Якимович Марина

Марина Якимович (Марина): Елена, я благодарю Вас за согласие дать интервью.

Расскажите, пожалуйста, о детстве. О том главном, что было тогда. Что запомнилось? Что было наказанием и наградой? Кто тогда был главным человеком в Вашей жизни.

 

Елена Лазарева (Елена): Моё детство — яркий пример того, что поэтом можно стать, не будучи девочкой или мальчиком из хорошей семьи, филологом и т. д. Семья была довольно маргинальная. Гостинка на окраине. Школа — как из американской чернушки. Папа, человек мягкий и, в общем-то, добрый, но легкомысленный, не выдержав испытания характером матушки, начал выпивать, отчего доброты в нём значительно поубавилось. Матушка — женщина вздорного и капризного нрава — просто очень не любила работать. Зато очень любила смотреть телевизор. Больше всего на свете. Больше семьи. Больше самой себя. Собственно, в нём она и провела большую часть жизни — можно сказать, мы даже никогда толком не общались. Мне часто говорят: родителей надо прощать. Но прощать — не значит потакать. Или уступать там, где это может погубить. Я рада, что смогла вырваться из этого круга. Вырваться можно всегда. Главное — очень хотеть. И верить в себя, даже когда самые близкие люди пытаются вдолбить тебе в голову, что ты — ничтожество. Главным для меня тогда было, чтобы взрослые перестали врать на каждом шагу. Но оказалось, что это невозможно. Худшим наказанием была фраза «Заткнись, телевизор из-за тебя не слышно!» Наградой — возможность остаться одной дома. А главным человеком была моя прабабушка, женщина простая, мудрая, но прямолинейная.

 

Марина: Спасибо Вам за это откровение. Как Вы думаете, Елена, есть ли такие области, в которые вот такой детский быт закрывает дверь навсегда? Не обретаются ли подростковая озлобленность и цинизм, который уже не позволит светло воспринимать, скажем, «Маленького принца»? Или я не права, и ребёнок в состоянии отделить место, где нужно втягивать голову в плечи, ожидая удара, от момента, когда можно не бояться (то – это там, а это – здесь)?

 

Елена: Мне кажется, всё индивидуально. Но я не могу осуждать тех, кто сломался. И во мне хватало детского цинизма. Помню, в довольно нежном возрасте, обозлившись на мать, чтобы её уколоть, называла любимый сериал «Рабыня из задницы». А потом пришло желание не уподобляться. В основном, по личному опыту и опыту знакомых, ребёнок довольно долго сохраняет в себе чистое, светлое начало, выпуская в случае опасности «колючки».

 

Марина: Расскажите о начале творчества. Кто оказался в этот момент рядом, как это было встречено?

 

Елена: Господь Бог. Больше никто. Моя матушка, узнав о том, что я начала писать стихи (случилось это, когда мне было 12 лет), подняла меня на смех: «Не занимайся ерундой». Насмешки с её стороны преследовали меня до тех пор, пока она не поняла, что можно хвастаться перед подругами: дескать, а моя стихи пишет. Но доверие уже было утрачено. Учителя тоже посмеивались. О том, чтобы поделиться сокровенным со сверстниками, даже речи не было. Мой путь в творческую тусовку был сложным. Сначала я совершенно случайно познакомилась с руководителем творческого объединения «Русское собрание» Аллой Потаповой. Атмосфера там царила своеобразная, но именно «Русскому собранию» я обязана знакомством с интереснейшим киевским поэтом Вячеславом Рассыпаевым, моим давним добрым другом. Потом было знакомство с организатором фестиваля «Каштановый дом» и издателем одноимённого альманаха Андреем Грязовым. С ныне покойным Владом Клёном из Запорожья, одним из лидеров украинского фестивального движения середины двухтысячных. После —судьбоносная встреча с моими дорогими питерцами – Ильёй и Татьяной Брагиными, Маргаритой Токажевской, Маргаритой Пономарёвой… И понеслась душа по кочкам! Таню Брагину я называю своей второй мамой. Именно она меня поддерживала, как никто другой, во всех моих начинаниях. Без неё не вышел бы мой сборник «В полный голос». Кстати, и о Поэмбуке я узнала именно от Тани и Ильи.

 

Марина: Скажите, Елена, Вам не кажется, что автор, придумывая себе псевдоним, пытается им что-то рассказать читателю о себе? Как-то позиционируется. Скажите, как возник псевдоним «Стихокошка»? Почему именно такой? Вы любите кошек? Или Вы видите своё сходство с этими животными? Если «да», то в чём оно?

