Наташа
Сказочные размышления
15 июл в 19:24
(Василисам Премудрым посвящается)
Жалеть себя – дело, мало того, что неблагородное, да к тому же ещё и гиблое. Ибо с того момента как ты начинаешь жалеть себя, ты берёшь вид на жительство в мало приглядном пейзажами месте, обозначенным вывеской «Болото». С соответствующим антуражем и живностью.
Оно может где-то и живостью суетно, и даже интересно по-своему, да только до поры до времени. Пока ты от жизни стоячей недвижимой, обитателям местным подквакивая, не затоскуешь, слезами горькими омывая себя, заболоченную до зелени неприглядной.
И если ты, посреди этого палюдариума, то бишь болота окультуренного, не считаешь себя, как минимум лягушкой-царевной, которой на роду написано поймать стрелу за коей явится царевич, чтобы забрать тебя из твоего болота в своё царство, то рассчитывать тебе, окромя как на саму себя, более-то и не на кого.
По факту и с царевичем не всё может гладко выйти. Поскольку, во-первых, стрелы пускают не только царевичи. Во-вторых, даже если тебе крупно повезло и за тобой пришли всё-таки с царского двора, всегда есть вероятность, что его царствие мало чем отличается от того болота, из которого он тебя вытащил. Ну, разве что вывеска там по более да по нарядней, вроде «Болотово».
Ибо, пусть и с приставкой «царевна», по сути, ты всё-таки лягушка, а подобное, как ни крути, притягивает только подобное.
По сему и знай, что царевич, пустивший стрелу и представши пред твои ясные очи во всей своей красе статного молодца, где-то глубоко внутри себя, как и ты, такая же лягушка. Ростом, разве что крупней, с жабу будет, потому как родом из царей значится. От чего уверенности, сил и власти перед лягушкой у него всяко побольше имеется.
С того и возьмёт тебя, по воле родительской, за себя замуж, за спину свою поставив, стыдясь показать кому-либо.
Кормить-то будет. Комарами, червями да мухами. Жирными. Женой поскольку числишься. Редкостью за спину свою, на тебя, поглядывая. Ибо не о лягушке чаяния свои лелеял, да и дел попривлекательнее полно, за них и схватится. За тебя ответствуя перед родителем, за свои дела ответ держать, да о будущем царствия заботами посильными помогать царствующему батюшке. Потому как, недосуг сыну государеву глупостями заниматься, особливо лягушачьими.
Вот тут ты и начнёшь по новой к себе жалостью проникаться. На себя её нахлобучивая, болото своё старое вспоминать словами добрыми. Там-то ты могла куда хотела плыть да скакать в волю свою лягушачью. А тут по указке живёшь – за спиной его спрятанная, стыдом его прикрытая и ему не нужная, и от других закрытая.
От жалости этой, слезу обронив, к блюдечку с золотым яблочком мчишься, совета спросить у матушки. Матушка-то на все вопросы ответы знает. Это для других она баба Яга, а для тебя родная, кровная.
Помнишь, что она тебе жизнь дважды жаловала. Первый раз, когда на свет родила. Во второй, когда от Кощея вызволила. На болоте жить спрятала, в лягушку превратив, чтоб не отыскал он тебя, да к себе не забрал.
А то, что отец он твой, дак любовь случилась сильная. Да такая великая, что ты этой любовью на свет появилась. Вся она в тебе, всей силой своей от отца и от матери, воедино слитая аккуратно вложена, от рождения и пожизненно тебе завещана, никуда не делась и не денется.
А в том, что меж родителей любовь опосля в пух и пепел разлетелась, рассыпалась, вины твоей нет. Ибо дела это родительские, сами пути свои выбрали, сами их и ведут. На вмешательства, нравоучения и помощь какую-либо вето наложив. Другим носам и глазам меж них соваться, мало того, что не гоже, дак и себе дороже выйдет.
Но так тебя оба родителя полюбили, уж очень красивой и умненькой родилась, что один у другого себе забрать хотел, да так хотел, что другому спасать пришлось от погибели. Как от отца, так и от себя от матери. Ибо если б оставила при себе, так служить бы стала ты моей старости. Не для этого тебе жизнь дадена. Свою жить надобно. От того и силой, своей токмо, в болоте, в шкуре лягушачьей, спрятала.
