Андрей Мансветов

Оригинал вы можете прочитать в конкурсе (https://poembook.ru/contest/1203-kubok-poembuka-vesennij-sezon-2019-kvalifikatsiya/poem/91899-reinkarnatsiya-). Даже сначала не прочитать, а окинуть взглядом графику стихотворения. Получается этакий треугольный флажок с неровной строфикой – 4-6-4-7. Отставляешь эту мысль в сторону и начинаешь читать, имея в виду, в том числе понять, почему так.

 

Я помню, уходил последний день в распластанный закат кровоточащий.

Казалось, небосклон слегка задень — в воронку раны вмиг тебя утащит.

Потом был сон: сплошная темнота — ни времени, ни звука, ни опоры,

ни страха, ни желания летать... Лишь осознание: проснусь теперь нескоро.

 

С первой строки мы видим сдвоенный (или даже строенный мотив): мотив памяти, мотив смерти индивидуальной и смерти мира. По сути, картинка уже нарисована. Дальше, до перевода строфы – уточнение мотива смерти. Если убрать картинку, получим: я помню, как умер, там нет ничего. Здесь у автора мне частично понравилось развенчание мифа посмертия, а сон здесь – именно метафора смерти (ни страха, ни желания летать – хорошо). Однако финал строфы, включающий слово «осознание», сильно снижает впечатление, поскольку сон по поэтической и психологической природе неаналитичен. Еще мне видятся противоречия. Первое: описанное автором как сон, в середине прошлого века достигалось экспериментально. Человека погружали в специальный бокс, лишая полностью всех чувственных ориентиров, и эмоция страх очень быстро становилась доминантной. У автора – страха нет. Второе: при отсутствии ощущения времени, «нескоро» как маркер именно этого ощущения невозможен, поскольку и мгновение и бесконечность равно не воспринимаются.

Я расписал подробно то, что не склонный к рефлексии читатель может воспринять (хотя, не обязательно, может и проскочить) как игровой момент, сделанность, искусственность.

А тут еще и негативный акцент на фонетику, об который спотыкаешься. Неточная рифма «кровоточащий – утащит». Не буду говорить о допустимости такого, формально, можно и пропустить, но слух царапает по очевидной причине. Если без терминов: …щий – открытый, продленный слог («й» – сглатывается звучанием, остается удлиненное «и»). …щит – закрытый, четко очерченный слог с четко читаемой точкой в конце. Более того, слог находится в безударной позиции и гласная читается как переходный звук между «и» и «ы».

Подобные фонетические шероховатости мы видим и дальше. «Вороной-перезвоном». «Правду-рядом».

Кстати, к началу второй авторской строфы становится понятным помянутое в начале разбиение текста. Каждая начинается с «я помню». Т.е. перед нами четыре воспоминания. Отложим пока эту информацию в уме и двигаемся дальше.

 

Я помню: воспалённая весна, прокашлявшись старательно вороной,

опять меня пробудит ото сна тюльпанов колокольным перезвоном.

В который раз очнётся старый мир в чужой и чуждой новой оболочке.

Последний шанс поманит — на, возьми! — не признавая чёрной жирной точки.

Сомнамбулой пойду на птичий зов, закрыв глаза, боясь увидеть правду,

и не расслышу детский голосок, беспомощно прошелестевший рядом.

Сегодня, 08:33

Перед нами второе воспоминание (важно учитывать, что авторская строфика позволяет рассматривать каждый блок отдельно). Если в первом доминанта – мотив смерти, реализованный через весьма часто используемый для этой цели образ заката, то здесь – мотив возрождения-пробуждения – весна (используется также часто и повсеместно). При этом обнаруживаем в строфе хороший аудиовизуальный образ – «тюльпанов колокольным перезвоном». Но порадоваться не успеваем. Строфа, в имеющемся виде, чудовищно перетяжелена на фонетическом, ритмическом и семантическом уровне. Если не удается преодолеть ее на едином дыхании (а передо мной такая задача не стоит – читаю в аналитическом режиме) начинаешь вдумываться в смыслы, пытаться визуализировать образы.