 

Елена: Кошек я, конечно, люблю — но дело даже не в этом. Существовал некогда в середине двухтысячных проект Литфест, с тех пор неоднократно переименованный. Поэты, как водится, образовывали какие-то группки, кружки, лиги. А я, как кошка, гуляла сама по себе. Оттуда и повелось — Стихокошка. Многие меня в ту пору именно так и запомнили. Потом псевдоним перекочевал на другие сайты, в реальную фестивальную жизнь. Шли годы. Менялись сайты, состав тусовки, политические режимы… А кошка всё гуляла сама по себе. Мимо всевозможных лиг, объединений, союзов. Исключение сделала лишь для Южнорусского Союза Писателей. Но этих людей я очень уважаю. Объединить в современной Украине стольких русскоязычных авторов — уже подвиг. Но всё меняется. Я знаю одно: порастут быльём майданы и пьедесталы, а — поэзия останется. Лично для себя не вижу смысла участвовать ни в конкурсах, ни в дуэлях. Конкурсы загоняют в тесные рамки, к чему-то обязывают. Да и атмосфера в них часто не вдохновляет. Дуэли… Я не хочу ничего никому доказывать. Хочется просто творить, пока дышу.

 

Марина: Лена, расскажите читателям, почему Вами выбран такой аватар, поясните, что Вы хотите донести. Расскажите о своей позиции.

 

Елена: Всё очень просто. Коль уж нам всем заткнули рты намордниками и велели не гавкать, можно хоть зубы показать? Если серьёзно, достали уже эти безликие линяло-голубые тряпочки. Хочется праздника, а какой может быть праздник во время карантина? Каков праздник, таков и маскарад…

 

Марина: Лена, я прочла много Ваших стихов. Ваше творчество носит несколько бунтующий характер. Оно интересно своим неспокойствием, своим высоким градусом. Скажите, оно сразу было таким, или Вы к этому пришли? Почему оно такое? Оно таким получается органично или Вы «закручиваете гайки до предела»?

 

Елена: Марина, я долгие годы шла к тому, чтобы ничего не делать по принуждению, под давлением обстоятельств или ради красного словца. Писать, как дышать — легко и непринуждённо, вот мой творческий идеал. Ни дня без строчи — это не обо мне. Искусственно повышать градус — тоже не моя история. Какая жизнь — такие песни. Я никогда не оставалась в стороне от того, что происходит вокруг меня. Естественно, это накладывает отпечаток на моё творчество. Наблюдать за окружающим миром, пропускать происходящее через себя, думать, чувствовать — всё это очень важная часть творческого процесса. А всегда ли оно было таким… Пожалуй, в ранней юности я писала более наивно и восторженно, но вот покоя не было и в первых стихах.

 

Марина: Скажите, у Вас много стихов написано от мужского лица, Вам так легче выражаться или Вы видите тождество своего характера с мужским?

 

Елена: Ни то, ни другое. У меня есть несколько близких друзей-мужчин, мои братья. Иногда их истории, да и истории некоторых других парней трогают меня настолько, что это выливается в стихи. Но невозможно рассказать мужскую историю от женского лица — это означало бы грешить против истины. Не люблю и не допускаю фальши в стихах.

 

Марина: Меня особенно «зацепило» стихотворение «Здесь». Расскажите, как Вы набрели на тему. Что должен испытывать человек, который пишет так:

 

Здесь верность назначена подвигом ратным

И столько поэтов на метре квадратном,

Что хочется прозы. А лучше — войны...

Что хочется в небо... И каяться — не в чем.

И я утыкаюсь лицом в бесконечность,

Хотя виноват, как всегда, без вины…

 

Расскажите сколько в ЛГ от Вас самой. И вот финал: «…Пускай для кого-то мы — просто паяцы,/Но я даже гордость отдам за любовь». Что, действительно отдадите?

 

Елена: Наверное, больше пятидесяти процентов моего творчества всё-таки посвящено личному опыту. Хотя данное стихотворение — не моя история. Но близкая и созвучная моей. И мне тоже доводилось отдавать гордость за любовь. Отказываться от «престижной» работы, похвалы близких, уважения людей, которые в моей жизни, по большому счёту, не играли никакой роли, ради того, чтобы всё начать с нуля с любимым человеком. Ну, и семейная жизнь — это постоянная работа над собой. Любящий человек никогда не вынудит тебя уронить собственное достоинство. Но гордость — это несколько иное, порой от неё и вовсе один вред. Что касается стихотворения «Здесь», меня тронула история одной влюблённой пары, моих друзей, которые долго боролись с обстоятельствами, лезли на баррикады, пока, наконец, не осознали, что в их жизни по-настоящему значимо. И вот этот момент, когда во имя любви ты готов пожертвовать идеалами, амбициями, гордостью —вершина,как мне кажется, духовного развития. И если ты этого достиг — ты будешь счастлив, иначе просто быть не может. Даже если проиграешь, останешься в нищете, превратишься в объект насмешек.

