Кольцевая Виктория

С тех пор как ураган по имени Леся Мухомор из Хренова вызвала в Дулибы санстанцию, жизнь председателя Нила Е. Бутерброденко стала непредсказуемой и тревожной. Санитарная комиссия в составе четырех человек явилась на рассвете в пятницу, что само по себе выбило из режима труда и отдыха, и не дожидаясь, пока Бутерброденко ознакомится с бумагами, рассредоточилась по зданию. Председатель трижды перечитал восемь тетрадных листков, подписанных Л.К. Мухомор, два казенных бланка санстанции, но мало что понял. Вызвал к себе директора школы, человека рассудительного и опытного.

 

Соломон Иванович медленно вглядывался в чернильные каракули и вдруг просиял: «Шашель, Нил Евфратович, жучок, атакующий Хренов, вероятно, происходит рождением из Дулиб! Товарищи из санстанции пришли отследить миграцию насекомого, увлекательнейшие дела!» Соломон Иванович читал во всех классах географию, ботанику и испанский, пел в районном хоре, собирал старые карты и старые вина, шел в авангарде культуры и науки. Само его присутствие успокоило Нила, он тоже решил рассматривать проверку как научное исследование и на том построить разъяснительную работу с встревоженными работниками конторы и другим заинтересованным населением.

 

Инспекция развернулась не шуточная. На присутствие шашеля обследовали каждое окно в селе, включая пластиковые. Пластиковых было восемнадцать, два в кабинете председателя и шестнадцать в его же доме. Чуяло сердце Нила Е., что оставаться с деревянными окнами долго нельзя, материя неуклонно движется к распаду. Рано или поздно стукнешь форточкой, поднимется облако рыжей тырсы, зазвенит стекло, останешься со шпингалетом в руке как дурак, а на дворе зима и вечная мерзлота аж до Курозван. На замену остальных окон районных инвестиций не хватило.

 

Санврачи рыскали по хатам и сараям, вынюхивали, высматривали и записывали. Не проверенные на заражение дулибчане оказались невыездными, слонялись по селу, собирались у магазина, подолгу дожидались открытия, боясь прислониться к деревянным стенам, хотя магазин был заведомо крепкий, ежедневно проверяемый продавщицей Полиной Хомяк на ударную волну. Полина хлопала дверью, закрываясь на обед или считать кассу, с такой яростью, что бухгалтер конторы Ефим Хомяк, ее муж, за семь домов от магазина сверял часы, заматывал на шее шарф и шел принимать кассу. Чрезвычайные обстоятельства повлияли на всех односельчан, кроме Полины. Ефим уважал в жене эту обстоятельность и надежность, прощая взрывной характер, тем более что и сам бывал резок и категоричен с подчиненными и другими хлюпиками.

 

Гигиена в селе набирала нешуточные обороты. Одежду велено было вытрушивать после выхода из дома и перед возвращением. Воспринимая собственную наготу как дело государственной важности, дулибчане просматривали каждый сантиметр штанов и юбок, дисциплинированно давили все ползущее и затаившееся в складках. Заходя в дом, опасливо щупали косяки и балясины, при подозрительных скрипах и щелчках звали доверенных кумовьев и закрывались от соседей.

 

В тишине всеобщего прислушивания звуки становились образней и гуще. Начальник санстанции скрипел вечным пером в помещении сельсовета так устрашающе, что в первую же неделю чуть не довел Нила Е. до акта самосожжения конторы. Но вовремя заглянувший к председателю директор школы прислушался и махнул рукой:

-- Они пока только бумагу переводят, а ты зашел бы вечером в школу, Нил Евфратыч!

-- Соломон, количество исписанной бумаги обратно пропорционально остатку дней, -- Нил Е. заносил в тетрадь различные цитаты, потом выучивал, чтобы на районных заседаниях не мычать в ответ на прямой вопрос, а слыть откровенным мужиком, опытным специалистом.

 

Едва стемнело Бутерброденко осторожно приоткрыл дверь школы и на цыпочках, чтобы не повредить дощатый коридор, прошел в кабинет директора. Соломон был человек аскетичный, на полу вместо ковра расстилал самодельные топографические планы огромного масштаба, на которых для поддержания тонуса летом совершал послеобеденную прогулку по Южному полюсу, а зимой по Сахаре. Теперь же, сняв сандалии и надев шляпу, он жестом пригласил Нила на главную площадь Дулиб, наступил одной ногой на красный значок конторы, другой – на клуб, чтобы проследовать путем шашеля через все село, по скотопрогону выйти к агрокомплексу, закрепиться на местности и через лес угадать насекомый переход к дому истицы Мухомор.

 

Через полчаса непрерывного топтания до Хренова и обратно директор снял шляпу:

-- Думаю, Нил Евфратыч, для понимания мотивов карты будет недостаточно. Потребуется соорудить макет! Выстругаем дома, контору, клуб, расставим по селу деревья из натурального сырья, устроим русло реки и деревянный мост. Пусть он одолевает пространство, а мы понаблюдаем сверху.

-- Кто он? Что одолевает? -- при упоминании шаткого моста через речку Горыньку у Бутерброденко во рту дрогнул собственный передний мост, деньги на ремонт которого частично пересеклись с Горынькой.

-- Шашель, Нил Евфратыч, пустим его на макет!

--Уважаю твою мудрость, Соломон, и способность понимать скотов и вредителей, но на большую науку у меня финансов не хватит. И так люди жрать от безделья больше стали. Полки у Полины пустые, домашних курей режем быстрей, чем помидоры на закуску, из-за карантина продавать курозванным партнерам не разрешается ни грибы, ни ягоды, ни даже металлолом. К тому же шашель летать умеет, зачем ему ходить по твоей плейстейшен, если может перелететь с хаты на хату, моргнуть не успеешь?

-- Только в брачный период летает, а пешком мы его по кругу поводим, Нил Евфратович, пошевелим почву, помочим водой, не доползет. А доползет, тоже интересный результат… Плейстейшен, ага!

 

Бутерброденко еще раз по-хозяйски потоптался по центральной площади, отогнал саднящее воспоминание про новые выборы, раздавил голой пяткой хату конкурента, представил оживающий макет, и взгляд его озарился:

-- Соломон, зови завтра санврача, расскажи ему идею. Чем лучше макет, тем верней исследование, добейся мне инвестиций на это сооружение, так чтоб была уменьшенная копия района для энтомологических, так сказать, целей. Ты же ботаник!

-- Ботаник.

-- А доучится хоть кто-нибудь до 8 класса, станешь энтомолог, будет тебе Диснейленд готовый для восьмилетки.

-- А по вечерам кружок для всех желающих, Нил Евфратыч! – Соломон Иванович был не женат, одинокие зимние вечера его пугали. Многие женщины влюблялись в директора, но смущались, что он с первого же знакомства начинал заговариваться по-испански и рисовать карты, будто готовясь к отступлению.

-- По вечерам у нас будет кружок для сильно заинтересованных, тараканьи бега. Только это между нами, Соломон, ты человек возвышенный, а я должен думать о земном процветании. Надо же развивать хозяйство, а то до 8 класса, кроме шашеля, никто из подрастающего поколения не доползет, так сказать, -- Нил Е. изумленно замолчал и вынул из кармана тетрадь, чтобы записать свою собственную мысль.