Dr.Aeditumus

Эйфория в обезьяньем питомнике

 

На жизненном пути встречаются такие развилки, после которых твоя судьба претерпевает радикальные изменения. Мы выбираем – критерий выбора у каждого свой и всякий раз иной – каким путем пойти, и после этого выбора навсегда становимся уже другим человеком.

 

Побитый жизнью Чудик гонит, задрав голову к небу, на антикварном мотоцикле по проселку и, не увидев перед собой перепутья, мчит дальше, прямо, оставив проезжие дороги по сторонам от своей, пролегающей отныне по целине, не имеющей разметки и ориентиров. Так бывает, если ты оторвался от земли, с её хорошо утоптанными за века и тысячелетия стезями.

 

Потом он отрывается от персти и брения уготованной ему колеи и летит, поднимаясь всё выше, над полями и перелесками, над степью, прорезанной оврагами, и темным, плавным речным потоком туда, куда швырнула его невидимая рука внезапно родившейся в его груди неведомой страсти.

 

Достигнув светящейся точки – цели своего полёта – он теряется, не зная, что ему с ней делать, и кружит вокруг неё, жужжа и ударяясь о незримое препятствие, как жирная навозная муха, уснувшая в теплой щели за притолокой и разбуженная в ночи не ко времени включенным светом.

 

Внешний хаос, порожденный утратой привычного и понятного, пусть и не очерченного внятным смыслом, существования, отражается в дремучей его душе таким же хаосом странных и сильных чувств, неопределённых желаний и бессодержательных мыслей. Это бытие, понесшее в своем чреве нечто, имеющее либо родиться к жизни, либо погубить существо, принявшее не свойственное ему семя.

 

Если поезд сходит с рельс, кто-то непременно погибает. Если человек, ломая предначертания Промысла, связавшего в единую, выверенную и просчитанную схему маршрутные листы жизни всех Высшей Волей получивших бытие душ, меняет по собственному произволу проложенную для него траекторию, нарушая график и направление своего движения, случается общий сбой системы, жертвой которого становится слабейшее звено. По злой иронии Судьбы (или кознями диавола) – это всегда непричастные и неповинные. А самые слабые и безвинные – это дети. Они и страдают в тех случаях, когда проявляется действие злой, порочной или дурной (невежественной) человеческой воли. А ещё, почему-то погибают животные, которых люди казнят за собственные грехи.

 

Когда-то в детстве, очень давно я побывал в сухумском обезьяньем питомнике. Однако хорошо помню картину общей динамики жизни стаи в вольере. Дремотное затишье, потом плавное течение обычных дел: кормёжка, вычёсывание блох, вялые перемещения, ласки мамаш, игры детёнышей. Затем вдруг взрыв агрессии: свара из-за лучшего куска, из-за шалостей детёнышей, из-за похотливых поползновений рядовых самцов на несанкционированную случку, из-за выяснения отношений между ними же. За мятежом следует выход на сцену Вожака и жесткое восстановление им status quo. Конец цикла и начало нового: дремотное затишье… и т. д.

 

Если отдалить и уменьшить картинку на экране, получится такая же динамика. Люди превратятся в обезьян с некоторыми дополнительными функциями: употребление алкоголя, вождения автомобиля и проч. Ни смысл действий, ни их эмоциональный аккомпанемент существенных отличий иметь не будут.

 

Вот это ощущение созерцания животной жизни суть то, что отличает определённый пласт современного российского кинематографа в его концептуальном взгляде на Человека, от, скажем, экранизаций Чехова, Гоголя, Достоевского, Толстого и других классиков. Экзистенция российского бытия кардинально поменяла свои интенции. Тут даже не девальвация идеалов или смысловых ориентиров, а полная атрофия нужды в них. Некробиоз. Последняя фаза превращения разумной души в гумус. Если Тихий Дон – начало разрушения, то здесь – его конец, полная разруха, мерзость запустения.

 

Перебинтованный Чудик на ржавом мотоцикле, не разбирающий дороги и не отрывающий восторженного взгляда от Неба – это наша душа, утомлённая тяжестью плоти и страстно рвущаяся ввысь, к своему давно покинутому Дому. Эйфория страстей туманит разум, уводит с благих, но скорбных путей на пути ложные, лукавым обманом сулящие радость. Но ялик краденой любви, то заплывает в болото безысходности, то причаливает к острову одиночества, и наконец, предательски выносит беглецов под прицел неминуемой кары. Расплата за эйфорию – опустошение, депрессия, кара за грех и преступление – смерть.

 

Как говорил Ипполит (Ирония Судьбы), «За такой короткий срок старое разрушить можно, а создать новое — очень трудно. Нельзя… ». Но дело даже не в этом. Не случайно камера постоянно направляет объектив к Небесам. Ипполит говорит о человеческом, а здесь преступление вопиет на Небо, апеллирует к Высшей Правде. Не стоит искать в случившейся перед нашим взором трагедии правых и виноватых. Юридические законы судят факт, а заблудшим душам Судья – Бог. Нам же следует посочувствовать им всем, как больным и неразумным детям, страдающим от собственного неразумия.

 

Настроение и ритм фильма напоминают «Остров» Ким Ки Дука. За всем происходящим – неодолимая сила Рока. Всё неспешно, отрешённо, почти безучастно, ибо предрешено. Поэтому на регулярный вопрос Павла «Что будем делать?», Вера столь же регулярно отвечает «Не знаю». И всё делается как бы само собой. Почти как у Эсхила, человек лишь кукла в руках богов и на нитях судьбы. Безвольные тела в потоке времени на лодке жизни, идущей ко дну в назначенный срок.

 

Музыкальный трек в стиле Гальяно чрезвычайно подходит своим грустно-трагическим тоном динамике и сюжету фильма, сгущая атмосферу тоски и обречённости. Оператор – Художник с большой буквы. Сценарий и режиссура – на очень высоком уровне. Актерские работы впечатляют достоверностью и убедительностью. За час экранного времени проживаешь небольшой эпизод из жизни персонажей, но состояние, в которое приходит душа за это час не оставляет тебя ещё долго, требуя до-осмыслить и до-чувствовать увиденное.

Главный концептуальный недостаток - отсутствие положительного персонажа, дающего надежду на лучшее.

 

Общее впечатление: Для плывущих по реке Жизни и не имеющих лоции - нет надежды...