Интервью с поэтом Сергеем Востриковым
Интервью в рубрику «День одного автора» сообщества «СтиХаски» с поэтом Сергеем Востриковым https://poembook.ru/id106675
Редактор: Серёжа, благодарю за согласие дать интервью. Мы, конечно же, будем говорить о твоём творчестве, но, если возможно, немного о себе. Я бы хотела, чтобы ты рассказал о своём самом раннем воспоминании. Что особенно впечатлило в детстве, что осталось с тобой навсегда?
Сергей Востриков (Сергей): Наверное, самые яркие детские воспоминания – это лето в деревне: вечерние посиделки с гармошкой, бабушки с частушками и я, четырёхлетний, отплясывающий вприсядку и горланящий всё, что запомнил из Марии Мордасовой. Ещё, конечно, длинный путь по стёжкам, между огородами в центр села, самодельный мосток из ивняка в «низах» над никогда не пересыхающим окончательно ручейком. Изготовление «вместе» с дедом деревянного пистолета, ах, как он полировался осколком стёклышка, куда там современным наждачкам…
Редактор: Какую из книг ты в детстве перечитывал? Кто был твоим любимым героем?
Сергей: Рафаэль Саббатини, Фенимор Купер и Вальтер Скотт читаны по нескольку раз. Не менее трёх раз серьёзно проштудирован красочный трёхтомник «Что такое? Кто такой?» Жуткий дефицит по тем временам в нашем райцентре. А бабушка в деревне мне его в библиотеке забирала на всё лето…
Редактор: Кто и почему в юности был твоим непререкаемым авторитетом? Чьим аршином ты пользовался, когда не был уверен в правоте?
Сергей: Самым авторитетным авторитетом была мама. Всё что хорошего есть в характере – это от неё. А вот аршин всегда с собой носил свой.
Редактор: При становлении переоценке ценностей подверглось всё, или какие-то убеждённости сохранились на всю жизнь?
Сергей: Вот нет, как-то не было никаких переоценок, может, резкость и категоричность чуть поослабли. А так, какие ценности были, такие и остались: верность, честность, надёжность.
Редактор: У Михаила Задорнова в монологах был такой приём: «Не понимаю, когда…» А чего в людях не понимаешь ты?
Сергей: Не могу сказать, что чего-то в людях не понимаю. Понимаю всё, точнее всё могу объяснить. А вот «не принимаю» - другое дело. Категорически не принимаю издевательства, глумления, высокомерия.
Редактор: Скажи, ты хотел бы попробовать себя в актёрском ремесле? Хотел бы сняться в фильме? Если да, то в какой роли?
Сергей: В актёрском ремесле я себя пробовал на сцене студенческого театра. Ставили очень современный спектакль в трёх частях (одна по Людмиле Петрушевской). Афишка хранится до сих пор. Был задействован плотно, потому как был страшно дисциплинированным, не прогуливал. По-моему, играл всё время самого себя… Так что, это сто пудов не моё, но если называть героя, чьи поступки и слова хотелось бы оживить, то это Максимилиан Волошин. Многие его мысли близки и созвучны, и при определенных обстоятельствах мне было бы интересно пропустить через себя его жизнь, попытаться понять ход его мыслей, движущие им обстоятельства и чувства.
Редактор: Скажи пожалуйста, в твоей жизни был вираж? Случалось ли, что ещё вчера ты собирался делать всё не так, идти не той дорогой, но сегодня в силу каких-то причин ты всё делаешь вопреки своим планам? Не жалел ли потом?
Сергей: Как ни странно, не было ничего такого, чтобы можно было счесть резким виражом. Всё как-то ровно одно в другое перетекало всегда. И переход к чему-то новому вырастал из текущего. Наверное, я всё-таки в изрядной степени фаталист и, где другой бы увидел вираж, я воспринимаю это как нормальное течение жизни.
Редактор: Скажи, а когда в твою жизнь вошла поэзия? Как к стихам ты относился в детстве? Читал только то, что задавалось по школьной программе, или сам листал сборники? Ты помнишь то стихотворение, которое тебя восхитило настолько, что захотелось попробовать самому?
Сергей: А вот прямо начиная с Чуковского, Барто и Маршака и вошла. Чуть позже были сказки Пушкина, и далее без перерывов и выходных. Стихи всегда читал за программу, благо дома книги со стихами были в достатке. В школьные годы Твардовского любил всего (не только Тёркина, которого часто читал со сцены) и Есенина. А вот так, чтобы «дай-ка и я напишу», не буду врать, – не было такого. Позже, когда уже пробовал писать, и когда был перерыв, отмечал: вот у этого так здорово, а вот тут как хорошо…
Редактор: О чём было твоё первое стихотворение?
