Auska

Так хочется поделиться кусочками текстов, написанных Фаиной Георгиевной и опубликованных в книге "Судьба-шлюха". Помещать это всё в литературный дневник - просто хоронить.

 

Как бесконечно трудно одинокому старому немощному человеку, особенно, если большая часть жизнь была яркой, многолюдной, в свете рампы, в окружении талантливейших людей, каждый из которых был маленькой вселенной:

 

"Тоска, тоска, я в отчаянии, такое одиночество. Где, в чём искать спасения?

Тоска, тоска, - "час тоски невыразимой, всё во мне, и я во всём". Это сказал Тютчев - мой поэт. А как хорошо было около Ахматовой. Как легко было..."

 

И - о носителе таланта, который в сущности никому не нужен после его использования:

 

"Кто бы знал, как я была несчастна в этой проклятой жизни со всеми моими талантами. Недавно прочитала в газете: "Великая актриса Раневская". Стало смешно. Великие живут, как люди, а я живу бездомной собакой, хотя есть жилище! есть приблудная собака, она живёт моей заботой, - собакой одинокой живу я, и не долго слава Богу, осталось.

Мне 85 лет. 1981 г."

 

Она умрёт 19 июля 1984 года.

 

--------

 

...Разве это не поэтическое(?!):

"Увидела на балконе воробья - клевал печенье. Стало нравится жить на свете. Глупо это..."

А что именно глупо - жить на свете или , что "стало нравиться" из-за воробья? Это её тайна... Может, в этом ответ кроется, в высказывании Цицерона, которое приведено Раневской в книге. Цицерон говорит: " Что может быть глупее - требовать на путевые расходы больше, чем меньше остаётся пути".

 

И как резюме к своему возрасту:"Старость - это свинство."

 

 

----------

Юмор, смех, сарказм. Порой грубовато, но Фаине Раневской это так идёт, оно, слетающее с её уст, совсем не кажется пошлостью:

" Страшный радикулит. Старожилы не помнят, чтобы у человека так болела жопа".

-----------

 

Любовь..

 

" В природе больше всего люблю собак и деревья. На цветы смотреть тяжело теперь.Больница, 77г., осень.

Лес осенью чудо! Смотрю в окно, как деревья умирают стоя. (!- Г.З.)

Кричит ворон с отчаяньем, жаль его, наверное, голодный.

 

И опять о древьях:

 

"Деревья всегда прекрасные - зелёные и без единого листа. Я их люблю, как могу полюбить хорошего человека. В цветах нет, не бывает печали и потому к цветам равнодушна."

 

И опять цветах:

 

"Удивительно. Читаю и удивляюсь: мои ощущения, мои мысли, но сказал это Бунин:

"Я всю жизнь отстранялся от любви к цветам. Чувствовал, что если поддамся - буду мучеником!. Ведь просто взглянуть на них - уже страдание: что мне делать с их нежной, прекрасной красотой? Что сказать о них? Ничего ведь всё равно не выразить. И чуя это, душа сама отстраняется".

 

 

О ПИСАТЕЛЯХ

 

О Теффи:

"Жалость...есть, наконец, самый горячий и самый подвижнический лик любви - любовь к возлюбленному материнская". Это Теффи, великолепная, трагическая и очень несчастная в эмиграции, мой любимый прозаик, самая талантливая. Мне повезло сейчас прочитать почти всю её, а после неё взяла записную книжку Ильфа и не улыбнулась".

 

О Бабеле:

"Перечитываю Бабеля в сотый раз и всё больше и больше изумляюсь этому чуду убиенному".

 

О Лескове:

"Читаю, читаю, перечитываю. Взяла Лескова перечитать. "Юдоль" - страшно и великолепно. Писатель он ни на кого не похожий, он не может не удивлять. Только Россия дать и Толстого и Пушкина,и Достоевского, и Гоголя и аристократа ( от лавочника!)Чехова, и мальчика Лермонтова, и Щедрина, и Герцена, и Лескова неуёмного - писателя трагически одинокого; и в его время, и теперб его не знают. Теперь нет интеллигентных, чтобы знать их вообще, писателей русских ( Вот так примочка нам!- Г.З.) У Лескова нашла: "Природа- свинья" Я тоже так думаю! Но люблю её неистово ( а "свинья" - это о похоти)".

 

Это ещё не всё...