Пиля Пу

Не ищите меня в суете городов,

Где продуманный мир распахнул свои сети,

Я ушёл от него далеко-далеко,

И в сиреневой дымке пропаду на рассвете.

 

Стайка юнцов с диким смехом и матюками неспешно перемещалась вдоль широкого бульвара, чтобы в "Круглом" кабаке старого парка весело провести вечер, а если "попрёт мастюха", то и до утра можно куролесить под прикрытием клёнов - великанов. Мы были столь же юны и отвязны, а резкий ветер всё так же срывал с клёнов и тополей жёлто-алую листву и забрасывал ей демонов, нахохлившихся на дремучих деревьях парка, дремлющих в ожидании своего часа. И час этот, когда старые клёны в тусклом свете фонарей, казалось, сами выходили на дорогу, рождал тревогу и полнейший раздрай. Кровь бешено колошматила вздувшиеся сосуды, где-то, за гранью, нещадно гремел речетатив модного репера, тарахтели по колдобинам дороги авто, вжигали мотики.

 

Старый городской парк - музей. Памятник ЮНЕСКО, благодаря исполинам - деревянным скульптурам, исполненным рукой мастера из умирающих деревьев. Когда-то, здесь было старинное кладбище, в тридцатые годы прошлого века преображенное в парк «имени культуры и отдыха» пролетариев. Я вглядываюсь в силуэты, пляшущие под могучими раскидистыми клёнами, - таинственные воины, эльфы или юркие дриады? Слышу гулкие шаги и смачные обрывки фраз, прерываемые каскадами то ли смеха, то ли вздохов, сзади и, где-то, совсем рядом. Вдыхаю чуть сладковатый прохладный воздух, здесь он, совершенно не такой, как в городе. Касаюсь бугристой влажной коры дремучего клёна. Он знает, он всё помнит, он помнит всех…

Где-то, по извилистой дорожке неслышно ступает старый Мастер, - хранитель парка. И мой дух когда-нибудь, непременно, будет возвращаться в тенистые кленовые аллеи, как и души тех, кто когда-то жил в этом городе.

 

Утром теплый рассеянный свет льётся сквозь изумрудные кроны. Парк принял меня именно утром, тогда ещё конопатого малыша, сжимающего надёжную мамину и папину ладошку. На качелях-лодочках мы взмывали, казалось, к самому солнцу. Мама смеялась, ветер трепал рубаху на папиной груди и, было видно, какой папа сильный, загорелый. Внутри всё сжималось и замирало от счастья, впереди была целая жизнь, только не трусь и не лги. Парк помнит наши шалости по-малолетству, первый портвейн "Три топора" и «летку-еньку» на шатких досточках открытой веранды. И первую любовь под той же верандой, после которой было горько и стыдно а, горячие слёзы исчезали в трещинках -«морщинках» деревянной Мадонны с ребёнком…

Давно уж нет разноцветных реечек танцевальной веранды, сдали на металл качели-лодочки, нет мамы и папы и, лишь Мадонна смотрит своим любящим взором, таинственно улыбаясь маленьким ангелам. Маленькие, всегда ангелы, вот и я уже, привожу за ручку своё маленькое продолжение.

 

Так или иначе, местом самых необычных встреч, "разборок", венчаний, прощаний, а также, «горьких раздумий о судьбах моей родины» остаётся старый парк.

Снова возвращаюсь под кроны таинственных исполинов, щурясь радужной дисперсии света вокруг уличных фонарей. Ухожу от клацающего крышками люков бетонного городского исполина, от его канализационного дыхания, гари и потной ночной духоты, словно иду к себе, в другую жизнь.

А жизнь, жизнь таинственно дефилировала в центре парка, и эпицентром её был «Круглый» - бар, возле которого можно всё забыть, над запотевшим бокалом пенного напитка. И многозначительные сентенции правильными спиралями заполняли мой расслабленный вакуум, нахлобучивая сверху янтарную горьковатую пену…