Сергей: Если не считать попытки рифмованного пересказа какого-то романса в дошкольном возрасте, то первое стихотворение, понятное дело, было про любовь. Хотя и романс был тоже про любовь. Только то, что считается первым, было про «вот и расстались»… Иногда перелистываю старые блокноты – наивняк, конечно, но не безнадёжен… ритм держится, рифмы не все глагольные…
Редактор: Чем стала для тебя поэзия? Какое место она заняла в твоей жизни? Можно ли сказать, что она важнее твоей профессиональной деятельности, или это только увлечение? Неудачу в чём тебе пережить было бы тяжелее?
Сергей: Я бы не стал противопоставлять эти вещи. Я одинаков и в том, и в другом. И то, и другое мне приносит радость и удовлетворение. А неудача - не очень подходящее слово. Бывает, что дела идут ни шатко ни валко, бывает, что не пишется абсолютно, но это же не неудача. Неудача - это когда бежишь стометровку в олимпийском финале и споткнулся, и то надо разобраться, может, так оно и должно было быть. Вот, опять в фатализм скатываюсь.
Редактор: Серёж, как рождаются стихи? С чего они начинаются? С замысла? С пришедшей на ум рифмы, которую хочется обыграть? С красиво-парадоксальной мысли?
Сергей: В большинстве случаев приходит строка или несколько, они могут появиться откуда угодно. Тут нет рецептов. А вот во что и когда эта строка выльется - не угадать. Бывают случаи, когда, как с листа на лист, сразу целый стих, а бывает, что мурыжишь строку по году - и никак. Но всё равно, у меня стихотворение начинается со строчки, она притащит за собой и форму, и смысл и всё расставит по местам. Был случай, когда строчка, с которой стихотворение началось, в конечную версию не вошла, но толчком и мотором послужила.
Редактор: Интересно. А стихи пишутся по-разному? Или в этом процессе есть что-то общее для всех твоих стихов? И вообще, стихи даются тяжело? Какие стихи писать проще, когда перед тобой поставлена задача (обозначена тема) или когда поиск темы - задача твоя?
Сергей: Вот случай, когда вопрос точно соответствует ответу, - стихи пишутся по-разному. И даются по-разному. И на вопрос, когда писать проще, у меня ответа нет. При определенных обстоятельствах, поставленная конкурсная задача, временной ориентир подталкивают к написанию или к доработке заготовок, и это здорово. Но так бывает не всегда, чаще из меня под задачу трудно что-либо выдавить. Тем приятнее, когда получается.
Редактор: Бывает ли, что ты, не дописав одни стихи, берёшься за другие, и у тебя в работе два текста?
Сергей: Не бывает. В голове всегда только один текст, но это не мешает существовать одновременно куче заготовок, записанных строчек и четверостиший, которые может быть станут стихами, а может и нет.
Редактор: Как ты думаешь, должен ли автор иметь внутренний ценз? Или, наоборот, его ничто не должно сдерживать? Что в стихах (в литературе) недопустимо для тебя?
Сергей: «Должен» – неправильная формулировка, на мой взгляд. Уместно спрашивать, есть ли этот ценз у конкретно взятого автора, и каков он. Тут автор сам определяет, и никто ему не указ. Для меня лично недопустимо давить на жалость и/или писать о том, чего не знаешь.
Редактор: Серёжа, как ты относишься к псевдонимам и никам? У тебя никогда не было желания подписаться не именем, а понятием, к примеру, «Крутой парень». Как ты думаешь, почему люди прибегают к этому?
Сергей: Псевдонимы и ники - с ними не всё так однозначно. Оговорюсь, что сам себе псевдонимов и ников не брал, разве что при регистрации электронной почты, потому, что не хотелось быть sergey179 или vostrikov217. На мой взгляд, ник - всегда элемент игры, человек дистанцирует себя от своего интернет-персонажа. Чем обусловлена эта игра? Вариантов много. Можно с уверенностью сказать, что когда реальный человек и его сетевой персонаж не расходятся во мнениях и поступках, то рано или поздно ник либо уходит, либо остается в качестве памятного обозначения, хотя всем заинтересованным уже известна персона, стоящая за ником – и имя с фамилией, и фотографии, и место проживания, и род деятельности уже - секрет Полишинеля. Когда человек прячется за ником наглухо, то меня это всегда наталкивает на мысль, что в жизни он себе явно не может позволить того, что позволяет в сети. И да, я предпочитаю общаться с людьми, которые себя не прячут.
Редактор: Бытуют два полярных суждения: первое - поэзия переживает небывалый подъём, пишут все, кто освоил азбуку, и второе - поэзия никому в наши дни не нужна. Прокомментируй, пожалуйста.
