UZALA DERSU

— Вы захотите, вы не пожелаете! Что это за разговоры? Клянусь убитым мной быком, я не буду стоять, нюхая вашу собачью будку и прося того, что мне принадлежит по праву. Это говорю я, Шер Хан.

— Каждая собака лает у себя во дворе! Увидим, что-то скажет сама стая об этом нежничаньи с приемышем из человеческого племени! Он — мой и, в конце концов, попадется мне в зубы, говорю вам, о вы, пушистохвостые воры!

— Детеныш — мой. Отдайте его мне. Зачем Свободному Народу детеныш человека?

Наконец, Шер Хан проревел:

— Ба, какое нам дело до этого беззубого глупца? Он и так скоро умрет. Вот детеныш человека прожил слишком долгое время. Свободный Народ, с первой же минуты его мясо было моим. Отдайте его мне! Мне надоело все это безумие. Десять лет он смущал джунгли. Дайте мне человеческого детеныша. В противном случае я всегда буду охотиться здесь, не оставляя вам ни одной кости. Он человек, человеческое дитя, и я ненавижу его до мозга моих костей.

— И обратит против нас все население окрестных деревень? — прогремел Шер Хан. — Нет, отдайте его мне! Он человек, и никто из нас не может смотреть ему в глаза.

— Человеческий детеныш не имеет права охотиться с жителями джунглей, — провыл Шер Хан. — Дайте его мне!

— Нехорошо? А чего же вы ждали? Это обнаженное существо бегает взад и вперед и выкидывает обезьяньи шутки над прежними хорошими охотниками; лучших из нас оно, ради забавы, дергает за усы. — Это говорил Шер Хан, хромой тигр, который кое-как притащился к воде.

— Джунгли превратились в площадку для забав обнаженных детенышей. Посмотри на меня, человеческий детеныш.

— Человеческий детеныш тут, человеческий детеныш там, — прорычал он, продолжая пить. — Детеныш ни человек и ни волк, не то он боялся бы. В будущем году мне придется просить у него позволения напиться. Аугрх!

— Человек, — спокойно сказал Шер Хан, — час тому назад я убил человека. — И он продолжал мурлыкать и ворчать про себя.

— Я убил не из-за голода; я нарочно подстерег человека.

— Подстерег, — медленно продолжал Шер Хан, — а теперь пришел пить и очиститься. Разве здесь есть кто-нибудь, кто помешает мне сделать это?

— Именно. Это было мое право; наступила моя ночь. Ты ведь знаешь, о Хати, — Шер Хан говорил почти вежливым тоном.