Кейн

Василий был умненьким. Это кикоз, что такое. Лучше б он был вмазанным. Чем умненький отличается от умного? Умненький всегда умненький, безальтернативно, а умный адекватен моменту. Он и тупым может запросто побыть, если такую линию поведения диктуют обстоятельства. Василий преследовал одну цель - всем показывать, что он умненький. Всем на это пофиг, кстати. Умный сразу понимает, что всем пофиг. А умненький идентифицирует молчание в пользу благоговения. Умный молчалив, а мысли формулирует тяжело, потому что они у него свои собственные. Умненький тараторит, блещет. Ещё бы не блистать, когда не рожаешь, а фонтанируешь заемным? На фоне умненького умный может выглядеть идиотом. Представьте передачу "К барьеру", где Владимиру Соловьеву оппонирует Лев Толстой. Скребет затылок, крутит бороду, эээ, бэээ, мэээ. И Соловьев. Стелет, витийствует по готовому. Итог голосования для меня очевиден.

 

Василий - это Соловьев, только без политической придури, продажности и Грачев. Он так-то баптист. Умненький баптист. Таких людей надо держать в одиночных камерах, а Василий выбился в люди - вел домашнюю группу на Драмтеатре. У современных протестантов есть такой завод - собираться два раза в неделю на дому маленькой общиной, чтобы пить чай, молиться и разбирать библию. Василию эти сборища очень нравились, потому что ушей свободных много, есть где развернуться и вообще - правильный фон. Фон был тем более правильным, ведь на группу пришла новенькая и пожаловал пастор из пятидесятников. Василию хотелось его прищучить, а ее окормить по полной программе. Василию нравилось укреплять свой авторитет и шатать чужой. Ему виделось в этом мировое равновесие. Василий не знал расхожего вопроса Алексея Хомякова: "Истина от авторитета или авторитет от истины?" А если б и знал, вряд ли бы понял.

 

В среду дело было. Десять человек собралось. Василий, старенькие, новенькая и пастор. Помолились. Чаек заварили. Печенья дали. Еще дали. К пряникам перешли. Раскрыли библии. Шестую главу послания к Римлянам апостола Павла. Непростая глава, если вдуматься. Стали читать стишки по кругу и трактовать. Азы герменевтики. Что пнем о сову, что совой о пень. Василий куражится. Плетет богословские кружева. Выказывает эрудицию. Рождение свыше. Центральная тема. Никодима вспомнил. Еще кого-то вспомнил. Все неправильно толкуют. Или неглубоко. А он и правильно, и глубоко. Тут новенькая говорит: "А я не согласна". Василий аж подпрыгнул от такой дерзости. Не согласна? С ним?!

 

Глаза Василия сделались тигриными. Ах, как он нее обрушился! Бил и так, и сяк, и наперекосяк. Спинозу вспомнил. Мейстера Экхарта. Еще трех человека. Рта раскрыть не дал. Затюкал влет. А пастор-пятидесятник откашлялся и тихо так спросил, не глядя на Василия, а глядя только на новенькую: "Скажи, а с чем ты не согласна? Вообще, расскажи, как ты понимаешь это место Писания". Василий от такой наглой простоты умолк. Новенькая приободрилась и рассказала. А пастор ее внимательно выслушал, похвалил, а потом объяснил контекст, без знания которого верно истолковать этот стих невозможно. Новенькая улыбнулась и кивнула. Василий озлобился. Весь вечер пытался подцепить пастора, но тот не подцеплялся. А в конце и вовсе попросил Василия представиться ему полностью. Василий спросил: "Зачем это?" А пастор сказал: "В молитвенный лист тебя впишу, молиться за тебя буду по вечерам".

 

Ночью Василий напился. Переспал с соседкой Галей. Пристрастился к наркотикам. Отсидел треху. Похоронил мать. Развелся с женой. Бродяжничал. Чуть не умер. Через десять лет он перестал быть умненьким и сделался умным. Кроме шуток. Носит с собой молитвенный лист размером с портянку, много молчит, тих и скромен. Всегда уместен, как бутерброд с докторской колбасой. А вы говорите - Бога нет. Есть. Просто его не найти без звиздюлины, сиречь - опыта. Повезло Василию. Ох, как повезло! Ну, и пастор, конечно, глыба. А что случилось с новенькой, я не знаю. Замуж, наверное, вышла, бедняжка.

 

Павел Селуков