Грекова Любовь

ЭДУАРД БАГРИЦКИЙ

3 ноября по новому стилю (22 октября по старому) 1895 в Одессе в еврейской семье родился Багрицкий Эдуард Георгиевич (настоящее имя Эдуард Годелевич Дзюбан) – русский поэт «Серебряного века», переводчик и драматург, художник-график.

Эдуард Багрицкий был революционным романтиком советской эпохи. Его творчество, проникнутое созидательным пафосом, эмоциями в восприятии мира сказалось на становлении целой плеяды советских поэтов, в числе которых был Иосиф Бродский.

 

В 1913—1915 годах учился в землемерной школе, но по профессии не работал.

Первые стихи в 1913 и 1914 годах в альманахе «Аккорды». Вскоре стал одной из самых заметных фигур в группе молодых одесских литераторов, впоследствии ставших крупными советскими писателями (Юрий Олеша, Илья Ильф, Валентин Катаев, Лев Славин, Семён Кирсанов, Вера Инбер). С мая 1920 года как поэт и художник работал в ЮгРОСТА (Южное бюро Украинского отделения Российского телеграфного агентства).

В августе 1923 года приехал в город Николаев, работал секретарем редакции газеты «Красный Николаев», печатал в этой газете стихи. Выступал на поэтических вечерах, организованных редакцией. В октябре того же года вернулся в Одессу. В том же году

по инициативе В. Катаева переехал в Москву, через год примкнул к конструктивистам.

С начала 1930 года у Багрицкого обострилась бронхиальная астма — болезнь, которой он страдал с детства. Он умер 16 февраля 1934 года в возрасте 38 лет в Москве. Похоронен на Новодевичьем кладбище.

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ

 

Кто услышал раковины пенье,

Бросит берег и уйдёт в туман;

Даст ему покой и вдохновенье

Окружённый ветром океан…

 

Кто увидел дым голубоватый,

Подымающийся над водой,

Тот пойдёт дорогою проклятой,

Звонкою дорогою морской…

 

Так и я…

Мое перо писало,

Ум выдумывал,

А голос пел;

Но осенняя пора настала,

И в деревьях ветер прошумел…

 

И вдали, на берегу широком

О песок ударилась волна,

Ветер соль развеял ненароком,

Чайки раскричались дотемна…

 

Буду скучным я или не буду —

Все равно!

Отныне я — другой…

Мне матросская запела удаль,

Мне трещал костер береговой…

 

Ранним утром

Я уйду с Дальницкой.

Дынь возьму и хлеба в узелке,-

Я сегодня

Не поэт Багрицкий,

Я — матрос на греческом дубке…

 

Свежий ветер закипает брагой,

Сердце ударяет о ребро…

Обернётся парусом бумага,

Укрепится мачтою перо…

 

Этой осенью я понял снова

Скуку поэтической нужды;

Не уйти от берега родного,

От павлиньей

Радужной воды…

 

Только в море

Бесшабашней пенье,

Только в море

Мой разгул широк.

Подгоняй же, ветер вдохновенья,

На борт накренившийся дубок…

 

* * *

От чёрного хлеба и верной жены

Мы бледною немочью заражены…

 

Копытом и камнем испытаны годы,

Бессмертной полынью пропитаны воды,-

И горечь полыни на наших губах…

Нам нож — не по кисти,

Перо — не по нраву,

Кирка — не по чести

И слава — не в славу:

Мы — ржавые листья

На ржавых дубах…

 

Чуть ветер,

Чуть север —

И мы облетаем.

Чей путь мы собою теперь устилаем?

Чьи ноги по ржавчине нашей пройдут?

Потопчут ли нас трубачи молодые?

Взойдут ли над нами созвездья чужие?

Мы — ржавых дубов облетевший уют…

 

Бездомною стужей уют раздуваем…

Мы в ночь улетаем!

Мы в ночь улетаем!