 

Марина: Ваши стихи невероятно образны («…Снежной коркой сухой угощаю подошвы ботинок,..») Как Вы этого достигаете? Как находите Вы эти тропы? Есть какой-то приём?

 

Елена: Само находится. Я даю возможность своим мыслям и чувствам перебродить во мне, вызреть. А потом стихи просто льются, как вино. Правда, я стараюсь не держать свой ум в праздности. Много читаю, размышляю над прочитанным. Наблюдаю за людьми, которые меня окружают. И не боюсь испытывать сильные эмоции.

 

Марина: Лена, скажите, можно ли сказать, что, прочитывая хорошую поэзию и другую литературу, Вы берёте на вооружение приёмы, которыми пользовался автор, и тем самым учитесь у корифея? Или всё сама, всё сама?

 

Елена: Читаю я много. Одна только дорога на работу и с работы ежедневно занимает два-три часа, которые я посвящаю чтению. Но не думаю, что осознанно перенимаю творческие приёмы других авторов. Всё-таки это мой индивидуальный путь, я сама его прокладываю и прохожу. У меня есть любимые авторы как среди классиков, так и среди современников (намеренно умолчу, кто именно), но никого из них я не могу назвать моим «учителем». Я пишу свою книгу жизни.

 

Марина: Встречая точно выраженную мысль или интересный оборот в чьём-то творчестве, Вы завидуете автору? Жалеете, что не Вам первой это пришло в голову?

 

Елена: Не завидую. Радуюсь от всей души, потому что очень люблю читать качественную поэзию. Не могут же все удачные строчки в мире выйти из-под моего пера? Да и грех мне жаловаться — хорошими стихами меня Бог не обидел. Творческая зависть, как мне кажется, вещь деструктивная и ведёт к саморазрушению. Радоваться надо, что поэзия жива — и она развивается!

 

Марина: Случалось ли так, что замысел стихотворения приходил во сне?

 

Елена: Нет, не случалось. Всё исключительно наяву, но порой внезапно. Помню, прохожу медосмотр, в коридоре очередь к отоларингологу часа на три, и пробить кордон местных бабушек нереально даже с «бегунком»… И тут вдруг меня прорвало. Сижу на подоконнике, пишу стихотворение простым карандашом на обороте медицинской карты, а бабульки на меня смотрят, как на опасную сумасшедшую, хотя вряд ли они даже поняли, чем я занимаюсь. Но с перепугу пропустили.

 

Марина: Скажите, что Вы чувствуете, когда видите Ваши стихи опубликованными на других (не зависящих от Вас самой) ресурсах? Это льстит?

 

Елена: Я отношусь к этому спокойно. Если указано моё авторство — ради Бога. Для того стихи и пишутся, чтобы люди их читали.

 

Марина: Давайте поговорим о Вас самой. Расскажите о себе, Вы какая?

 

Елена: Какая есть… Иногда бываю вспыльчивой, хотя быстро отхожу. Ненавижу споры. Лично для меня в них никакой пользы нет, хотя у кого-то может быть иначе. Лучше я это время потрачу на чтение или общение со своими близкими. Жизнь так коротка, столько времени тратится на какую-то ерунду — и я ещё буду это усугублять? Мы, люди, создали весьма некомфортный мир, в котором бо́льшая часть жизни уходит на занятия, не приносящие нам ни пользы, ни удовольствия. До обидного мало времени остаётся на то, что действительно важно. Меня трудно в чём-либо переубедить, склонить на свою сторону, если я уже составила своё мнение. Потому некоторые очень хорошие люди и интересные авторы оказались у меня в чёрном списке. Человеку интересно вести активную и бурную сетевую жизнь (его право), что-то кому-то доказывать… А мне — нет. Если человек этого не понимает, мне проще защитить своё личное пространство радикально. Доказывать я ничего никому не буду. В конце концов, всегда можно найти единомышленников, не пытаясь никого насильственно принудить к подобному общению. Ещё я категорически не приемлю насмешек над своими взглядами и творчеством. За подобное — сразу в ЧС. И будем читать друг друга на расстоянии, без ссор и обид. Всегда найдётся тот, кто лучше тебя знает, как тебе жить, творить, дышать.

