Кейн


Восемьдесят восемь.

 
15 июн 2018
Я хотела бы поговорить о ценностях, вернее о подмене ценностей. Мы сами того не заметили, как нам очень аккуратно и постепенно навязали чуждые нам ценности.
 
У Роберта Рождественского есть замечательное стихотворение под названием «Восемьдесят восемь», и в примечании к стихотворению сказано, что сочетание «88-С» по коду радистов означает «целую». То есть для многих поколений советских людей число 88 означало «целую». А что сейчас? В числе 88 закодирован нацистский лозунг. Да, именно так, националисты активно используют это число. Как говорится, от слов любви к словам ненависти...И напрашивается логичный вопрос: что же такого произошло за эти 50-60 лет, что значение одного и того же числа настолько поменялось? Что послужило этой линией, разделяющей на до/после? И главный вопрос: Почему мы приняли это? (я, в первую очередь, говорю о молодом поколении)
 
Той самой линией, разделяющей на до/после послужил развал Советского Союза, когда нам, вместо промышленности, домов культуры и истинных ценностей, подсунули гамбургеры и кока-колу. И вместе с гамбургерами и кока-колой мы начали впитывать в себя американскую, чуждую нам культуру.
 
В 90-ые годы к нам с Запада начали приезжать американские пасторы, проповедники и мы повелись на это. Мы повелись на их сладкие речи и улыбки. Мы совсем забыли о том, что наши предки когда-то умирали за православную веру, боролись за нее, проливали свою кровь. Конечно, 70 лет атеизма дали о себе знать, но нельзя забывать свое прошлое и свои корни.
 
В 1920-30-ых годах в Европе для русских детей белых эмигрантов открывались школы при католических церквях, родители был готовы отдать туда своих детей, но при одном условии, что их дети останутся православными. Почему же эти люди думали о своих корнях?...В первую очередь, это то классическое русское образование, которое получила та самая интеллигенция, где им с детства прививалось чувство патриотизма, гордости за свою страну, уважение к ее ценностям и культуре.
 
А какие чувства прививались школьникам 90-ых годов? Слава Богу, что сейчас из школьной программы убрали учебники по истории России, которые были написаны американцами или на американские деньги. Но на этих учебниках успело вырасти целое поколение, для которых ключевую роль в победе над Германией сыграли битвы под Эль-Аламейном (Египет, 1943 год) и за атолл Мидуэй, где американцы разгромили японский флот («Новейшая история XX века» А.А Кредер) И опять же, мы позволили таким учебникам появиться в наших школах. Мы позволили в наших школах появиться тетрадкам, на обратной стороне которых красовались четыре американских президента. Мы повелись и на это.
 
Вроде бы так непринужденно, с улыбкой на лице и добрыми словами, да еще и с материальной помощью нам подменили наши ценности, нашу историю, нашу культуру. Нам подменили (или по крайней мере пытались подменить) все то, что на протяжении веков для русского человека было святым, и взамен этого навязали чуждые ценности и культуру.
 
Дарья Солдатова
 
Понимаешь,
трудно говорить мне с тобой:
в целом городе у вас —
ни снежинки.
В белых фартучках
школьницы идут
гурьбой,
и цветы продаются на Дзержинке.
Там у вас -деревья в листве…
А у нас,-
за версту,
наверное,
слышно,-
будто кожа новая,
поскрипывает наст,
а в субботу будет кросс
лыжный…
 
Письма очень долго идут.
Не сердись.
Почту обвинять
не годится…
Рассказали мне:
жил один влюбленный радист
до войны на острове Диксон.
Рассказали мне:
был он
не слишком смел
и любви привык
сторониться.
А когда пришла она,
никак не умел
с девушкой-радисткой
объясниться…
Но однажды
в вихре приказов и смет,
график передачи ломая,
выбил он:
ЦЕЛУЮ!
И принял в ответ:
Что передаешь?
Не понимаю…
 
Предпоследним словом
себя обозвав,
парень объясненья не бросил.
Поцелуй
восьмерками зашифровав,
он отстукал
ВОСЕМЬДЕСЯТ ВОСЕМЬ!
Разговор дальнейший
был полон огня:
Милая,
пойми человека!
(Восемьдесят восемь!)
Как слышно меня?
(Восемьдесят восемь!)
Проверка.
 
Он выстукивал восьмерки
упорно и зло.
Днем и ночью.
В зиму и в осень.
Он выстукивал,
пока
в ответ не пришло:
Понимаю,
восемьдесят восемь!..
 
Я не знаю,
может,
все было не так.
Может —
более обыденно,
пресно…
Только верю твердо:
жил такой чудак!
Мне в другое верить
неинтересно…
 
Вот и я
молчание
не в силах терпеть!
И в холодную небесную просинь
сердцем
выстукиваю
тебе:
Милая!
Восемьдесят восемь!..
Слышишь?
Эту цифру я молнией шлю.
Мчать ей
через горы и реки…
Восемьдесят восемь!
Очень люблю.
Восемьдесят восемь!
Навеки. (Роберт Рождественский)