Как спелые звезды, летим наугад…

Над нами гремят трубачи молодые,

Над нами восходят созвездья чужие,

Над нами чужие знамёна шумят…

Чуть ветер,

Чуть север —

Срывайтесь за ними,

Неситесь за ними,

Гонитесь за ними,

Катитесь в полях,

Запевайте в степях!

За блеском штыка, пролетающим в тучах,

За стуком копыта в берлогах дремучих,

За песней трубы, потонувшей в лесах…

 

* * *

 

Свежак надрывается. Прёт на рожон

Азовского моря корыто.

Арбуз на арбузе — и трюм нагружён,

Арбузами пристань покрыта.

 

Не пить первача в дорассветную стыдь,

На скучном зевать карауле,

Три дня и три ночи придётся проплыть —

И мы паруса развернули…

 

В густой бородач ударяет бурун,

Чтоб брызгами вдрызг разлететься;

Я выберу звонкий, как бубен, кавун —

И ножиком вырежу сердце…

 

Пустынное солнце садится в рассол,

И выпихнут месяц волнами…

Свежак задувает!

Наотмашь!

Пошел!

Дубок, шевели парусами!

 

Густыми барашками море полно,

И трутся арбузы, и в трюме темно…

 

В два пальца, по-боцмански, ветер свистит,

И тучи сколочены плотно.

И ёрзает руль, и обшивка трещит,

И забраны в рифы полотна.

 

Сквозь волны — навылет!

Сквозь дождь — наугад!

В свистящем гонимые мыле,

Мы рыщем на ощупь…

Навзрыд и не в лад

Храпят полотняные крылья.

 

Мы втянуты в дикую карусель.

И море топочет как рынок,

На мель нас кидает,

Нас гонит на мель

Последняя наша путина!

 

Козлами кудлатыми море полно,

И трутся арбузы, и в трюме темно…

 

Я песни последней еще не сложил,

А смертную чую прохладу…

Я в карты играл, я бродягою жил,

И море приносит награду.

Мне жизни веселой теперь не сберечь —

И руль оторвало, и в кузове течь!..

 

Пустынное солнце над морем встаёт,

Чтоб воздуху таять и греться;

Не видно дубка, и по волнам плывёт

Кавун с нарисованным сердцем…

 

В густой бородач ударяет бурун,

Скумбрийная стая играет,

Низовый на зыби качает кавун —

И к берегу он подплывает…

Конец путешествию здесь он найдет,

Окончены ветер и качка,-

Кавун с нарисованным сердцем берет

Любимая мною казачка…

 

И некому здесь надоумить её,

Что в руки взяла она сердце моё!...

 

ДОМ

 

Хотя бы потому, что потрясён ветрами

Мой дом от половиц до потолка;

И старая сосна трёт по оконной раме

Куском селёдочного костяка;

И глохнет самовар, и запевают вещи,

И женщиной пропахла тишина,

И над кроватью кружится и плещет

Дымок ребяческого сна,-

Мне хочется шагнуть через порог знакомый

В звероподобные кусты,

Где ветер осени, шурша снопом соломы,

Взрывает ржавые листы,

Где дождь пронзительный (как леденеют щеки!),

Где гнойники на сваленных стволах,

И ронжи скрежет и отзыв далекий

Гусиных стойбищ на лугах…

И всё болотное, ночное, колдовское,

Проклятое — всё лезет на меня:

Кустом морошки, вкусом зверобоя,

Дымком ночлежного огня,

Мглой зыбунов, где не расслышишь шага.

…И вдруг — ладонью по лицу —

Реки расхристанная влага,

И в небе лебединый цуг.

Хотя бы потому, что туловища сосен

Стоят, как прадедов ряды,

Хотя бы потому, что мне в ночах несносен

Огонь олонецкой звезды,-

Мне хочется шагнуть через порог знакомый

(С дороги, беспризорная сосна!)

В распахнутую дверь,

В добротный запах дома,

В дымок младенческого сна…