Dr.Aeditumus

Инфантильный 30-ти летний фанат поп и рок музыки Роб (в исполнении Джона Кьюсака) в момент разрыва интимной связи с очередной пассией размышляет (в серии флешбэков) на тему своих романтических, тотально бесперспективных отношений с женщинами. И ему приходит в кудрявую голову светлая мысль, что все его неудачные романы с печальной развязкой строились, повторяя опыт первой шестичасовой любовной истории, случившейся с ним в возрасте 12 или 13 лет. А параллельно с этим в голову зрителя и слушателя сего монолога – его исповедальных откровений – приходит вот что: брат, так, не сам ли ты был и остаешься шаблоном, по которому судьба выпиливает действующие модели твоих отношений с вожделенно-противоположным полом?

 

Парня никогда не интересовали его подруги в смысле их человеческой личности. Всё, что ему от них требовалось до 14 – это помять сиськи, максимум – залезть под юбку, и остальное прочее – после созревания его репродуктивной системы. Однако, смутно ощущая свою нравственную ущербность, он всегда сомневался в достаточной ценности собственной персоны в глазах своих подружек. И не зря, ведь так оно и было. Подружки, поначалу запавшие на его смазливую внешность, да и сами будучи пустоголовыми молоденькими дурочками, через некоторое время (от 6 часов до 2 лет, в зависимости от амбиций и IQ) приходили к пониманию, что клюнули на фуфел, на пустую подарочную упаковку, и свою внутреннюю сущность (в джинсово-кожаном прикиде) их дружок исчерпал уже к концу первого свидания, когда расстёгивал штаны и снимал кеды.

 

Ну, вот, получив от всех разочарованных пассий прощальный золотой kick-ass, Роб припал к виниловой груди своего тихо бздящего магазинчика музыкальных записей прошлых десятилетий, и, протирая пыль со старых звуковых дорожек роликом для чистки пластинок Tonar Tacky Cleaner, продолжил свой психоанализ в обществе пары таких же как он сам лузеров-меломанов, только вдвое моложе и ещё более безнадёжных. Двух этих унылых остолопов он нанял 4 года назад на три дня, но они тупо продолжали приходить на работу, и он не смог их уволить.

 

Понимаете, в чём штука. Роб всем доволен. Ну, в смысле, у него есть девушка, зачуханный магазин пластинок, какие-то квадратные жилые метры под крышей, заваленные сотнями тех же пластинок – ему больше ничего не надо от жизни. А у американской девушки стоит базовая прошивка от изготовителя с полным набором мотиваторов социального драйва, сиречь экзистенциальных императивов движения к успеху. «Роб, ты застыл на месте и ничего не делаешь. Ты должен расти! Нужно двигаться вперёд!» – и au revoir, Роберт. Парень, дожёвывая сопли, страдает, а его мама плачет в телефонную трубку: «У тебя всегда всё ни как у всех…»

 

Кроме своей безынициативности и бесперспективности (как у того валуна на распутье с граффити «На право пойдёшь… и проч.»), Роб косячит. Мало того, что его бизнес не может обеспечить нормального проживания семьи из двух человек, не говоря уже о появлении третьей персоны, он ещё и ходок. Но и это можно было бы пережить, если бы американский национальный менталитет не додумался до маргинальной правдивости как базового жизненного принципа. И это притом, что секс – их же национальный вид спорта. И что же мы имеем на выходе после соединения двух столь взаимоисключающих основ общественного поведения? Парень, сходив налево, возвращается домой и с простодушным чистосердечием сообщает любимой о своих шалостях, конечно же, с подобающими объяснениями, обещаниями и соответствующей пафосу момента тембрально-эмоциональной голосовой модуляцией своих элоквенций. И конечно же, любимая ему верит, косячок ему прощает, но ...через недельку-другую один из участников счастливого дуэта отправляется с вещами на выход. А всё потому, что абсолютная правдивость - это хрень, и наш российский национальный менталитет давным-давно вынес вердикт по сему вопросу: Не говори праву, не теряй дружбу (или в фирменном варианте моей покойной тёщи: «С мужем живи, а всю ж_пу не показывай!»). Любовь – дело тонкое, а натура – субстанция слабая, не нужно испытывать на прочность то, что этого испытания заведомо не вынесет.

