Кольцевая Виктория


янв-февр

 
23 фев 2020
Осталось выстоять потемки
и у окна ломать коржи.
Уносишь с улицы котенка,
еще надеясь пережить.
 
Пустыми чашками сиротства
всегда постукивает ночь,
чтоб некто маленького роста
запоминал: не сын, не дочь.
 
Запоминал, что ветер в кожу,
а снег под кожу или в рот.
Зима укусит, но не сгложет.
Земля соврет и не возьмет.
 
***
По ягоды уходишь, по цветочки
а снег идет,
румян и скороспел.
И зрение, утратившее точку,
цепляется за воздух и пробел.
Проваливаясь в это голубое
по косточки в малиновом соку,
у кафеля приемного покоя
подумаешь:
пора на перекур.
А снег идет гудет
зеленым креном.
Скрипит над замирающим ростком
потерянного Евина колена
с Содомовым
болящим кадыком.
Но длится день
и, в некотором роде,
способность,
собираясь в магазин,
ответственно подумать о погоде
и выборе пути и мокасин.
 
***
Коснулась птица в ночь глухую
/камон, сова, коси, коса/.
Хоть мысью,
значит, существую
на нижней ветке колеса.
Садись, гляди.
Своей дорогой
с горячей шишкою во лбу
уходит книжник-недотрога
и ослик, помнящий арбу.
Мелеет гарус.
На востоке,
скажи-ка, птица, мудреней,
чем кипятильник одинокий
и верный счетчик у дверей.
А мы с тобою,
где же крошки,
сидим, моргаем, ни гу-гу.
Жизнь выпадает
понарошку
иголкой в северском стогу.