Перцевая Людмила

Читать чужие письма неприлично. Я говорю в данном случае не о тех посланиях, что пишут, обращаясь к властям, в поддержку коллеги или порицания ради какие-нибудь литераторы или кинематографисты. Нет, я имею ввиду традиционную переписку двух персон, все эти личные, деловые, приязненные или гневные выяснения отношений или обмен информацией между адресатами. Но есть ведь письма великих людей, мимо которых просто грех пройти. Вот где для романиста кладезь ситуативных открытий, эмоциональных, точных примет времени, возрастной или социальной психологии!

Эти мысли приходят мне в голову, когда я перебираю стопку пожелтевших листов с традиционным для того давнего времени обращением и таким же устойчивым завершением. Все, как примерно было в ходу у наших родителей: «Здравствуйте, дорогие наши (идет перечисление имен), примите привет от всего нашего семейства (перечисление имен, здравствующих родственников с другого берега). Дальше следуют важные сообщения, семейные и местные новости, а в завершение – «Остаюсь с наилучшими пожеланиями ваша…»

В этих письмах, что я с волнением перебираю, прочитывается история крепкого семейства, поднявшегося до некоего успеха одного из отпрысков, который из своего далека докладывает отцу и братьям о продвижении, бесконечных каверзах и сложностях пути, коварстве слуг и партнеров.

Он заботливо осведомляется, как там успехи в семейной лавке, подбрасывает деньжат, советует, как лучше ими распорядиться. Переписка разветвляется, сын, который в трудной борьбе проламывается к успеху, может пожаловаться, что его обманули поставщики материала, что заказчик еще колеблется, а он уже вложился в разработку проекта и скорее всего затраты никто ему не вернет. При этом он не забывает вразумлять братьев, преподает им неустанно уроки жизни, остерегает от общения с коварными посредниками, на которых он сам уже ожегся. Он беспокоится о здоровье родных, оплачивает лечение, в каждом письме идет подробный доклад, сколько послано, сколько еще стоит ждать от него, время или нет покупать имение, вкладываться в дом.

«…У меня нет денег. Те, которые я вам посылаю, я отрываю от сердца, и также не думаю, что мне дозволено просить большего, так как помощников у меня нет, а один я делаю мало. Когда я улажу это дело с домом, надеюсь начать много работать».

До него доходят слухи, что родня недовольна размерами его помощи, им хочется много и сразу, брюзжит отец, рождаются сплетни. И вот летит во Флоренцию горькое письмо, адресованное отцу, в котором Микеланджело пишет, что тридцать лет опекал семейство, неустанно делал добро исключительно из любви к отцу и братьям. Но если они считают иначе, -

«… Я прошу у вас прощения. Сочтите, что вы прощаете вашего сына, который всегда жил плохо и который принес вам все горе, какое только можно найти в этом мире… Но не распускайте обо мне такую славу, что я вас прогнал, так как мне это важнее, чем вы можете полагать. Я всё же ваш сын! …Меня торопят уезжать, но я не могу уехать, не поговорив с вами, я не оставлю вас здесь дома. Я прошу, чтобы вы оставили все страдания и приехали. Ваш Микеланджело во Флоренции»

Это письмо послано осенью 1521 года. Уже расписана Сикстинская капелла, а пророк Иеремия на ее сводах – автопортрет самого художника, отягощенного раздумьями и заботами . Мощь и красота его живописных и скульптурных работ потрясает современников, им нет равных по силе духовной наполненности и художественной выразительности. Юный Давид, Умирающий раб, Мадонна с младенцем, Пьета в соборе Святого Петра и статуя Моисея – уже состоялись. Но это все на высшем, каком-то божественно недостижимом пониманию рядового зрителя этаже, в каком-то параллельном мире. Там руки земного гения творят, споря по совершенству рожденных в камне созданий с Богом.

А в письмах бесконечные бытовые неурядицы, хлопоты, денежные расчеты, поучения братьям, и потом уже племяннику, семейный долг, который кажется нескончаемым и неудовлетворенным! Можно подумать, что у пишущего эти послания нет ни своей личной жизни, ни страстей, ни высокого духовного полета, только эти бесконечные заботы о лавке, об имении, о женитьбе и здоровье братьев, слугах, мулах, госпиталях. И чем дальше я читаю с осознанием той величины, которой достиг в этом мире Микеланджело, тем больнее сжимается сердце от несоразмерности внутреннего мира семейства Буонаротти – и гения, который каким-то чудом вырос в его недрах. Божий промысел!

