Востриков Сергей


Из запавших в душу... Полина Синёва

 
1 мар 2018
Сегодня о замечательной поэтессе, моей землячке Полине Синёвой.
Дай ей Бог здоровья и долгих лет творчества. Первую книжку с её стихами купил в далёком 1989...
 
Во мне идёт война моих друзей.
С одними я хорошей быть умею,
С другими - то глупею, то мудрею,
То становлюсь уверенной и злой.
 
Я праздную с одним. С другим тружусь.
Один меня стихи читать попросит
Про жизнь и смерть, про совесть и про осень,
Другой - нальёт, и я не откажусь.
 
Во мне идёт война моих друзей.
Мои друзья не знают друг о друге!
Их добрые протянутые руки
Порвут мой мир на несколько частей.
 
Их непохожесть обернется злом.
Что выбирать, которой становиться,
Когда в один прекрасный день случиться
Им всем столкнуться за одним столом?
 
Всё дело в них, но кажется порой:
Во мне идет война меня со мной.
 
* * *
 
Наизусть, минуя все алфавиты мира,
наклоняясь снова к своей природе,
перегнёшься через её перила:
не с того языка тебя переводят.
 
Взглядом до себя дотянешься, еле-еле:
облака внизу, туман, и уже светает.
Человек лежит на уступе пустой постели,
как из текста выпавшая запятая.
 
* * *
 
Эта местность другого цвета.
Сколько времени утекло.
Междуречье Невы и Леты.
Губ расплавленное стекло.
 
Под водою плывут деревья,
в низком небе идут стада.
Даже камень - ещё не верит,
но приходит опять сюда.
 
Прежний город сутулит плечи,
хмурит каменное чело,
вставший между рекой и речью,
но не помнящий ничего.
 
Город стёрся до основанья.
Только небо хранит следы,
и висят в нём сны и желанья,
как невидимые сады.
 
* * *
 
Опасаюсь, что вкус ощущаем не тот.
Что в одном был неточен всевышний.
Что единственный, вечный, запретнейший плод -
это райские вишни.
 
Может, все мы, уж сколько на свете живём,
не под те приходили деревья.
Этот маленький дар - что мы знаем о нём?
Разделить его можно лишь только вдвоем
старым способом древним.
 
Что пред тайной судьбы - наслаждений пиры?
Никакого сравнения, ближний!
Ты не веришь - но лишь до поры, до поры.
Что есть яблок довольных слепые шары
перед сумраком вишни?!
 
Капли этого сока, моря, корабли,
и вино у ночных изголовий,
это - всё, это губы и раны твои,
это цвет беззащитной изнанки любви,
вкус июля и крови.
 
Здесь не спят и приходят почти наугад
в этот сад, неизмятый шагами,
в этот дикий, ничей и безвременный сад,
где болеют и ждут, но об этом молчат,
только звезды срывают губами.
 
* * *
 
Мается душа, мается днем и ночью.
Из угла в угол слоняется тело.
Я не понимаю, Господи, чего ты хочешь.
Я не знаю, Господи, что тебе сделать.
 
Я уже пробовала и так, и этак,
но старания мои тебе неугодны.
Что-то не так: нет от тебя ответа.
Ни счастливой стать, ни вздохнуть свободно.
 
Может, Господи, ты мне сам подскажешь, поможешь?
Чтоб не мучаться попусту зиму, весну и лето?
Нет, боюсь. То есть стоило бы, но все же
я боюсь - а вдруг ты скажешь в ответ на это:
 
«Хочу, чтоб ты просыпалась ровно в семь тридцать,
чистила зубы, разучивала на баяне гаммы.
Завела собаку, перестала бы материться.
Мыла посуду сразу. Любила маму».
 
Вот и всё. Так просто? Представляешь, Господи, этот шок?
Можно ведь ждать от тебя подобной подставы?
Или, скажем, попросишь, чтоб закусывала хорошо
и лапшу китайскую трескать в офисе перестала,
 
перешла на здоровую пищу и витамины,
записалась в бассейн и ложилась в девять.
Господи, конечно, всё это очень мило,
но стихи я пишу только ночью. И что же теперь мне делать?
 
Ты понимаешь, какая борьба мотивов?
И я ж люблю тебя, а ты мне – кефир на полдник…
Никакая крыша не выдержит. Это неотвратимо?
Может, Господи, можно попроще подвиг?
 
Может, книгу прозы мне написать за лето?
Выгнать любовника? Выиграть с плотью войны?
А то я лежу тут и парюсь неостроумным твоим заветом.
Понимаешь, Господи, каково мне?
 
Каково мне тут, слабой, грешной, несовершенной, лежать средь ночи,
завернувшись с пятками в одеяло?
И раздался голос:
- Да, собственно, делай сама, что хочешь.
Мне все равно. Дай поспать. Совсем задолбала.