Да только шкура лягушачья не на век надёвана. Сгинет, как только вспомнишь кто ты есть, чьих дочь родителей, чьего рода-племени. А как вспомнишь, так и поймёшь, что не спроста, даже в лягушачьем обличии, тебя стрела с царского двора выбрала. У царёв-то, глаз да рука на знатную кровь испокон веков навострённые. Так что вспоминай, вспоминай себя, милая.
С тем проведя ладонью над своим блюдечком, яблочко на твоём блюдечке останавливает, да от взгляда скрывается.
Тут-то на тебя и хлынет. Память. Любовью бережно. Вспоминаешь и понимаешь, что ты вовсе не какая-то там лягушка болотная, а самая, что ни на есть, настоящая Василиса Премудрая. А по красоте так и вовсе, зарю затмив, сияешь, свет белый радуя. От чего и Елене Прекрасной за тобой неделями бегать да выспрашивать, чего сделать-то надобно, чтоб красотой сиять так же.
А всё оттого, что Любовь Силой великою тебе от родителей досталась, такая же, что им, от их родителей перешла, а тем, уж если и говорить, от того, кто любовь безграничную свою, сутью своей поставил. У которого детьми – всё племя людское числится, коим без условностей любовь свою и дарствует. И такой она чистой, светлой да великой значится, что и дух от радости безмерной ликованием захватывает. С чего шкура лягушачья сама с тебя слазит. Потому как ты этой любовью напитанная светишься, понимая, что ты и есть любовь эта безмерная.
С того и каждую букашку, пташку, травинку да дерево понимаешь, песню реки чувствуешь, дыхание ветра слышишь, солнце и звёзды близкими да понятными становятся. С чего и знаешь о чём ветер шепчет, река чем с тобой поделиться хочет, о чём дерева, корнями за землю-матушку держась, знают да помалкивают. А им и говорить не надобно, потому как сама видишь, слышишь да чувствуешь, зная, что сделать надобно во благо всеобщее.
И столько этой любви в тебе, что царям, умом да опытом богатым, до неё тянуться стараючись, не дотянутся. Ибо не в силе любви их мощь, а в разумении, коим они землями управляют.
Разумением царством управлять царям на роду написано. Да одним разумением, без любви, земли держать, забота не лёгкая, хлопотами тяжёлая, а порой и опасностями полна.
Знают о том цари, особливо летами опытные, от того и велят сынам, когда те молодецкой дурью маяться начинают, стрелы вострить на поиск той, у которой любви такой, полно до безмерия. Чтобы любовь в род пришла-обновилась, детям да внукам досталась, пользою для процветания дел царственных, да на благолепие света белого.
Не всем, правда, сынам царёвым удача в деле этом сопутствует, а тем только у кого сердце чистое. Оттого цари сыновей поболее жаждут иметь, удачу тем увеличивая. А к верному сроку во двор их выводят, да стрелы пускать велят, с родительским благословением.
И понимаешь ты для чего такой любовью одарённая на свет белый пришла. Какой силою наделённая. Чем можешь мир порадовать. Да только сердце твоё девичье, всю полноту любви родительской почувствовав, с такой же жаждет встретиться. Вот тут и встаёт поперёк дороги твоей взгляд царевича, при первой встрече, на тебя зелёную, брошенный. С того и кожа лягушачья сама на тебя снова натягивается, да от него прячет.
Он хоть и взял тебя безропотно, да домой понёс, только смотрит с брезгливостью, а то и вовсе отворачивается. Не замечая, того что сам по себе жаба, пусть и царственная. Родительским разумением богат да властью, своим только тешится, любви не чуя. Но если сердце чистое, то и надежда есть и великая.
Не зря тебя родители Василисой Премудрой назвали, а значит и ума, даже в шкуре лягушачьей хватит, разок себя показать, той какая ты есть на самом деле, какого рода-племени. А как увидит красу твою истинную, так сердцем чистым своим поймёт, что делать надобно.
Не долго твоей шкуре зелёной в углу прятаться. Мигом от неё избавится. А как только это сделает, тут жаба его, что засела в нём основательно, во весь рост свой царственный и зашевелится.
