Перцевая Людмила

Культурологическое погружение поэта, использование символов и образов найденных и зафиксированных в культуре прошлого, задолго до него - тема очень интересная! Этому явлению, конечно, не сто и не триста лет, - цитирование в том или ином виде мифов, сказов, образов Библии, вообще параллельное сотворчество существовало, наверное всегда, во всяком случае - с тех пор, как появилась письменность. Тут много психологических мотивов: желания присоединиться к гениальному, интерпретировать его, перепеть... на фоне образа, к примеру, Офелии - расцветить бисером свою печаль. Самое замечательное, что при этом стираются грани между родами искусства: музыка, живопись, поэзия могут сплести самые причудливые произведения с рождением новых смыслов. В этом отношении чудесный образец в своем творчестве являет нам Александр Блок, в стихах которого вторую жизнь проживает Кармен и Гамлет, Офелия и Алконост, сказочные и библейские герои, становится действующим лицом сама Музыка и Театр. Неподготовленный читатель вряд ли сможет в полном объеме воспринять напластования смыслов, символов и знаков, таящихся в этом совсем не случайном упоминании имен, цитировании ранее заложенных и сконцентрированных временем эмоций. Эта поэзия рассчитана на эрудита, на читателя, равного поэту по степени осведомленности в необъятном мире культуры. Именно к нему обращено доверительное и многозначное слово.

Такое свободное обращение с мифологией, образами Библии, героями Гомера, Овидия, Данте (список огромен и незамкнут!) характерно для стародавних времен, когда грамотность вообще была достоянием избранных, когда Читатель и Поэт вращались в одном мире высокой культуры, читали одни и те же книги, слушали в одних залах музыку и ходили в один театр. Один создавал свои образы, с легкостью используя мировой наработанный потенциал, другой - прочитывал, разгадывал ребус, приходя в восторг от родства с высокими сферами.

Разумеется, границы эти подвижны и размыты, слуга может быть умнее и в какой-то момент начитаннее господина, поэт может достигать невероятных высот, описывая низкое, наблюдая живую жизнь во всех ее проявлениях, обогащая этим самым культуру новыми образами, пригодными в свою очередь для цитирования. Самый простой пример - Андерсен и Гофман со всеми их сказками, Грин с его "Алыми парусами" и "Бегущей по волнам", образцы прекрасной поэзии 18-19 веков. Поэты уже рифмуют свои эмоции с музыкой не только Шопена, но и Шнитке, рисуют в стихах пейзажи не только кистью импрессионистов, но и прибегая к приемам авангарда. Замечу, и эта культурологическая поэзия требует эрудиции, моментального понимания, что чувствует Поэт, используя образ, имя, мотив, как знакомую читателям краску в написании своего произведения.

Не исключено, что автор-культуролог в этом поиске многозначности - тщеславен и контакта с читателем сам не желает. Из Гордыни? Совсем не желая ни с кем делиться своим сокровенным? Просто дурачит всех, кто открыл его книгу?

Давайте поиграем. Вот я, в печали творческого кризиса, пишу:

"Куинджи кормит птиц на крыше,

Пейзажей больше он не пишет,

Меня бы понял, думаю, Архип,

- Я тоже больше не пишу стихи..."

Читатель скривится и скажет: чего это она Куинджи загнала на крышу? Всё выдрючивается, примазывается к криминальному шуму вокруг украденного в Третьяковке пейзажа? Читатель, даже просвещенный, вовсе не обязан знать, что Архип Иванович, гений-самоучка, потрясший имперскую столицу десятком уникальных полотен, переживший за десять лет феерический успех, вдруг замкнулся и более не выставлялся. Он был вполне благополучен, но в мастерскую никого не впускал, на ее крыше в определенный час кормил и даже лечил птиц, считал, что понимает их лучше, чем людей... Произошло это, когда ему было всего 40 лет. Для сравнения: Айвазовский написал более 6000 полотен и писал до глубокой старости. Архип Иванович испугался раннего пробуждения своего гения, того, что далее пойдет по нисходящей: "Пусть все знают сильного Куинджи, а не того, который пойдет на спад!" И замолчал. Вот такая подоплека. Чтобы Читатель услышал Поэта и понял его, он должен знать эту историю. Так и во всех остальных поэтических явлениях: или ты прокидываешь мостик для понимания - или пишешь только для себя. Так мне кажется.

Да, какой то мостик к взаимопониманию должен быть, хотя это не исключает и усилий читателя к пониманию: это о чем мне говорит какая-то Леда и Лебедь? Сносками эффект доверительности снижается, представьте, что Блок в своих стихах делал бы сноски, разъясняя про Гамлета... Кармен... птицу Сирин. До какого уровня допустимо невежество Читателя - или фанаберия Поэта? Все очень сложно и очень интересно, есть проблема! А главное - чтобы кроме жонглирования образами в стихе еще и содержалось свое послание, свой добавленный капитал. И если этого нет, словами Екклесиаста из Библии заключим в разочаровании: "Все суета сует и томление духа, и нет от них пользы под солнцем..."