Бажанов Михаил

Катастрофические потери несёт в наши дни армия ветеранов Великой Отечественной войны - участников боевых действий и тружеников тыла. Даже тем, кто пережил войну ребёнком, уже за восемьдесят. В их рассказах нет военных операций с громкими названиями из учебников истории, известных фамилий маршалов. Но каждая крупица воспоминаний об их личной «маленькой» войне, пережитой детским сердечком, бесценно. Ветеран «Энергии» Евдокия Степановна Щербакова - ребёнок войны, которую встретила в белорусской деревне, занятой фашистами.

Она родилась на хуторе Петровка, Толочинского района Витебской области (ныне деревня Косеничи, Крупский район Минской) в семье Петровичей.

Чуть ли не первое её воспоминание — стук топоров и запах свежей стружки. Деревня строилась: школа, церковь, магазин, новые дома... Хорошо жили и Петровичи. Отца, как одного из самых грамотных среди односельчан, (четыре класса церковно-приходской школы) определили продавцом в новый магазин. Он работал с душой, людей жалел: тем, кому нечем было заплатить за продукты, - отпускал в долг, абсолютно доверяя односельчанам. Свою большую семью, в которой уже было пятеро детей, перевёз в новый просторный дом. Жить бы да радоваться, но случилась беда. Сначала врагом народа был объявлен и увезён навсегда брат отца Григорий. Спасая общественное стадо от падежа, он, колхозный зоотехник, принял решение уничтожить часть больного поголовья. Тут же угроза тюрьмы нависла и над отцом: в магазине была обнаружена значительная недостача. Чтобы спасти мужа, мать не задумываясь отдала за долги новый дом. Семья переехала в старую хатку, которая использовалась как амбар для хранения ржи и овощей.

В этой хатке с темными, маленькими окошечками и встретили войну. Пятилетняя девочка не сразу поняла, что случилось. Больше не стучали топоры в деревне. Да и мужиков почти не осталось: ушли партизанить в леса. Через деревню проходило много людей. Просыпаясь, она видела, как на брошенной на пол соломе спали солдаты, которые выходили из окружения. Жалея этих усталых, растерянных мальчиков в солдатских шинелях, мать помогала чем могла: распряжет и напоит лошадей, уложит и разбудит под утро их хозяев. И они уходили на восток.

А в небе всё чаще немецкие самолёты летели на Смоленск, иногда сбрасывая одиночные бомбы на белорусские деревушки. Дуня с братьями и соседскими ребятишками бежали к подставленной к их хате лестнице, таща за собой на крышу всё, что гремело, - корыто, кастрюли, тазы, и колотили по ним так сильно, чтобы звон, раздававшийся по всей деревне, предупредил сельчан об опасности. Но от беды, которая пришла слишком быстро, детские дежурства уберечь не могли. Не прошло и месяца после начала войны, как фашисты стали хозяйничать на их земле. Правда, для проживания они выбрали село побогаче, но до него было рукой подать: можно было рассмотреть школу, ставшую комендатурой, и солдат в чужой форме.

Самым умным в их белорусской деревне считался еврей Залман. К нему, да ещё деду Лукашу, зимой и летом не снимавшему зимней ушанки и валенок, шли за советом в трудные моменты жизни. А труднее времени, чем белорусское лето сорок первого, не переживал никто. Односельчане собирались вечерами в хате у Залмана, чтобы вместе разобраться, где она, Советская Родина, и как жить. Об этих посиделках кто-то доложил в комендатуру. Чтобы спасти Залмана, деревенские решили его спрятать. На рассвете увели в лес, выкопали землянку, забросав от чужих глаз ветками и листвой. Продукты носили по очереди: кто кусок сала, кто крынку молока. Только деревенские знали условный стук в эту не видимую для чужих глаз дверь. Отец в то время стал часто ходить в лес за грибами. Мать собирала в корзинку картошку, хлеб. Но сколько бы Дуня ни просилась с ним, не брал, отшучивался: «К детям в корзину грибы сейчас не идут». Куда ходил отец, девочка узнала после войны из рассказа самого Залмана.