 

Марина: Скажите, к человеку с плохой репутацией Вы отнесётесь настороженно, или Вы отбросите мнения многих и начнёте составлять своё?

 

Елена: О человеке с любой репутацией, хоть с плохой, хоть с хорошей, я буду составлять исключительно своё мнение, не полагаясь на чужой опыт. Что меня немного раздражает в современном обществе — так это то, что многие люди разучились думать, анализировать, делать выбор. Даже в мелочах. Пример из жизни. Зашла в магазин — и вижу, как молодой человек, типичный такой хипстер с бородкой, причёской «мусорный пакетик» — тычет свой телефон в лицо даме постарше. «Я что заказывал? Идеальные плоды! А мой персональный шоппер что выбрал?» «Я выбрала спелые плоды, без повреждений», — робко оправдывалась стоящая рядом девушка. «Но они же все разного размера!» — хныкал мужчина. У него и у «персонального шоппера» оказались разные взгляды на идеальные плоды. Мы все куда-то спешим. Пытаемся «сэкономить время»… А зачем? Чтобы всё равно не успевать жить? А ведь в этом есть свой кайф: выбрать спелый арбузик, прикоснуться к шелковистой кожице томатов, вдохнуть аромат кофе… В возможности выбора таится ни с чем не сравнимое наслаждение. В возможности составлять своё мнение, познавать мир, себя людей.

 

Марина: Расскажите о своих амбициях. Есть желание прославиться?

 

Елена: Ни малейшего. Творчество ради славы — жизнь, потраченная впустую.

 

Марина: Вы говорите: «Я люблю прогулки по Киеву..» Я могу сделать вывод, что Вы в принципе способны полюбить любой город? Или такой трепет Вы питаете исключительно к Киеву?

 

Елена: Киев — особенный город. Это больше, чем просто любовь. Он — выстраданный. И полюбить я способна далеко не каждый. Вот Львов вызвал у меня искреннее эстетическое восхищение, а с любовью не срослось. А в Питер влюбилась. И к уютной, гостеприимной Виннице питаю тёплые чувства… Наверное, мне нужно, чтобы город меня «принял», подарил мне импульс тепла, чтобы «срослось».

 

Марина: Вы говорите о себе: «…"тюленить" на пляже - не моё…». Расскажите об идеальном отдыхе на Ваш взгляд.

 

Елена: Я очень люблю побродить. Идеальный вариант для меня — городской туризм. Знакомство с новым городом я начинаю с покупки карты и прогулки наобум. Так интереснее. Поход в горы — тоже отличный вариант для меня. Не альпинизм, я не ставлю перед собой цель покорять высоты. Но Карпаты как раз по мне. А если уж пляж, то дикий. И чтобы поблизости имелись скалы или живописный населённый пункт, а лучше всё вместе.

 

Марина: Вы, по Вашим словам, ненавидите телевидение. Здесь мы с Вами совпадаем. Как Вы думаете, мы увидим закат телевидения? Интернет вытеснит его?

 

Елена: Ненавижу с той самой поры, как матушка, заразившись Кашпировским головного мозга, усадила меня перед телевизором и заорала: «Спи! Спи, кому говорят!» Потом она открыла для себя сериалы, так-шоу, постепенно отдаляясь и от меня, и от реальности… Это было действительно страшно. Телевизор отучает человека думать. Конечно, всё зависит от человека. Но если нет желания думать, то и в интернете для него будет достаточно роликов из Тик-тока. Но если оно есть, интернет открывает более широкие возможности для выбора. Ты сам ищешь то, что тебе нужно, а не потребляешь уже готовое и многократно пережёванное блюдо. Но я не уверена, Марина, что мы увидим закат телевидения. В этом вопросе я не оптимист.

 

Марина: Я знаю, что Вы не терпите введение в язык жаргонно-коверканного сленга. Меня тоже коробит, когда говорят «фишка» вместо «суть», «догонять» вместо «понимать» и т. д. Но мы с Вами никуда не уйдем от признания того, что человеческий язык – живая материя. Скажите, по какой причине Вы не приемлите эти изменения? Вас раздражает, что Вы его не сразу понимаете, или что язык теряет свою исконную «красивость»?

