Обухова Елена

Надо проводить границу между инерциальной жертвенностью, необдуманной и никчёмной, и активно-деятельностной, направленной на коренное изменение негативного процесса, ведущего к деструктивным изменениям личности или коллектива, для которых мы заклание агнца производим.

У А.П. Егидес есть книга «Как разбираться в людях, или Психологический рисунок личности». Автор показывает разницу между жертвенностью и жертвоприношением.

Паранойяльный человек может выдержать много испытаний, невзгод, лишений, пытки, репрессии, даже принять смертную муку за свою идею.

Монах Джордано Бруно 12 лет шел к костру на одной из центральных площадей в Риме, где ему спустя века поставили памятник. А ради чего ? Чтобы не говорить того, что не считал истиной.

Вот Галилей, когда его прижали инквизиторы, отрекся от истины и только «в кулуарах» произнес трагически знаменитую фразу: «А все-таки она вертится!» А Бруно свою истину декларировал не в кулуарах, а в лицо мракобесам.

Когда летит на пламя мотылек,

О смерти он своей не помышляет.

Когда олень, от жажды изнемог,

Спешит к ручью, он о стреле не знает.

Когда сквозь лес бредет единорог,

Петли аркана он не примечает.

Я же лес, в огонь, к ручью себя стремлю,

Хоть вижу стрелы, пламя и петлю.

Это стихотворение встретилось мне в трактате «О героическом энтузиазме» Джордано Бруно. Он приписывает его поэту Тансилло, но, возможно, что это псевдоним самого Бруно. Так или иначе, оно выражает ту идею жертвенности, которая бывает свойственна паранойяльным людям. Прекрасные стихи, прекрасное и трагическое содержание.

Но больше, чем идея жертвенности, паранойяльному свойственна идея жертвоприношения.

Даже сыновьями жертвовали паранойяльные (Авраам, Петр I, Сталин), не говоря уже о чужих по крови людях. Жертвоприношение и жертвенность часто идут рядом. Если я жертвую собой, то имею якобы право принести в жертву и других, потребовать от них жертвы. В жертву должно быть принесено иногда даже право на смерть, на суицид. Христианская религия запрещает самоубийство, оно карается адом. А в стихотворении поэта послевоенной и шестидесятнической эпохи Бориса Слуцкого «Кельнская яма» есть строки:

А если кто больше терпеть не в силах,

Партком разрешает самоубийство слабым.

То есть в принципе не разрешает, но в порядке исключения может разрешить.

Она любила, и напрасно

открыла тайники души.

Всем априори было ясно,

чем занимался он в тиши

пустынных и огромных комнат

квартиры с окнами на Кремль.

Он вряд ли имя её вспомнит!

Он ничего не дал взамен

её поруганному счастью.

Она смотрела из окна,

как надвигается ненастье,

как корчится в крови страна.

А он заученной цитатой

давал работу на заказ:

«Страна сказала – значит надо!

Не выполнишь страны приказ -

на Соловках сгниют родные…».

Да, он принёс ей много бед.

Так Родине служить отныне?

«И телом тоже», - был ответ.

Она пришла домой угрюма,

И на чело легла печаль,

Как выберусь теперь из трюма?

Корабль уносит ветер в даль!

Она оделась, в белом платье

стояла долго у зеркал…

Но страх невидимым заклятьем

Такую душу не сковал!

Она молилась смирно, тихо,

свой крестик тайно сохраня.

Записка на столе: «Есть выход!

Прошу во всем винить меня!»

Тридцатые, сороковые

катили годы! Чёрный след

остался в памяти народа,

и спрятан был в шкафу скелет…

Увы, сами паранойяльные все-таки зачастую почему-то не хотят быть жертвой. Они посылают на смерть («Но человека человек послал к анчару властным взглядом»), а сами погибать не хотят.

В фильме о Ломоносове сценариста Осетинского и режиссера Прошина есть такой эпизод. Паранойяльный лидер-раскольник собирает всех в деревянной церкви для самосожжения, а сам выбирается потайным ходом. Юный Ломоносов упрекает его: «Детей и баб пожег, а сам не сгорел...»

Такая вот нравственная «диалектика» свойственна некоторым паранойяльным.