Немцы часто ходили по дворам, ловили кур, опустошали погреба. Услышав их крики «Милко, яйко!», мать старалась собрать все съестное, только бы не тронули корову, без которой не выжить. Однажды немцы пришли, когда Дуня с сестрой лежали в горячем тифозном бреду. Стали прикладами выталкивать из хаты отца, но, услышав про тиф, испугались. Но в следующий раз отца спасти не удалось. Он вышел не оглянувшись, уводя немцев с собой, чтобы не устроили обыск. На печи, забросанный тряпьём, прятался старший 14-летний сын. Женщин, подростков, мужиков, как овец, загнали в амбар... О том, что наших угоняют в Германию, сообщил дед Лукаш. С крыши дети увидели: людей строят в колонну. Мама схватила кусок сала, утренний каравай хлеба, дала Дуне и брату по торбочке и велела бежать к отцу. Маленькая девочка не успевала за старшим братом, падала, теряя драгоценную ношу, но поднималась. Она и сегодня помнит, как хотела добежать, но не добежала. Отец увидел детей. Потом рассказывал, что попросился по нужде. Выйти из колонны разрешили, но солдат навел на него прицел. Но ему удалось чуть-чуть оттянуть время. Брат успел добежать и передать хлеб, а потом метнулся к сестре, схватил ее торбочку и тоже сунул отцу. Как плакала она тогда, что не успела. Отца угнали в Германию.

О том, что кончилась война, односельчанам тоже сообщил дед Лукаш. Немцы ушли. Потом на бронетранспортёрах поехали наши солдаты. Чтобы хоть как-то помочь своим, взрослые засыпали ухабы и рытвины разбитой танками дороги. А дети махали вслед солдатам, приветствуя каждую военную машину. Встречать их полагалось цветами, но не было их ни в одном палисаднике. Какая-то девочка сорвала листья подорожника и лопуха, и этот деревенский военный букетик подарила солдатам, а они обрадовались, будто это были довоенные розы. И все дети побежали с этими букетиками. Солдатики улыбались, дарили им шоколадки из сухого пайка. Дуня тоже побежала, но остановилась: что подарить? У дороги травы уже не осталось, едва нашла листик лопуха. А колонна шла вперед, и первые машины были уже не видны. «Неужели опять не добегу?» - испугалась девочка. Но, увидев её, с последнего грузовика вдруг спрыгнул солдат и побежал на-встречу, схватил в охапку. Дуня задохнулась от счастья. До сих пор помнит эти объятия. И вкус той первой в её жизни шоколадки, которую он вложил ей в ладошку.

После воины вместе с братом пошла в первый класс: ей было 9, ему - 11. А ещё вернулся из Германии отец и даже привез подарки - косынки голубые и розовые из какого-то парашютного, невиданного в деревне материала. После семилетки она уехала в Москву. Работать устроилась на завод в Подлипках, к В.Г. Грабину.

Евдокия Степановна Щербакова более 56-ти лет отработала на нашем предприятии, почти 40 лет в цехе. Она занималась покраской выпускаемых изделий: сначала танков, потом кабин космических кораблей, спускаемых аппаратов (даже для Юрия Гагарина), работала термистом. Самое яркое послевоенное впечатление - запуск «Бурана» на Байконуре. «Когда он начал подниматься, меня такая гордость охватила, что это чудо техники сделали люди, которые работают вместе со мной!» И радовалась так же, как в День Победы», - вспоминает ветеран.

--- Ирина Канточкина, корреспондент «За новую технику» - заводской газеты НПО «Энергия», г. Королёв, Московской области

---

корреспондентка почти ничего не добавила от себя, я эти мемуары тёщи слышал не раз. Не упомянуты только страшные голодные 3 зимы в оккупации, когда дети выкапывали из под сугробов гапоны - промёрзлую картошку, оставшуюся после уборочной страды. И матери пекли из этой жижи что-то вроде блинов. О том, как ели лебеду. Да всё, что съедобно...

Не упомянута старшая сестра Дуни и Стёпы Анна, умница, краса и гордость села, не перенесшая тифа в 41-м. Главе семьи к началу войны было уже за 50, матери - 43. Всё работоспособное население, молодёжь, начиная с 14-ти лет, немцы угоняли в Германию на работы.

Второй по старшинству из детей в семье 15-тилетний брат Юра, будучи в хате у друга, попал под облаву - полицаи искали на селе, кого бы ещё забрать для угона в Германию. Юра спрятался в погребе и затаился. Полицай открыл крышку погреба, лезть в него не захотел, то ли шутки ради, то ли для острастки пальнул очередью сверху вниз... повезло