роста — но не всегда же так бывает. Такова реальность — часто она просто разрушает жизни. И все.

 

И беда как раз в том, что так происходит именно потому, что мы вместо того, чтобы горевать вместе с человеком — даем ему советы. Отделываемся общими фразами. Не находимся рядом с тем, кого постигло горе.

 

Я живу сейчас очень необычной жизнью. Я выстроил ее совершенно особенным образом. И я не шучу, когда говорю, что перенесенные мной утраты сами по себе не сделали меня лучше. Во многих отношениях они меня, скорее, ожесточили.

 

С одной стороны, те несчастья и утраты, которые я перенес, сделали меня очень чутким к боли других. С другой — они же сделали меня более замкнутым и скрытным. Я стал циничнее. Я стал жестче относиться к тем, кто не понимает, что утраты делают с людьми.

 

Но самое главное, я перестал мучиться комплексом «вины выжившего», преследовавшим меня всю жизнь. Этот комплекс породил и мою скрытность, и замкнутость, и уязвимость, и постоянный самосаботаж.

 

От моей боли никогда не избавиться, но я научился использовать ее во благо — при работе с другими. Для меня большая радость то, что я могу быть полезным людям в беде. Но сказать, что все те утраты, которые я пережил, должны были произойти, чтобы мои способности полнее раскрылись — значило бы растоптать память о тех, кого я потерял, память о тех, кто страдал напрасно, о тех, кто столкнулся с теми же испытаниями, что и я в молодости, но не выдержал их.

 

И я не собираюсь этого говорить. Я не собираюсь выстраивать некие бредовые конструкции, подгонять жизнь под привычные нам лекала. Я не собираюсь высокомерно заявлять, что Господь даровал мне жизнь мне, а не другим, чтобы я мог делать то, чем я занимаюсь теперь. И уж точно я не собираюсь делать вид, что я смог справиться со своими потерями, потому что был достаточно силен, что я «стал успешным», потому что «взял ответственность за свою жизнь на себя».

 

Сколько же придумано пошлейших банальностей вроде этого «взять ответственность за свою жизнь на себя!» И все это такая, по большей части, чушь…

 

Люди говорят все это другим, когда не хотят этих других понять.

 

Потому что понять — это гораздо сложнее, затратнее, чем дать установку вроде «стань ответственным за свою жизнь».

 

Ведь «личная ответственность» подразумевает, что есть то, за что быть ответственным. Но вы не можете быть ответственным за то, что вас изнасиловали или за то, что вы потеряли ребенка. Вы ответственны за то, как теперь жить в этом кошмаре, с которым вы столкнулись. Но вы не выбирали пускать ли горе в свою жизнь. Мы не всемогущи. Когда наша жизнь превращается в ад, когда он врывается в нее, мы не можем избежать скорби.

 

И поэтому все эти расхожие фразы, все эти «установки» и «методы решения проблем» так опасны: отделываясь ими от тех, кого мы, как говорим, любим, мы тем самым отрицаем их право на скорбь, на горевание. Мы отрицаем их право быть человеком. Этими фразами мы сковываем их именно тогда, когда они наиболее слабы, уязвимы, когда они в полном отчаянии.

 

На это никто — никто! — не имеет права.

 

И парадокс состоит в том, что на самом деле то единственное, за что мы ответственны, когда у нас случается беда — это за горевание, за проживание своего горя.

 

Так что, если кто-то говорит вам что-то из серии «Приди в себя», или «Нужно жить дальше», или «Ты сможешь все преодолеть» — отпустите такого человека из своей жизни.

 

Если кто-то избегает вас, когда у вас случилась беда, или делает вид, что никакой беды и не произошло, или вообще исчезает из вашей жизни — отпустите его.

 

Если кто-то говорит вам: «Не все потеряно. Значит, так должно было случиться. Ты станешь сильнее, пережив эту беду» — отпустите его.

 

Позвольте повторить: все эти словеса — бред, чушь, ложь, полная ерунда.

