Елена Наильевна


«Ошибка критика — необходимый компонент игры». Константин Комаров в "Текстуре"

 
26 апр 2021
Константин Комаров: «Ошибка критика — необходимый компонент игры». Интервью
в "Текстуре".
 
Прекрасный Константин Комаров говорит о том,
- что такое поэзия, о сходстве её с прозой и их различиях
- что такое критика
- что такое вкус
- цензура и самоцензура
- кто такой графоман
- существуют ли табуированные темы для поэзии
и т.д.
 
Парочка цитат из интервью:
 
"Не думаю, что стоит по-школьному разграничивать форму и содержание. Форма содержательна, это художественное единство и критик обязан это учитывать в первую очередь. Ошибка же критика, как ошибка арбитра в футболе, — необходимый компонент игры. После введения системы VAR (просмотр судьями повторов спорных эпизодов) футбол стал справедливей, но скучней. Критик не выносит приговоры, он просто квалифицированно высказывается. Особенно сейчас, когда критика стала частным делом частного человека (и уж что-что, а зазнайство современному критику уж точно не грозит), он больше не властитель дум и не вершитель писательских (и читательских) судеб. Тут уже не о зазнайстве речь, а наоборот — прочёл бы хоть кто-нибудь. Стихи могут не читать (хотя хочется, конечно, чтоб читали), это дело такое, работа на вечность, а критика функциональна, привязана к литературному процессу, она здесь и сейчас и прочитана должна быть здесь и сейчас. Одной из насущных задач современной критики я считаю внятное отделение её от литературоведения. Вот недавно я обстоятельно высказался в фейсбуке о лауреатах второго сезона критической премии «Неистовый Виссарион». В текстах лауреатов пресловутого «неистовства» — ноль. Повторяюсь — демаркация между критикой и литературоведением (а я давно занимаюсь и тем и другим) проходит по линии квалифицированной субъективности. Критик — это профессиональный читатель, и здесь важны оба компонента — и «профессиональный», и «читатель». А там, где есть субъективность, — будут и ошибки и несправедливость. Другое дело, работает эта несправедливость на пользу критике, провоцирует ли осмысление текста или работает «вхолостую» — для сведения личных счётов или продвижения своей «тусовки». А вкус — ключевое для критика понятие — формируется начитанностью и погружённостью в материал. Грубо говоря, я люблю Маяковского и не люблю Фета, но грамотную лекцию могу прочесть и о том и о другом. И если моя несправедливая статья о Фете сподвигнет читателя определиться со своим отношением к Фету — это уже будет неплохо. Вкус — это субъективность, поверенная объективностью, потому что если бы бал правила только субъективность — всё бы окончательно утонуло в пламени всесожигающего плюрализма. Но есть элементарные технические вещи, в объективности которых не усомнишься. Когда сравниваешь два хороших стихотворения — всё решает вкус, но у плохого стихотворения есть объективные и очевидные технические недостатки. И знание вот этого объективного фундамента — тоже важная часть ремесла критика."
...
 
"— В 2017 году Алина Витухновская предложила самое краткое определение графомании: «не можешь не писать — графоман». Здесь хочется вспомнить, что, по выражению Чехова, «писательский зуд неизлечим». А какое ты предлагаешь определение графомании (не подглядывая в учебник по психиатрии и без словаря)? Графоман — это…
 
— Определение Витухновской очень однобокое и очень спрямляющее. Я не могу не писать, но вроде бы не графоман (хотя многие считают иначе). Графоман графоману рознь: одно дело старушка, которой нечем заняться на пенсии, другое агрессивный верлибрист или «патриоты», которых мы обсудили уже. В самой по себе графомании, как страсти к письму, ничего плохого нет. В юности я участвовал в организации «Поэтических марафонов», когда люди со всей Свердловской области несколько суток подряд читали стихи, и для многих это было истинным отдохновением. Графомания — часть литпроцесса, выполняющая важные функции, условно говоря — гумуса и контраста. Филолог Алексей Саломатин написал о феномене графомании ряд статей и диссертацию защитил, рекомендую. Не очень люблю давать определения, но мне кажется, что графоман — это человек, который пишет объективно плохо (а элементарные объективные критерии версификации есть, как я уже говорил) и при этом (это важный момент) не понимает этого и соответственно никак не растёт, не меняется. Графоманию, оставшуюся в юности, мы называем гораздо благородней — периодом ученичества. То есть графоман — это бездарный в словесном творчестве субъект с неадекватной самооценкой. Чаще всего эта бездарность прямо пропорциональна дешёвой амбициозности. Графоманию часто пытаются оправдать пресловутой «искренностью» — зря: это не искренность, а что-то другое, ибо с бездарностью искренность совместима слабо. Как верно заметил поэт Виталий Кальпиди, «и ложь, и истина, и бог, и красота в бездарном стихотворении одинаково бездарны». Графоман прежде всего пошл, а пошлость есть пошлость — искренняя она или лживая, не важно."