t/voyager/bera
депрессивный дед
8 окт в 7:18
Да-да, именно так себя величает двадцатидвухлетний самобытный автор, которого случайно открыла для себя относительно недавно.
Сочная, запоминающаяся поэзия
Здзислава Лещчушко
Десятый, эксклюзивный
Я не то чтобы злой, нет зла у меня в крови,
(У меня в крови только руки и то – по локоть)
Я всего-то лишь с детства душно-правдолюбив.
И однажды, вопросов каверзных накопив,
Я решил завалиться в рай, потрепаться с богом,
И такой ему прям с порога:
Что случилось с мячом, улетевшим во двор к соседям?
Кто зимой исцеляет пролежни у медведя?
Почему дед Мороз и седеющий дядя Лёша
Так похожи?
И где обман?
Как по паспорту звать бабайку в моем шкафу?
Почему у Санька отец окаянно пьян?
А мой – так и вовсе не существу…
Бог пытается перебить, но я парень цепкий
Я его до кровИ словесным колю ланцетом –
Если Дьявол плохой, почему его компетенции –
Гейский секс, полуночный жор и поджанры рока,
А потоп, геноцид, сожжения, смерти детские
Совершаются добрым Богом?
Безопасно ль фут-фетишисту дарить топор?
А имеет ли право женщина на аборт?
И бывает ли косоглазие у циклопа?
Бог в святейше-лютейшем ахуе жмет на кнопку –
Вызывает инферно-ЧОП,
Только мне от него ни зябко, ни горячо:
Кто писал за Хемингуэя «Старик и Морти»?
Превратился ли все же в бабочку вредный Пупсень?
Почему я за месяц-пару в мужском эскорте
Заработать могу на дачу с окном на фьорды,
А в больнице врачом – невроз и пяток протрузий?
Как прожить эту жизнь приятственно и легко?
Можно ль ставить суппозиторий за упокой?
Почему из веков в века и из жизни в жизнь
Наши скрепы – ресентимент и алкоголизм?
И пока меня тащат ЧОПовцы, я ору,
Что хочу себе эксклюзивный десятый круг,
Пусть Люсёк там подсуетится, достроит ад.
Я с ним буду болтать веками.
Он будет рад.
*****
Колыбель гранита
Я открою секрет: в моей голове беспутственной,
В толще серой нейронной мантии расстилается
Что-то вроде бесплотной Нарнии сэра Льюиса,
Я живу там десятки лет гребешком подпанцирным.
Ни одним из приборов мир мой не пеленгуется,
Ни одна гугл-карта с сервисами не свяжется,
Там давно не имеют вес золотые унции,
В волопаса не тычут дула электростанции.
Только вот что забавно - там я родился кекуром,
Замурованным прямо в скалы гранитным големом.
Мне в лопатки дышал Байкал вековыми ветрами,
Обнимала Сибирь бескровленными ладонями,
И казалось, что так и сгину в часах песочных я,
Целый век собирая пазл цветными кварцами.
Но потом я признал в невинной игривой соечке
Твой смеющийся взгляд и едкие интонации.
Я манил тебя шелковицей, иргой, морошкою,
Заклинал себе: не спугнуть бы рукой размашистой.
Всякий раз мое тело шло кремнеземной крошкою,
(Нечто схожее с человеческими мурашками)
Если ты поднимался скоками воробьиными
По холодным моим кварцитам с отвагой ко;лосса.
Можжевелово в темноте голубели крылья и
Любопытный зрачок блестел ограненным ониксом.
Ночи медленно дозревали отменным хересом,
Я любил их почти язычески, наши сумерки.
У меня там, внутри, росла, прорываясь, вереском,
Глинобитная легкость с примесями безумия.
Здесь курчавые мхи струятся, спадая рюшами,
Солнце тонет, желтком стекая по горной челюсти,
А под толщей воды невинные спят жемчужины,
Убаюканные суровой осоловелостью,
Но твой мир не кончался камешками да пирсами,
Вместе с ночью ты исчезал за седыми волнами.
Я давился обидой гальковой, мелкодисперсной,
Но по-прежнему ждал, как ждать подобает голему.
Ветры брали тебя без спросу, хватали шельмово,
Грубо лезли под перья, нежные, суть бумажные.
За клинически совершенными перешейками
Эхо слез моих рассыпалось браслетом яшмовым,
(Я молил бы тебя, да бог обделил коленями).
От печалей и сов я был для тебя охранником,
Но пока в лисохвостых травах шныряли лемминги,
Ревность множилась в моем теле рудой урановой.
И точила по тихой все, что мне было вверено.
Как-то раз Антиной увидел глазами-звездами:
Голем кормит с ладони сойку душистым вереском.
И сжимает кулак до жуткого хруста костного.
*****
Голова солнца
Синие сопки, усы осоки,
Вьется межа ужом.
Густо намазан ломоть дороги
Полуденной тишиной.
И осенью пахнет кислою
Тромбоз водостоков лиственный.
Вечность твоя беспечная
Тянется, как гудрон.
Красное солнце вечером
Слепит сквозь бреши крон.
И лимфоузлами распухшими
У деда в саду зреют груши, и
Мякоть прозрачных яблок
Просится прямо в рот.
Скоро твоя Кудабля
Пушистый родит приплод.
И ты их понянчишь, кстати,
Если сомнола хватит.
Анабиозная анальгия
Все возвратит назад:
Дед поднимается из могилы,
Срубленный зреет сад,
И пустота на твоей макушке
Вновь зацветает кущей.
Небо снимается альбатросом
С плеч твоих.
Там, отвечали на твой вопрос, мол,
Лечат их.
Но метастазами лед по окнам.
Но кашель цвета варёной свёклы.
Ночь облекается в саван блёклый.
Вены горят огнем.
Время медовое промедолово
Льется.
В теплой ладони катаешь голову
Солнца.
И в утку пластмассовую беспечно
Твоя утекает вечность.
*****
Почитайте стихи автора
Наиболее популярные стихи на поэмбуке