 

И вы не отвечаете за тех, кто пытается вам их «скормить». Пусть они уходят из вашей жизни. Отпустите их.

 

Я не говорю, что вы должны это сделать. Вам решать, и только вам. Это крайне нелегкое решение, и принимать его надо очень осторожно. Но я хотел бы, чтобы вы знали — у вас есть на это право.

 

Я много горя перенес в жизни. Меня переполняли стыд и ненависть к себе — настолько сильные, что эти чувства почти убили меня.

 

Но были и те, кто мне в моем горе помогал. Их было мало, но они были. Просто были рядом. Молча.

 

И я жив сейчас потому, что тогда они выбрали любить меня. Их любовь выражалась в том, что они молчали, когда было надо молчать. Они были готовы разделить со мной мои страдания. Они были готовы пройти через тот же дискомфорт и надлом, которые испытывал я. На неделю, на час, пусть даже на несколько минут — но они были готовы.

 

Большинство людей и понятия не имеет, насколько это важно.

 

Есть ли способы «исцеления», когда «жизнь сломалась»? Да. Может ли человек пройти ад, опираясь на них. Может. Но ничего этого не произойдет, если не дать человеку отгоревать, прогоревать. Потому что не скорбь сама по себе самое сложное.

 

Самое сложное — впереди. Это и выбор, как жить дальше. Как жить с утратой. Как заново сложить мир и себя самого из осколков. Все это будет — но после того, как человек отгорюет. И не бывает по-другому. Горе вплетено в ткань человеческого существования.

 

Но наша культура трактует горе как проблему, которую нужно решить или как болезнь, которую нужно вылечить — или в обоих смыслах. И мы сделали все, чтобы можно было избежать, игнорировать горе. И в итоге, когда человек сталкивается в собственной своей жизни с трагедией, он обнаруживает, что вокруг людей-то и нет — одни банальные «утешительные» пошлости.

 

ЧТО ПРЕДЛОЖИТЬ ВЗАМЕН?

 

Когда человек опустошен горем, последнее, в чем он нуждается — это советы.

 

У него вдребезги разбился весь его мир.

 

И для него пригласить кого-то в этот разрушившийся мир — огромный риск.

 

Если вы попробуете в нем что-то «починить», исправить, или рационализировать его горе, или смыть его боль — вы только усилите тот кошмар, в котором человек сейчас живет.

 

Самое лучшее, что можно сделать — признать его боль.

 

То есть в буквальном смысле сказать: «Я вижу твою боль, я признаю твою боль. И я с тобой».

 

Заметьте, я говорю «с тобой», а не «для тебя». «Для тебя» — значит, вы собираетесь что-то сделать. Не надо. Просто будьте рядом с дорогим вам человеком, разделите его страдания, выслушайте его.

 

Нет ничего сильнее по силе воздействия, чем просто признать всю чудовищность горя человека. И чтобы это сделать, вам не нужны какие-то особые навыки или знания. Это требует только готовности быть рядом с раненой душой и оставаться рядом — столько, сколько нужно.

 

Быть рядом. Просто быть рядом. Не уходить, когда вам неудобно, дискомфортно или когда вроде бы вы ничего не можете сделать. Как раз наоборот — когда вам дискомфортно и когда кажется, что вы ничего не можете сделать — тогда вы и должны быть рядом.

 

Потому что именно в этом кошмаре, в который мы так редко отваживаемся заглянуть — там начинается исцеление. Исцеление начинается, когда рядом с человеком горюющим есть другой человек, который хочет пережить с ним этот кошмар.

 

Каждый скорбящий на земле нуждается в таком спутнике.

 

Поэтому я умоляю, я очень прошу вас — станьте для кого-то в горе таким человеком. Вы нужны больше, чем можете себе представить.

 

И когда вам в беде потребуется такой человек рядом — вы его найдете. Я вам это обещаю.

 

А остальные… что ж, пусть уходят. Отпустите их.

 

(Автор неизвестен)