Я не знаю, чего могли бы насочинять романисты на этом эпистолярном наследии (и насочиняли наверняка!), но мне для духовного потрясения вполне достаточно сопоставления этого живого голоса вполне земного человека с его хлопотами и заботами – с его колоссальным наследием, с воплощенными в камне и фресках мускулистых богатырях и нежных мадоннах, плачущих, страдающих женщинах. Я с благоговением рассматриваю торопливые и такие выразительные наброски, проекты гробниц, сводов, фортификационных сооружений, и дивлюсь, читая все препирательства с папами, которые то заказывали ему роспись или строительство усыпальницы, то отказывались от своих намерений. Словно нарочно подрядились терзать того, кому и в подметки не годились. И вот в этом земном аду он творил, не зная устали, прожил долгую жизнь и оставил наследие, оценить которое земными мерками почти невозможно.

В письмах есть нежное обращение и признание в любви молодым людям (адресат не один, их несколько), что позволяет трактовать наклонности Микеланджело определенным образом. В пользу версии говорят и его великолепные сонеты. Меня это не удручает, не напрягает и не отвращает от великого человека – его право любить того, кого он избрал!

Его связывали долгие и трогательно нежные отношения с удивительной женщиной, знатной вдовой по имени Виттория Колонна, маркиза Пескара (на репродукции). Она была поэтессой, философом, их дружба основывалась на горячей набожности и общности интеллекта. Они встречались, много говорили, обменивались стихами, когда ее не стало, горе Микеланджело было безутешным, огромным:

 

«Как лучше в мире не было творенья,

Так горше в мире не было печали, -

Ее уже не видеть и не слышать».

 

Надо ли в домыслах ставить все точки над i, проговаривать, догадываться, какими были интимные отношения гения c близкими ему людьми? Мне этого точно не требуется, достаточно того, что сам герой выразил в письмах и сонетах!

 

«Дерзну ль, сокровище мое,

Существовать без вас, себе на муку,

Раз глухи вы к мольбам смягчить разлуку?

Унылым сердцем больше не таю

Ни возгласов, ни вздохов, ни рыданий,

Чтоб вам явить, мадонна, гнет страданий

И смерть уж недалекую мою;

Но дабы рок потом мое служенье

Изгнать из вашей памяти не мог, -

Я оставляю сердце вам в залог».

***

«Я - отсвет твой, и издали тобою

Влеком в ту высь, откуда жизнь моя, -

И на живце к тебе взлетаю я,

Подобно рыбе, пойманной удою;

 

Но так как в раздвоенном сердце жить

Не хочешь ты, - возьми же обе части:

Тебе ль не знать, как нище все во мне!

 

И так как дух, меж двух властей, служить

Стремится лучшей, - весь в твоей я власти:

Я - сухостой, ты ж - божий куст в огне!»

***

«Когда скалу мой жесткий молоток

В обличия людей преображает, -

Без мастера, который направляет

Его удар, он делу б не помог,

 

Но божий молот из себя извлек

Размах, что миру прелесть сообщает;

Все молоты тот молот предвещает,

И в нем одном - им всем живой урок.

 

Чем выше взмах руки над наковальней,

Тем тяжелей удар: так занесен

И надо мной он к высям поднебесным;

 

Мне глыбою коснеть первоначальной,

Пока кузнец господень - только он! -

Не пособит ударом полновесным».

 

Вот этот последний из приведенных мною сонетов - о ремесле, переросшем границы земных реалий, ставшем Творчеством, уникальным в веках. Оно для него было и высокой страстью, и любовью, и об этом он тоже писал в своих письмах.

Микеланджело прожил почти 89 лет и умер в Риме, в 1564 году. Перед смертью он продиктовал завещание:

«Я отдаю душу Богу, тело земле, имущество родным».

Для него все обязательства были в равной мере важны, перед Богом, семьей и человечеством, в угоду кому-то и талант в землю не зарыл, и в высоте своей не заносился. Редкий дар.