И первое, что вижу: весна старательно прокашливается вороной. Понятно, автор имел в виду, что ворона каркая (по звуку это похоже на кашель) ознаменует начало весны – излечение от болезни.

Но, если не разбираться, включить чистое восприятие, рисуется картина, что весна - архетипическое олицетворение – девушка - выкашливает ворону.

В следующей строке видим пресловутое «пробУдит». Об аналогичное в стихотворении члена жюри Анкудинова уже неделю с лишним ломают копья критики. Про «тюльпаны» в той же строке уже сказал.

Далее – весьма пафосный штамп «очнётся старый мир» и тут же невизуализируемое, а значит обнуляющееся из поэтической речи «чужой и чуждой новой». Хотя сам образ легко декодируется через название стихотворения. Идея шанса в следующей строке тоже понятна, вопрос только, почему он последний? Само допущение реинкарнации (перерождения) хоть в буддизме, хоть в менее религиозном социально-культурном смысле, предполагает цикличность, а не единичность, «последнесть».

Черная жирная точка смерти в той же строке – штамп безусловный, и к находкам автора отнесена быть не может.

Завершающие авторскую строфу строки вызывают только вопросы. Некоторые из них можно снять аналитически, путем домысливания или интерпретации, некоторые нет.

Так «сомнамбулой» ЛГ ощущает себя потому что очнулся в чужой и чуждой оболочке. Допустим. Но на какой именно птичий зов он идет? На помянутое карканье вороны? Маловероятно, учитывая, что самоё «птичий зов», зашит в культурное сознание на уровне стереотипа, и сознание сопротивляется.

Почему идет закрыв глаза? Разве герой мало пробыл в темноте и пустоте? Ведь ему должно хотеться смотреть и видеть? Какой правды он боится? Домысливаем, что боится увидеть себя в новом-чужом теле, но это именно домысливаем. Какой «детский голосок» герой не расслышал? Эту строку пытаться интерпретировать боязно, поскольку автор не дает нам никаких подсказок относительно нее. Разве что воспринять это, как если герой реинкарнировал в тело ребенка. Но тогда выпадает «беспомощно прошелестевший рядом». И ответа нет. В итоге строфа распадается, вместо картинки, или эмоции – обрывки, осколки, пустой пазл. Посмотрим, удастся ли его собрать дальнейшим чтением.

 

Я помню затяжной бесцветный сплин.

Цыганский дождь снимает с почвы порчу.

Но почерк молний, пляшущих вдали,

для смертных, как и прежде, неразборчив.

Сегодня, 08:34

Увы, третье воспоминание ничего не проясняет. Оно отдельно. Оно о другом. Не буду расчленять образ «затяжной бесцветный сплин». Он интуитивно понятен, разве что выглядит в достаточной мере искусственным, сделанным. Он отчасти («затяжной», или даже «затяжной бесцветный») тяготеет к дождю – центральному образу следующей строки, но если отбросить определения, мы просто узнаем, что герой помнит, что хандрит (Подобный английскому сплину, Короче: русская хандра…). Дальше идет не вполне объяснимая, но чувственно воспринимаемая и безусловно поэтичная, как на фонетическом, так и на семантическом уровне строка. Однако вслед за удачей следует провал. Автор ухолит в личностно не привязанное обобщение с претензией на сакральность и метафизику. Если отбросить все средства поэтической речи и передать своими словами смысл строфы, получится: «я помню, что хандрил, был дождь, но смертные, как и прежде, не могут понять, что имеют в виду вышние силы, обрушивая на мир молнии. Очевидно, что силлогизм не складывается.