Сергей: Сложилась такая совокупность факторов, при которой доступность различного рода информации стала такой, какую 15-20 лет назад было просто не вообразить, и появилась возможность показать своё творчество огромному количеству людей (ну, если они, конечно, захотят читать), минуя всяческие редколлегии, согласования и прочее. И то, что раньше писалось в стол, для друзей и знакомых, оседало на форпостах редакций, хлынуло на общее обозрение. С другой стороны ценителей поэзии (читателей) больше не стало. А поскольку их внимания на всех не хватает, да и они теряются в этом море – возникает мнение, что поэзия никому в наши дни не нужна.
Редактор: Вообрази, ты отчётливо видишь замысел, переживаешь небывалое вдохновение. Что может заставить тебя в эту минуту отказаться от творчества?
Сергей: Домашние дела. Если кому-то из членов семьи понадобится помощь, то, увы и ах, творческий порыв придётся тормознуть, хотя замысел никуда не денется и попытка реализовать его будет предпринята попозже.
Редактор: Серёж, Твардовский или Вознесенский?
Сергей: Твардовский. Вознесенский тоже нравится, но если выбирать, то Твардовский, однозначно. Очень прост по форме, очень близок, очень глубок по интонациям и умению передать многое малыми средствами.
Редактор: а символизм или классика?
Сергей: А вот тут не поведусь: направление для меня не является определяющим фактором. С удовольствием читаю стихи разных направлений.
Редактор: Какой грех страшнее? Штамп или пафос?
Сергей: Провокационный вопрос! Ты знаешь моё отношение к пафосу… Что страшнее? Для меня - пафос, особенно неуместный. Есть вещи, где без определенной доли пафоса не скажешь, есть жанры по определению ориентированные на пафосность изложения, но это органично. А в остальном пафос – не моё. Штампы считаю меньшим грехом, в моём понимании граница штампа очень размыта. Момент перехода устойчивого выражения в штамп и органичность его употребления явно зависят от ситуации, от тональности текста, от персонажа. Скажем так, обвинения в правомерности использования штампа я, по мере возможности, всегда оспариваю, а вот обвинение в пафосности для меня - сильный щелчок по носу.
Редактор: Как ты думаешь, у тебя есть Ангел-хранитель? Он как-нибудь тебе помогает в творчестве? Подмигивает глазиком, когда всё получается, хмурит бровки, когда косяк? Или всё сам, всё сам?
Сергей: Думаю, что Ангел-хранитель есть у каждого. Помогает ли в творчестве? Наверное, помогает, не даёт соскользнуть с честного тона и оберегает от суетности тем, и «говорит: "Мой друг, стихи не заворачивай в газету…»
Редактор: Поговорим о критике. К критике своего творчества ты устойчив, умеешь отличить критику от критиканства и разумно используешь это умение. А вот критика, которая исходит от тебя… Как ты думаешь, критика творчества молодых поэтов, пусть даже конструктивная критика, их совершенствует, или портит? Не наносится ли вред индивидуальности?
Сергей: Критика (ну или то, что мы под ней понимаем в данном случае), на мой взгляд, бесполезна, если она не идёт в ответ на запрос. Моё мнение такое: если человек твоего мнения о своём стихотворении не спрашивал, то оно ему и не нужно. А если спрашивал, то уж какая-никакая, а польза будет. Индивидуальность, она либо есть, либо её нет (находится в стадии формирования), и повредить ей просто невозможно.
Редактор: Если к тебе обращаются за помощью, ты помогаешь всегда? Или ты отклоняешь те случаи, когда помочь невозможно, когда пытается творить совсем глухой к поэзии человек?
Сергей: Исходно помогаю всегда. Для более длительного взаимодействия препятствием становится либо нежелание человека принимать твои доводы (зачем тогда обращался?), либо желание галопом всё переделать, не тратя времени на раздумья (так возможно, но очень редко).
Редактор: Дай совет тем, кто сегодня лишь пробует перо.
Сергей: Сомневаюсь в своём праве давать советы. Для этого есть признанные эксперты и люди, ведущие мастер-классы. Просто выскажу те правила, на которые опираюсь сам. В таких вопросах, как внутренне содержание, образность, использование «штампов», использование - не использование различных приёмов, т.е в тех вопросах, которые линейкой не измерить, нельзя верить тому, кто говорит, что знает, как надо. Спасибо тем, кто покажет, как не надо. Остальное сам. В вопросах техники, тех, про которые написано и говорено много, надо учиться, пока есть чему. И хотелось бы подвести под этим черту стихотворением уже несколько раз здесь упомянутого Александра Трифоновича Твардовского «Собратьям по перу».
В деле своем без излишней тревоги
Мы затвердили с давнишней поры
То, что горшки обжигают не боги,
Ну, а не боги, так — дуй до горы.
Только по той продвигаясь дороге,
Нам бы вдобавок усвоить пора:
Верно, горшки обжигают не боги,
Но обжигают их — мастера!
Редактор: благодарю за интервью. Со мной беседовал Востриков Сергей Владиславович, и он в течение дня постарается ответить на все вопросы наших читателей. А сейчас давайте читать его стихи.