Поскольку, в тот миг, как шкуру лягушачью изничтожит, тотчас папа, Кощей который, где бы он ни был, дочь свою увидит, через ту любовь, что в неё вложил пожизненно, от оберега материнского освобождённую. Примчится, где бы ты ни была, обнять со спины, как в детстве, оберегая тебя от ветра холодного. Да на ушко зашепчет, гостьей к себе звать. Не боись, мол, токмо за подарками, что за каждый год, пока не виделись, скопилось для тебя не малостью, да и просто побеседовать. Ибо соскучился. К тому бы и зятя проверить надобно. Достоин ли?
Тут уж мужу-царевичу, одному оставшись, думу думать некогда – дел три короба, да ворох задания. В один миг от жабьего своего нутра и избавляется, ибо лопнув, сдуваясь вылетело. Потому как, за миг краткий, наглядеться не успел, красотой твоей, от коей в сердце огонь разгорелся, жаром всю стать согревая до маковки самой. Да от любви, от тебя исходящей, что душу его всколыхнула-затронула, счастьем да радостью жизнь наполняя, дух его возвысила. Так возвысила, что любая гора дел по плечу, любое море препятствий по колено, а болото жабости, так и вовсе сырость сплёванная, от взора сама испаряется.
В путь-дорогу собирается. Ибо без тебя ему свет белый немил. Краше не найти, хуже не надобно. С чего жизнь без тебя не лучше болота видится.
Собирается да отправляется в путь-дорогу далёкую не знакомую, в царство Кощеево, за женою своей Василисой Ненаглядною. Ну и пусть Кощей родич-родитель твой, сам-то он, погляди, царевич, не лапотник. Родом высок да сердцем чист. Сердцем, которое ты затронула, огонёк в нём оставив. Это огонёк к тебе и приведёт, где бы ты ни была.
Потому как тепло огонька этого Матушка твоя почует, по-всякому.
И какими бы путями-дорогами он не пошёл, все их к себе развернёт, повернёт, выведет. Его посмотреть взором своим вострым. В баньке жаркой веничком попарив почистить от остатков духа жабьего. Водицей омыть студёной колодезной, дух и сердце его укрепляя. А после застолья щедрого, с коего сила его прибавится, благословив, верный путь указать в царство Кощеево. Ибо только она и знает его. Прямой, не околицей.
Идти по которому мужу-царевичу дело, пусть и не долгое, а встать перед очами батюшки твоего, ответственное.
Потому как весь он перед ним, как лист перед травой, видимый. И дух его, и сердце, и разумение, коим блеснуть придётся ответствуя уважительно. Ибо родитель он твой, которому ты дорога пуще прежнего.
А поскольку любит тебя твой батюшка, то и с царевича, мужа твоего, вопрошать будет строже строгого. Проверять и сердце его на чистоту, в коем любовь твоя поселилась, и дух его на стойкость верности, и силу его, коей тебя, любимую, оберегать будет. Всерьёз проверять будет, по-отечески. А как на всё ответы получит, так и двоих вас благословив, домой, в терем царя отправит, с подарками. Жизнь свою жить, своими делами свет белый радовать.
Представ же перед царём-батюшкой, поклоном его поприветствовав уважительно, муж твой тебя за спину отныне не спрячет. За тобой встаёт оберегом надёжным, перед собой поставив, на виду чтоб была. Спину твою закрывая от ветров холодных, да от гостей, вдруг, нежданно соскучившихся. Ибо неча, коли дали добро доверием, да одарили благословением.
С той поры в счастье живёте да в радости, друг с другом по любви ладя, царству на процветание свет белый делами радуя.
А кто не верит тому о чём тут сказано, так тому на болото, к лягушкам, за жалостью. Ибо жалость – дело хоть и неблагородное, но свойством своим волшебное. Лёгкостью лёгкое, да силой сильное. И если сил хватит жалость к себе одолеть, то с ней и справишься. А если справишься, то и себе понравишься. Да так понравишься, что на весь белый свет прославишься.
Почитайте стихи автора
Наиболее популярные стихи на поэмбуке