Справедливости ради, не могу не сказать, что образ «почерк молний, пляшущих вдали» я считаю хорошим. Однако не вижу ни смысла, ни причины того, что содержащая его строка начинается с противительного союза. Где здесь противопоставление дождю или сплину? Или чему-либо из сказанного выше? Опираясь на собственный как педагогический, так и ученический опыт могу сказать, что такая конструкция фразы - очень распространенная ученическая ошибка. Мотивация автора – придание тексту кажущейся многозначности, реализация эффекта усиления… либо просто кусок внутреннего монолога остался в умолчании, не попал в текст. Увы, логика, видимая изнутри, не всегда прозреваема снаружи.

И у нас остается финальное воспоминание.

 

Я помню... что не помню ничего

того, что было, и того, что будет.

Лишь вечности нечаянный зевок

меж выдохов

и вдохов

полной

грудью.

 

Первые две строки его семантически аннигилируют, и говорить о них смысла бы не было совсем, если бы не аллюзия на один из самых известных текстов Франсуа Вийона с рефреном: «Я знаю все, но только не себя». Кстати, интересно, что строки, первыми пришедшие мне на ум в этой аллюзии, прямой упрек мне же.

 

«Я знаю мир - его судить легко нам,

Ведь всем до совершенства далеко…»

 

Мне на самом деле совестно перед автором, но если не разъять текст, как это сделал я, не получится понять то, что иные читатели почувствуют интуитивно, но не смогут объяснить себе. Возникнет внутренний конфликт и не формализуемая негативная оценка. Возможна ли позитивная? Да, возможна. Если читатель «возьмет себе» только магию ритма и маркеры эмоций. Или только ритм и картинки, ведь в каждой строфе есть как минимум один интересный, состоятельный образ. В этой, например, «вечности нечаянный зевок».

На такой оптимистической ноте можно было бы и закончить, но я рискну позволить себе еще несколько замечаний.

Во-первых, хотелось бы обратить внимание автора на избыточное использование определений. В том числе и сдвоенных (распластанный, кровоточащий закат; чужой и чуждой новой; черной жирной, затяжной бесцветный). Есть такая хорошая метафора, что в художественном тексте существительные - это кости, глаголы – мышцы, а прилагательные-причастия – жировой слой. Последнего здесь, на мой взгляд, избыток.

Во-вторых, несмотря на смысловую обоснованность авторской строфики, естественная (напрашивающаяся в том числе и по фонетическим особенностям текста) разбивка выглядела бы так:

Сегодня, 08:36

Я помню, уходил последний день

в распластанный закат кровоточащий.

Казалось, небосклон слегка задень —

в воронку раны вмиг тебя утащит.

 

Потом был сон: сплошная темнота —

ни времени, ни звука, ни опоры,

ни страха, ни желания летать...

Лишь осознание: проснусь теперь нескоро.

 

Я помню: воспалённая весна,

прокашлявшись старательно вороной,

опять меня пробудит ото сна

тюльпанов колокольным перезвоном.

 

В который раз очнётся старый мир

в чужой и чуждой новой оболочке.

Последний шанс поманит — на, возьми! —

не признавая чёрной жирной точки.

 

Сомнамбулой пойду на птичий зов,

закрыв глаза, боясь увидеть правду,

и не расслышу детский голосок,

беспомощно прошелестевший рядом.

 

Я помню затяжной бесцветный сплин.

Цыганский дождь снимает с почвы порчу.

Но почерк молний, пляшущих вдали,

для смертных, как и прежде, неразборчив.

 

Я помню... что не помню ничего

того, что было, и того, что будет.

Лишь вечности нечаянный зевок

меж выдохов и вдохов полной грудью.

 

К слову, такая запись помогла бы сгладить иные из шероховатостей стиля.

 

PS. Все, что я тут понаписал, - насильственная вербализация впечатления, которое формируется о тексте в процессе первичного чтения. Я специально по максимуму опустил чистую «технину», интересную только и исключительно литературоведам. Метр и прочую фигню, кому надо, вычислят сами, и ударения расставят, если очень захочется. Я прочитал глазами и прочитал вслух. С аудицией у текста все в порядке, кто сочтет иначе – не верьте.

 

PPS.