 

Елена: «Фишка» — это полбеды. Есть ещё «фича». И «морько» вместо моря. И «бест топчик» вместо «хорошо» или «вкусно». Да, мне непонятно, когда мои молодые коллеги обзывают друг друга «шлёциками» или «андердогами». Но я и понимать не хочу. Деградация языка и деградация человека — процессы взаимосвязанные. Мне жаль, что всё больше слов, привычных мне, Вам, другим пользователям нашего сайта, становятся непонятными для окружающих. Например, однажды мой коллега пытался подогнать свою подчинённую словом «резче». Я спросила: «Ты хотел сказать «резвее»? Он удивлённо на меня посмотрел: «А это что такое?». Язык меняется, у каждого нового поколения — свой сленг, но мне не хотелось бы, чтобы сленг вытеснял язык. Но всё больше людей вокруг общается междометиями, какими-то «лол», «кек». Это некрасиво, и неуважительно по отношению, прежде всего, к самому себе, как мне кажется.

 

Марина: А как Вы относитесь к изменениям в языке в другую сторону? Приветствуете ли Вы англицизмы?

Удивительно тёплое, такое понятное всем слово «няня» уступило место слову «бебиситтер». А взять слово «подарок»? У него такой хороший корень – «дар». Зачем нам слово «презент»? Слово «образ» заменилось чуждым русскому слуху словом «имидж»?

Считаете ли Вы, что в целях достижения образа, стоит следовать за модой и прибегать к чему угодно, даже к обсценной лексике?

 

Елена: Я не сторонник злоупотребления англицизмами. Считаю их уместными для понятий, которые возникли в англоязычной среде. «Хорошилище грядет по гульбищу из ристалища на позорище в мокроступах»— конечно, крайность. А вот к обсценной лексике я и сама могу прибегнуть. Правда, она требует очень аккуратного обращения и должны быть оправдана смыслом, эмоциональным фоном стихотворения.

 

Марина: Расскажите о своих друзьях. Что в них Вы цените больше всего?

 

Елена: Их немного. Всех их объединяет одно — искренность в общении и отсутствие «камня за пазухой». Больше всего я ценю уважение к личному пространству.

 

Марина: Лена, какую книгу, на Ваш взгляд, нужно прочесть каждому?

 

Елена: Нет такой универсальной книги. Для кого-то это Библия, для кого-то — Коран, для кого-то — Тора. А для кого-то «451 градус по Фаренгейту».

 

Марина: Ну и последнее. Лена, на какой вопрос Вы бы ответили с удовольствием, а я его так и не задала?

 

Елена: В заданных Вами вопросах не оказалось такого, на который я не захотела бы ответить — это главное. На мой взгляд, пообщались мы весьма недурно.

 

Марина: Я благодарю Вас за откровенность и уделённое мне время.

 

Елена: И я Вам благодарна, Марина, за наше общение и за одну из моих любимых рубрик в Альбоме. Крайне редко туда захожу, а Вы даёте приятный повод.

 

 

КРЕСТОНОСЕЦ

 

День свернулся клубочком. Стучится в окно луна,

Освещая жилище опального крестоносца,

Что не стал паладином. Луна, обозрев, смеётся:

Мол, убого и скудно. А, впрочем, твоя вина.

 

Променял безвозвратно карьеру на ржавый меч —

И подался в священники в самом глухом приходе,

Лишь война отгремела. Измучила, чай, икота:

При дворе не смеётся ленивый! Остыла печь,

 

Завывает обиженно ветер в сыром углу

И лучина над книгой дрожит — норовит погаснуть…

«Кто поверит в твои, крестоносец, дрянные басни?» —

Усмехается дьявол. И слышит в ответ: «Я глуп,

 

Все мирские соблазны отверг, бросил замок свой,

Не женился на дочери графа, не стал придворным,

Всё раздал, чем владел, чтобы бесов голодных своры

Не насытились грешной душой. До сих пор живой,

 

Хоть соперники смерти желали в бою не раз…

Разве это — не знак, не свидетельство Божьей воли?

Поболтали? Теперь убирайся. Ты, верно, болен —

Повторяешься, не изменяя набору фраз».

 

Дьявол бесится. Стены дрожат, источая тьму.

Крестоносец, зажмурившись, молится: «Pater noster…

Не прошу малодушно избавить меня от гостя —

Дай мне силы противиться, не уступить ему».

 

Он прощения просит за каждый удар мечом —

И за каждого смертного, павшего от удара.

Дьявол бьётся в конвульсиях: столько усилий — даром.

Обещает вернуться. Швыряет, в сердцах, свечой.

 

Рыцарь крестится — ну и манеры, даёт обет

Крест нести свой под градом камней — до седьмого пота.

Личный бес не уснёт — порождение грешной плоти.

Значит, надо молиться, иначе — погаснет свет.

 

Лазарева Елена (Стихокошка)