K.

Меня зовут дед Лявон. Вообще-то я Лев, но по-белорусски Лявон.

После войны прослужил в Забайкалье пять лет, водил машину. Молодых парней всех выбило во время войны, служить было некому, солдат не хватало. Некоторые старослужащие служили и по семь лет. Боевых лётчиков пересаживали с винтовых самолётов на реактивные и не отпускали со службы, им присваивали офицерские звания без военных училищ. Ох, их и кормили! Когда я приехал в Забайкалье, в этот край декабристов, увидел сопки окружены колючей проволокой по периметру, несколько квадратных километров безлесых сопок, а внутри ещё и минное поле. Время от времени там зайцы подрывались, путаясь в проволоке, вот тогда, как из-под земли, появлялся офицер и солдаты с автоматами. Это урановые рудники были, там добывали свинец и уран. Работали заключенные, приговоренные к смертной казни. Я был на их складах - их кормили, как на хорошем курорте не кормят. И за всем этим хозяйством следил майор НКВД, там никто не воровал - боже упаси! Сразу бы самого отправили под землю. Туда людей привозили, а оттуда никто не возвращался.

Там под землей и хоронили.

Я знаю, что такое голод. Во время войны в девять лет сразу стал взрослым. И в 47-ом тоже голодовали. Ели всё - головки клевера, молодую крапиву. Так меня в Минске всегда волновало, есть ли хлеб в доме. Если хлеба в семье вдоволь, то уже не пропадешь! Только не ленись - утром встань пораньше, сходи в магазин. А хлеб свежий горячий - здесь такого нет!

Только в Америке перестал думать о хлебе...