Филатов Игорь

Три километра, неся на плечах тяжкий зной, вдыхая сухой полынный воздух, — и я у Богомоловой горы. Ещё через полкилометра слева начинается тропинка к Зелёному Озеру. Но я туда сегодня не пойду, я сверну направо. Там русло реки. Накануне я узнал наконец её название — Шеле́м. Что оно обозначает, никто мне не смог сказать, я называю её Сухая Речка. Сейчас в ней ни капли воды, по сути, это каменистая извилистая дорога, по бокам которой то обрывистые берега с торчащими подмытыми корнями, то заросли стеной. И везде — ежевика.

В этот мир входишь с облегчением. Только что был напряжён до предела, чтобы противостоять жёсткому, как рентген, белому зною дороги, и — полное расслабление!

Тень, условная прохлада и покой. Солнце здесь раздроблено и рассеяно по мельчайшим бликам и лучикам, пробиваясь через листву, оно становится мягким, добрым, ласковым.

Воздух здесь густой, напоенный травами и цветами. Обычно воздуха не замечаешь, а тут (в Крыму вообще) каждый вздох имеет вкус. В горах — это полынь и хвоя, на море — йод и соль, здесь — цветочный нектар и опять же полынь.

Особенное чувство, когда ветер набегает на тополя, шумит в вершинах, словно там едёт поезд или автомобиль, но в то же время как-то грозно и таинственно. Легко можно представить, что это пролетает, например, дракон или стая летучих обезьян. Хочется стать незаметным, притихнуть… А потом опять — тишина, сухой и в то же время насыщенный воздух, который лежит на тебе, касается, поддавливает и ласкает при этом. Сидишь, как в нирване, наслаждаешься и знаешь: совсем рядом, стоит только выйти из полупрозрачной тени на солнце — безжалостный зной.

Здесь — царство бабочек. Их тут сотни, если не тысячи! Летают стайками, поодиночке, больше всего — парочками. Видимо, период самой любви. Бабочки крупные, чёрно-белые с внешней стороны, с обратной — абстрактный узор, напоминающий сухую листву и мешанину сухих травинок и палочек. Совершенно невозможно заметить бабочку, когда она вдруг сложила крылья. Села — и исчезла. Совершенно слилась с бликами света, былинками и камешками. Взлетела — вот вам чёрно-белая молния. Полёт неровный, порывистый, непредсказуемый. Так и не смог поймать ни одну, чтобы познакомиться поближе. Надо будет потом найти её по определителю. (Оказалось, бархатница Цирцея)

До горы я дошёл за полчаса быстрым шагом, это примерно 3 км. На обратном пути на 200 м по реке у меня ушло почти два часа. Потому что в этом заколдованном бабочкином царстве невозможно спешить. Здесь словно останавливается время. Сидишь на камне, слушаешь, как вверху, в вершинах тополей шумит ветер, тянешься рукой к замеревшей бабочке, состязаясь с ней в терпении, не спеша ешь ежевику, выбирая самые сладкие ягоды… К слову, здесь её очень много, и почти вся спелая. Возле посёлка все ягодные мета истоптаны, а сюда доберётся не всякий.

Разумеется, я фотографировал: и бабочек, и ежевику, и какие-то странные травы и мини-пейзажи — всё, что останавливало взгляд. Это было маленькое двухчасовое путешествие, одно из многих, ради которых я и приезжаю сюда. Эти два часа останутся со мной на всю жизнь. Совершенно особенное удовольствие — полное отрицание себя как уникальной личности и растворение в окружающем мире.

 

Кроме чёрно-белых бабочек были и другие в небольших количествах. В том числе Красная Орденская Лента, большая ночная бабочка редкой красоты. Верхние крылья пёстро-серые, сливающиеся с землёй, камнями, сухими листьями... Зато нижние — ярко-розово-алая муаровая лента, словно вспыхивающая вдруг, когда бабочка взлетает. Зачем ей такая красота? Непонятно. Но очень красиво!