 

Роб со спокойной душой живёт по двойному стандарту: то, что он позволяет себе, ему и в голову не приходит считать позволительным для Лоры, своей последней девушки, которая, кстати, его уже благополучно покинула. И однако Роб мучает и терзает себя сомнениями и вопросами, спит ли Лора с новым парнем, и лучше ли у неё с ним секс, чем с отвергнутым бой-френдом. Но что самое удивительное, в разгар страданий вопрос насущной копуляции его отнюдь не беспокоил, однако стоило ему выпытать у Лоры признание, что с новым парнем она ещё не спала, как он тут же бежит в бар, охмуряет там знакомую певичку, пребывающую в таком же подвешенном состоянии, как и он сам, и мигом ныряет к ней в постель. И никакого раскаяния поутру, наоборот, полное умиротворение и благодушие. Тогда у меня вопрос: какого хера? Что, разве нельзя было прямо с этого и начать, как только подружка освободила его квадратные метры? К чему такие сложности? Почему обязательно нужно ухищряться пристроить свой зад сразу на два стула, а? Ответом будет то самое слово, с которого мы начали свой экзерсис: инфантилизм. Сей термин употребляют к месту и не к месту, но, полагаю, его подлинное значение – это нравственная недоразвитость. И ни какая другая. А это в наш век информационной революции не просто распространенная болезнь, а самая настоящая пандемия. И никаким свободным доступом к каким угодно знаниям её не вылечишь. Ибо разломы духовной секуляризации, поразившей уже не общество, а цивилизацию, уходят всё глубже и глубже в нашу человеческую природу, и если образованием ещё худо-бедно государственные структуры озабочены, то воспитание нравственного человека, похоже, оставлено на откуп самому объекту воспитания. Как говорил тов. Бендер, спасение утопающих – дело рук самих… и т. д.

 

Роб, конечно, задница. Симпатичная, но всё-таки задница. Ему сочувствуешь, но, понимая, что другого он не просто не достоин, он этого другого не вместит. У каждого своя мера вместимости без ограничений предложенной нам экзистенции. У Роба – такая, это его предел. Мудрость существования в том, чтобы познать свою меру и, соответственно, реализовать свои потенции и амбиции ровно в её пределах. И, как говорится, будет тебе счастье. И не надо вытягивать шею в пустых попытках заглянуть за горизонт, откусывать больше, чем можешь проглотить и напрягаться объять необъятное. И проживёшь столько, сколько тебе отмерено Провидением. Желать возможного – это ни разу не тупая обывательская ограниченность, это жизненная мудрость, полученная от рассудительного опыта. А всё прочее – это раздражающее жужжание мухи, тщащейся пролететь сквозь оконное стекло: кроме обгаженной прозрачной поверхности и помятых крыльев – никакого толку. Вот, и Роб, подобно сей мухе, всё пытается прыгнуть выше попы. И это странно, ибо во всех прочих вопросах жизненного выбора он проявляет здоровую апатию, и только основной инстинкт ему не по зубам. Молодость, гормональная неустойчивость. С годами и это пройдёт. А сейчас Роб (в свои 30) досаждает девушке, которая его бросила, навязчивыми преследованиями, и это бесспорное доказательство того, что ситуация и состояние, в которых он оказался, есть подлинная мера той экзистенции, на которую он вправе рассчитывать. Однако…

 

Однако у сценаристов и режиссёра по этому поводу есть собственное мнение. Им кажется, что хорошая встряска в возрасте, соответствующем наименованию «зрелость», может сподвигнуть Роба на коренную смену жизненной парадигмы. Возможно. Я доверяю Стивену Фрирзу, а это именно его фильм. Да и Роб мне симпатичен. Поэтому, пусть так и будет.