Разбор можно было сделать глубже, образы и лексические средства разобрать детальнее, но я специально постарался при чтении отстроиться от филологического восприятия. Кстати, аллюзий в тексте больше одной. Так в первой строфе отдается эхом Шекспир, во второй – немецкие романтики, серебряный век - в третьей. Но говорить об этом – растягивать портянку анализа еще вдвое.

 

PPPS.

Ничьих комментариев к тексту я специально не читал, и не в курсе, кто и на что обратил внимание.

 

С уважением, А.М.

 

 

Л.М. Сегодня, 09:45

Первым делом хочу поблагодарить Вас — многое Вы увидели(но не всё, и это моя вина, поскольку то, что очевидно мне, не считывается «извне»), проанализировали с максимальной тактичностью, хотя чувствую, что могли бы «прошерстить» пожёстче. Давайте проясним побуждение к написанию этого стихотворения. Это выход из затяжной комы. Второй выход. Поэтому ЛГ как бы знает будущее, уже было такое и опять предстоит. Воронка раны — эпицентр заката, солнце. Это символ не просто заката жизни — это ассоциация ухода внезапного и нелепого, это как плывёшь по спокойной реке и вдруг тебя утаскивает в водоворот, но если ты начнёшь сопротивляться, пытаться выбраться из него, то непременно погибнешь, а если войдешь и донырнёшь до самого дна, есть шанс выплыть в стороне от этого места. Поэтому графика максимально приближена к форме воронки, водоворота. Мыслей как таковых, логических, практически нет. Есть состояние, осознание некого отстранённого я, которое существует независимо от тебя и тем более твоего тела. То есть тебя несёт к этой «воронке», и ты с этим смирился. Дальше всё — это как бы попытка восстановления сознания, попытка собрать из отрывочных воспоминаний, ощущений, ассоциаций, предположений и прорывающихся из внешнего мира звуков прежнего «я», восстановить «старый мир». Первый образ — весна. Это чувствуется непостижимым образом по звукам и запахам, но нет уже просто «весна красна», красный — это гиперемия, воспалённое горло, в котором долго стояла трубка, даже прокашляться не получается — каркающий звук(«может быть, я теперь ворона? В голове навязчивое из песенки «я ворона, я ворона...», извне — из больничного скверика — вороньи крики: собратья зовут? Я уже почти поверил, что стал вороной и безвольно иду на их зов, не слыша детского голоса(у постели сидит маленький сын/дочь). Могу и дальше «ответить за каждое слово», но ограничусь пояснением противопоставления, которое вызвало вопрос не только у Вас. Дождь снимает порчу с земли: увлажняет, взойдут семена, пойдут в рост растения, зацветут, оплодотворятся, принесут плоды — процесс повторяющийся из года в год и потому предсказуемый. А вот молниям приписываются как «божья кара», так и импульс духовного озарения. Невозможно предсказать заранее, что они «напишут».

Всё выше изложенное, это — скелет, вокруг которого нарастает мясо мыслей о более сложных вещах. По поводу рифм. Думаю, что со временем уйдут от точных рифм точно так же, как ушли от «ругаемых» глагольных и грамматических вообще. В большей степени для меня важно, что фонетически стихи звучат в соответствии с поставленной задачей.

Если будут ещё вопросы и уточнения, отвечу. И ещё раз — спасибо!

 

Не знаю, стоило ли это говорить, но именно Вы — «виновник» этого стихотворения и размышлений около него. Дата написания — первые числа декабря 2018 года...

 

Я Сегодня, 11:10

Стоило, наверное. Я понял ответ. И видимо уловил, помните, что мне понравилось в первой строфе. А во второй не понравилось. Ворона, как раз. И с трахеостомией я знаком близко, и как врач, и не только. И угадал дистанцию между мыслимым-сказанным.

Хочется все же услышать мнение ваше, стоит ли выставлять разбор на публику. Мое мнение - стоит. Вместе с вашим комментарием. а потом продолжить разговор.

 

Л.М. Сегодня, 11:29

Хорошо.