Андрей Мансветов


КРИТИКА. Стриптиз для Партизанки

 
26 сен 2018
Началом всего во мне было слово, и слово было любовь,
Со всем присущим ему хороводом трепетов, снов и магий.
Затем было чудо сродни умножению рыб, хлебов -
Способность писать любовь, водя пером по бумаге,
Набивая ли в телефоне подобие муравьиных троп
В любой толпе, где бетон, стекло, и не видно неба над головами,
В любом уголке америк, азий или европ,
На любом языке... Стихи - это запись любви словами,
Это сад Господень, который нельзя ограждать, стеречь,
Он открыт всем прохожим, тенист и богат плодами,
Это ветер цветущих долин, обращенный в речь,
Это сладкий грех, живущий во всякой Еве или Адаме,
Свет и мрак, зачатые в сердце и выход ищущие вовне...
И еще раз слово, что было началом всего во мне.
 
 
А вот от редкий случай, когда я ставлю перед собой задачу только ругать текст. Хвалить, так его и без меня достаточно хвалили и хвалят. Он обаятельный, он, на внешнем слое, – вполне личностное проживание вечной темы, и лирическое я он раскрывает четко. Немного слишком в лоб раскрывает, ну да бог с ним.
Помнится, сам автор, не так давно порадовался, что про его тексты перестали говорить, что «это под Полозкову», а стали «это под Бродского» (за точность воспроизведения не ручаюсь, но смысл был такой).
Мне же, сквозь призму опыта, видится интересный прецедент поэтического ученичества, когда критическая масса заемной, воспринятой извне поэтики, цементируется агрессивно выраженным женским лирическим я, но не происходит прорыва в свой голос, саморефлексия не раздевается догола, до мяса, комфортно укрываясь за игровой поэтикой.
Честно говоря, не знаю, надо ли торопить, тыкать иголкой в куколку. Допустим, надо.
 
Первый минус представленного автором текста в жирном штампище начальной строки, который не отменяет личностно-игровой акцент, реализованный через «Началом всего во МНЕ». На самом библейско-эзотерическо-хиппи штампе «Вначале было Слово и Слово было – ЛЮБОВЬ» останавливаться не будем, если интересно – Яндекс в помощь, там все есть, и весьма показательно. Тем более, что впереди нас ждет эхо многих поэтических голосов. И автор об этом сразу проговаривается, давая нам образ «слова» с «присущим ему хороводом». И первое эхо – собирательное эхо русской женской лирики, вот это цветаевско-ахмадулинское (трепетов, снов и магий) применение множественного числа для единичных смыслов.
Кстати, к обыгрыванию через библейский концепт семантики чуда поэзии, претензий нет, это не находка, конечно, если покопаться, аналогий найдется масса, но четкая, осмысленная работа с образом. А дальше обратное но. «Водя пером по бумаге» - мало что штамп, но штамп сугубо игровой поэтики. Справедливости ради, его можно трактовать как осознанный отсыл к прошлому глобальному поэтическому опыту. Да чего греха таить, юный, начинающий я, мало того, что, понта ради, писал перьевой, так и гусиными перьями с чернильницей выучился. Пушкиным от этого, правда, не стал. И снова справедливости для, перо у автора в антитезе с телефонными муравьиными тропами выглядит хорошо.
Про образы следующей строки я такого сказать не могу. Во-первых, мне не представляется до конца оправданным метонимическое встраивание в толпу стекла и бетона. Во-вторых, слишком много аллюзий на чужие голоса. Только навскидку: «бетон, стекло, металл» - осознаваемый городской стереотип в песне Высоцкого «Стоял тот дом…», «небо над головой моей» в песне Иванова «Боже, какой пустяк…» и, самая отчетливая на Цветаеву – «За наши не-гулянья под луной, //За солнце не у нас над головами…»
Также, «В любом уголке америк, азий или европ, На любом языке...» - отчетливо интонационно коррелирует с Бродским, хоть и не цитатно.
А дальше только перечень культурных стереотипов, качественно стилистически уложенных в единый ряд с финальным выходом на кольцевую композицию. Причем опять самозаявленный автором через повтор фонетического маркера. «Над головами-словами-плодами-Адаме» кроме прочего дают ощущение монотонности (а она неизбежна в любом перечислении).
На этом, собственно, и все. И, по моему мнению, рассмотренный текст еще не состоявшиеся стихи, но убедительное доказательство того, что куколка может стать бабочкой.